Владимир Брагин - Искатель утраченного тысячелетия Страница 21

Сумбатов занят поисками Атлантиды. И вместе с тем называет ее «блаженные острова».

Здесь следует дать некоторые пояснения. Еще великий

Бекон Веруламский считал, что Атлантида скрывается в джунглях Бразилии. А Клавдий Элиан, живший во II или

III веке нашей эры, в своих «Пестрых историях» расска зал людям о каком-то материке, который лежит вне преде лов известного древним людям мира, – о материке, где растут удивительные фруктовые деревья. Их плоды превра щают старика в зрелого человека, а потом в юношу…

Уместно сказать, что в наши дни весьма серьезные ученые связывают с Атлантидой народ майя. Ю. В. Кнорозов в своем фундаментальном труде сообщает: «Будучи убежден ным сторонником происхождения майя из Атлантиды, Брассер де Бурбур полагал, что в рукописях майя речь идет исклю чительно об Атлантиде». (Ю. В. Кнорозов. «Письменность индейцев майя». Издательство Академии наук СССР 1963.)

Что же касается ссылок Ф. Сумбатова на «счастливые острова», то, возможно, он изучал «Атлас Медичи» 1351 года, по которому выходит, что остров под названием

«Бразиль» «помещен к Западу от Кадиса» и в тех местах есть «залив Трехсот пятидесяти восьми блаженных и счаст ливых островов». А на карте Фра Мауро надпись гласит:

«Остров Ёразиль, который относится к островам Гибернии, называемым Счастливыми».

В XII веке Гонорий Аугсбургский рассказывал:

«В океане лежит остров, который называют Потерянным. Прелестью и плодородием он намного превосходит все прочие страны земли; но людям остается неведомым. Случайно on появляется то здесь, то там. но, когда его хотят отыскать, это оказывается не под силу, п потому зовется тот остров „Потерянный“. Говорят, что Брандан достиг этого острова. Не исключено, что потерянный остров Гонория тождествен ирландскому счастливому острову Бразилю и Огигни Плутарха».

Примечание. Эти комментарии составлены но книгам Рихарда Хеннига «Неведомые земли».

В поисках адреса Атлантиды Сумбатов, возможно, искал ответа у Платона, у Марко Поло (ведь этот путешественник рассказал, в частности, о том, как люди оставили город, который осадили змеи).

Покинутые города в дебрях Мексики видели лорд Кингсборо, Стефепс. Художник Вальдек зарисовал изображения людей, растений, высеченные на стенах.

Сумбатов, возможно, шел по следам Кингсборо и Стефенса.

НОЧЬ НА НОВИНСКОМ БУЛЬВАРЕ

Карлсбад

Дневник Веригина

Было поздно, когда я ушел от Сумбатова и долго еще бродил по пустынным улицам Москвы.

Устав от скитаний, я провел ту ночь почти без сна на Новинском бульваре. Мучительно «думал о том, как много дел мне предстоит, сделать завтра: получить паспорт, билет и сразу же уехать за границу, скрыться. Хорошо помню одно: сидя на скамейке в тени лип, я то отрывался от своих тревожных дум и мысленно продолжал свой разговор с этим странным и притягательным Сумбатовым, то невольно ловил слова случайных прохожих.

«Найдите же, – чудился мне глубокий голос Сумбатор. – найдите человека, который сказал бы: за свою жизнь я все исчерпал и мне пора умирать».

«Нет такого человека, – мысленно отвечаю я. – И тяжко ему, когда поймет: пора уходить из жизни, а что он оставляет на земле?..»

«Мы скажем такому самому обыкновенному человеку, – снова слышится мне голос Сумбатова: – Ты горюешь, потому что не успеешь даже учесть свои ошибки, как кончится твоя жизнь. Теперь же все будет по-другому: не годы, а тысячелетия перед тобой. Учись исправлять свою жизнь… Д о с т и г а й! Успевай!»

Мимо меня прошествовал грузный мужчина средних лет. Чуть отстав от него, плелся сутулый человек в косоворотке.

– Главное – это кредит. Без кредита торговли не заведешь… – Голос уверенный, чуть снисходительный. – Ладно! Отпущу тебе товаров. Будет тебе и кредит.

– Век не забуду такой доброты, ваше степенство!.. – Голос смущенный, озабоченный.

Потом другие голоса, юные, приглушенные:

– До свиданья… Приходите же вечером завтра… Не дождусь, чтоб увидеться один на один…

– Да! Приду.

Все стихло.

Сквозь густые ветви лип возле моей скамейки на Новинском бульваре пробивался свет луны и рисовал свои узоры на дорожках.

Две женские фигуры возникли из узорчатой тени лип на бульваре.

– Ах, маменька, – ворвался в мои думы девичий трепетный голос, – ведь я его люблю. Ведь есть же на свете любовь,

– Ну, милая, – серьезный и властный голос, – на свете, может, и есть любовь, но есть и терпение! Вот что есть на свете! Терпение! Держи себя в руках. А то отцу расскажу! И возьмет он тебя тогда в жесткие свои руки. Узнаешь, что такое воля родительская.

– Ах, маменька!.. – Голос слезный и вдруг прервался.

Ушли…

Но вот из-под скамьи, на которой я сидел, выползла гигантская змея. Во рту она держала цветок с пламенными лепестками. Я вздрогнул и… проснулся.

И тут я вспомнил древний миф.

Полубог-вавилонянин Гильгамеш, герой на вершине славы, не знает покоя с того момента, как умер его друг Энкиду. Преодолевая неисчислимые препятствия, он предстает перед мудрецом по имени Утнапиштим, которому боги даровали бессмертие. Утнапиштим не открыл Гильгамешу тайну бессмертия, но поведал, что волшебная трава молодости растет на дне моря. И вот; сорвав драгоценную траву, Гильгамеш спешит домой. В пути он увидел озеро. Вошел в воду, оставив траву на берегу. Но, пока он купался, траву молодости похитила змея. Люди остались смертными.

…Все реже и реже проходили по бульвару люди. Все реже трогал ветви лип легкий ночной ветер. Постепенно все стихло. Под утро я даже задремал ненадолго.

Чуть свет я ушел с Новинского бульвара. Старался держаться подальше от дворников в белых фартуках, с бляхами на груди, подметавших тротуары. Обходил сонных постовых полицейских. Окольными путями я направился к Порошиным на Малый Кисельный переулок.

Я шел по утренней светлой Москве. Миновал Рождественку, вышел на Большой Кисельный переулок и повернул на Малый Кисельный. Вот уже и знакомый дом, где издавна живут Порошины.

Но возле ворот на скамеечке в этот ранний час какой-то старичок читал газету, почти закрыв ею лицо. В отдалении на другой скамеечке сидел парень в сапогах бутылками, со щекой, перевязанной цветным носовым платком.

Я насторожился. Что б это значило? Не зря тут засели эти двое. Нельзя мне сегодня к Порошиным.

Внешне спокойно, даже чуть медленнее я продолжал идти по переулку. Проходя мимо парня, заметил: глаза у него были маленькие и какие-то прозрачные. Отойдя шагов на десять, я круто повернулся. И тут же поймал на себе острый, злой взгляд сухонького старичка с козлиной бородкой. А из-за газеты, которую он чуть-чуть опустил, он сделал парню какой-то жест рукою.