Скотт Вестерфельд - Бегемот Страница 21

Металлический исполин коленопреклоненно застыл, словно выражая почтение своей избавительнице. Одних лишь задних ног для движения было недостаточно. Сквозь слезы Дэрин различила исчезающие в безликой толпе размытые синие пятна: это удирали двое самозванцев. А тот, которого она угостила жгучим рыжим порошком, исходил на нет кашлем, соплями и чиханием.

Поднявшись на ноги, Дэрин как могла оглядела себя.

— Да чтоб вас! — крикнула она и тут же чихнула. Все, костюму конец.

Впрочем, утрата парадного мундира — это цветочки в сравнении с тем, во что превратилась мирная доселе улица: сплошь перевернутые повозки и прилавки, раздавленный, как клоп, металлический осел-шагоход. Людское сборище притихло, потрясенное тем, что наделала потерявшая управление стальная элефантина. Слон в посудной лавке может отдыхать.

С шагохода спустились сходни. Двое ассистентов посланника схватили одуревшего от специй германца, в то время как Ньюкирк с Мэлоуном устремились через толпу к Дэрин.

— Ты в порядке, Шарп? — участливо спросил Ньюкирк.

ЗА ДЕЛО БЕРЕТСЯ ОТЧАЯННЫЙ МИЧМАН

— Да вроде ничего, — ответила Дэрин, прежде чем фотоаппарат Мэлоуна, пыхнув, снова ее ослепил.

— Тогда давай скорей обратно на борт, — поторопил мичман. — А то эти ребята, неровен час, опять разбушуются.

— Кому-то, наверное, досталось. — Морщась от вспышки, Дэрин заторможенно оглядела улицу: не лежат ли среди расщепленного дерева и выбитых стекол бездыханные тела?

— Потому пошевеливайся! Надо найти наших водителей и опять трогаться, пока тут все снова не пошло вразнос!

— По мне, так оно уже пошло вразнос, — заметил Эдди Мэлоун, скармливая своему светляку щепотку сахара. Он нацелился объективом на улицу, по которой словно пронесся ураган.

Все еще промаргиваясь, Дэрин вслед за Ньюкирком прошла к «Неустрашимому». Сколько, интересно, человек видело, что сотню ярдов назад на элефантину взобрались водители-самозванцы? Поймет ли кто-нибудь, что британский экипаж не виноват в этом разгроме? А впрочем, люди что видели, что не видели — газеты все одно переврут по-своему. Во всяком случае, те, что подконтрольны германцам.

— Вы же видели, да? — обратилась она к Мэлоуну. — Это все самозванцы виноваты; не наши!

— Не волнуйтесь, я все видел, — успокоил репортер. — А у нас в «Нью-Йорк уорлд» печатается только правда.

— Ну так это в Нью-Йорке, — вздохнула Дэрин, взбираясь по сходням.

Толпа, отходя от шока, начинала понемногу оживать.

Весь вопрос в том, поверит ли им кто-нибудь здесь, в Стамбуле?

•ГЛАВА 13•

Алек напряженно дожидался сигнала в машинном отсеке.

Он расстегнул на куртке еще одну пуговицу. Нынче под вечер доктор Барлоу превратила отсек в настоящую баню. Такое впечатление, будто она специально поддает жара именно тогда, когда за яйцами следит Алек, — просто так, чтобы позлить.

Что ж, по крайней мере, страдать осталось недолго. Издалека уже слышно, как на машинной платформе правого борта начинают барахлить запальные свечи. Там сейчас находятся Клопп и Хоффман с Бауэром, делая вид, что возятся с двигателем. Возятся нарочито шумно, так что никто не удивится, когда к ним на помощь подтянется Алек.

После провального начала миссии доктора Барлоу план побега пришлось изменить. Алек видел, в какой спешке возвратился слонообразный шагоход: безо всяких припасов, один бок осыпан каким-то рыжим порошком. По кораблю разнесся слух, что на шагоход было совершено нападение, причем в инциденте пострадали десятки гражданских лиц. Уже через час у ворот летного поля скопилась разъяренная толпа, угрожая напасть на «Левиафан». У всех люков корабля были выставлены часовые, а гондолу взяли в кольцо османские солдаты в фесках. Поэтому не могло быть и речи о том, чтобы уйти нынче ночью через грузовую палубу.

Однако со своего поста в гондоле двигателя Клопп сообщил, что у причальной мачты часовых не наблюдается. А мачта сообщалась с головой воздушного монстра тросом, натянутым на высоте восьмидесяти метров. Так что если они впятером смогут перебраться по нему на мачту, а затем спуститься вниз, то, возможно, им удастся незаметно уйти по затемненному летному полю.

Алек прислушивался к надсадному вою двигателя, выжидая сигнал. Теперь, когда капитан фактически объявил Алека военнопленным, он готов был с легкой душой оставить корабль. Надо же быть таким глупцом, чтобы прикипеть к нему сердцем. Прав Фольгер: чувство, что это летающее исчадие ада — твой дом, на поверку оказывается самообманом и лишь причиняет боль. Да и Дилан мог стать ему близким другом разве что в каком-нибудь ином мире.

А вот и условный знак: запальные свечи чихнули пять раз подряд. Сигнал означает, что Бауэр с Хоффманом усмирили находящегося возле двигателя дарвиниста. Туда уже поднимается из своей каюты Фольгер, и, значит, побег начнется сегодня, как только стемнеет. Алек в последний раз проверил яйца; встряхнув, подложил в сено свежий обогреватель. Как бы ни было сейчас жарко в машинном отсеке, загадочный груз доктора Барлоу вполне проживет без надзора до утра. В конце концов, это теперь не его забота.

Обнаружив на ящике для яиц старое пятно смазки, Алек потер его пальцем и провел себе по щеке черную полоску — дескать, он и сам работал с двигателями на другом борту. Если кто увидит, то подумает, что возле яиц дежурит Дилан, а он выполняет поручение инженеров: к примеру, принести запчасти.

Постояв, Алек поднял свой инструментальный ящик. Он был набит запасной одеждой; здесь же лежала рация со штурмового шагохода, по весу отнюдь не пушинка, но если им придется скрываться где-нибудь в необитаемой местности, рация может оказаться единственным средством связи с внешним миром.

Алек вздохнул. На борту «Левиафана» он почти забыл, каково это — убегать и прятаться в вечном одиночестве.

Дверь, легонько скрипнув, отворилась, и Алек выглянул наружу, прислушиваясь к звукам корабля.

Тук, тук — чуть слышно донеслось до слуха. Что это: кто-то идет?

Он вполголоса чертыхнулся. Быть может, Дилан; хочет что-то сказать напоследок. А что говорить? От этого расставание станет только тяжелее. Пора уже выдвигаться на машинную палубу. Но звук исходил, казалось, откуда-то сзади.

Он обернулся: одно из яиц как будто бы шевельнулось. В розоватом свете обогревателей было заметно, что в нем постепенно образуется небольшая дырочка. По гладкой белой поверхности, отламываясь, соскальзывали кусочки скорлупы. Мало-помалу дырочка увеличивалась.

Алек застыл, держась за дверную ручку. Надо бы идти, бросив всех безбожных тварей, но он семь долгих ночей просидел, глядя на эти яйца и гадая, что же из них вылупится. А тут ждать осталось всего ничего.