Андрей Егоров - Когда закончилась нефть Страница 21

— Это все блажь, ерунда, — упрямо покачал он головой, — скоро кончится действие, и ты меня похвалишь, ты поблагодаришь меня за то, за что сейчас так презираешь.

— Может, ты любишь вовсе не меня? Может, ради нее ты забыл уже не только свою прежнюю Элинор, но и себя?

— Не говори так…

— Сейчас ты пойдешь туда и, как только они откроют Бюро, заберешь свою заявку. — Непреклонность звенела в ее голосе. — В благодарность за это я дождусь тебя. И мы умрем вместе.

Гринок упал к ее ногам. Он знал, что она права. Он знал, это был прощальный ужин, и уже сожалел, что так бездарно испортил последний вечер. Но как же ему не хотелось, чтобы она умирала! Умирала опять… Дважды потерять Элинор — что может быть ужаснее?!

— Я уйду. — Голос его, приглушенный длинным подолом ее платья, звучал устало, будто пробивался из забытой всеми могилы, — Только позволь мне остаться с тобой до утра.

— Как хочешь. — Равнодушный голос, сухие, как прокаленный песок, слова. Все. Действие дозы закончилось, пора уходить. Последнюю дозу они используют завтра. Ведь завтра день, когда они освободятся от власти проклятой Нефти.

Тот же самый кабинет драгоценной шкатулкой раскрыт посетителю, та же самая девушка.

— Я хочу забрать свою заявку. Я передумал… я ошибся.

— Так, так… Гринок. Позвольте. — Девушка резко подняла голову, чем вспугнула скарабея, пригревшегося в ее золотистых волосах. — Тот самый Гринок? Изобретатель Нефти? Ах, боже мой, какое счастье, что я могу лично поблагодарить вас! Вы не представляете, как изменилась моя жизнь, какое блаженство…

— Я хочу забрать заявку…

— Но, позвольте, я ничего не вижу. Нет никакой заявки. — Девушка пожала плечами, утопавшими в пене драгоценных кружев. Она участливо покосилась на Гринока, оторвавшись от экрана. — Вам нехорошо?

— Вы… вчера здесь были не вы! Ваша сестра, верно? — Как он мог сразу не заметить, у той была божья коровка, и одевалась она совсем иначе. — Где она?

— Странно, она редко сюда заходит… но да, божья коровка. Моя сестра служит в машинном отделении, иногда забегает ко мне перехватить дозу-другую. Ее работе не позавидуешь, знаете, эти перемещения во времени плохо действуют на психику… сплошная техника, никакой красоты. Но ради дополнительной дозы она готова терпеть даже это. Постойте же! Куда вы? Я попытаюсь найти ее, в любом случае…

Но договорить она уже не успела; Гринок, забыв обо всем, рванулся к окну.

Лаковая гладь океана с легкими царапинами мелкой ряби и аккуратными стежками волн была как никогда задумчива и спокойна. Но вдруг, не очень далеко от линии прибоя, в том самом месте, где нежно-голубой превращается в отчаянную и резкую лазурь, появился новый цвет.

Быстро расползаясь, пятно маслянисто поблескивавшей нефти стало стремительно замазывать все остальные цвета. Безнадежно черная клякса, растекаясь, глотала синий и упругий мармелад моря. Гринок, не в силах наблюдать это противоестественное превращение, отвернулся. Схватившись нетвердой рукой за бархатную штору, он сполз на пол.

Кабинет неудержимо заполняли сумерки. Они жадно и деловито пожирали свет и пространство. Девушка, выбежав из-за стола, бросилась к окну, у которого упал Гринок. Но к тому времени, когда она добежала, вся видимая поверхность океана уже покрылась отвратительной черной ваксой. Она лениво колыхалась толстым слоем жирного крема, старательно и бездарно притворяясь тем, что так невозвратимо погубила.

Планета Нефть, медленно плавясь, огибала по эллипсу горячую звезду Солнце.

Александр Прокопович

ДИПЛОМАТИЧЕСКИЙ ЭТИКЕТ

Весь этот город был одной огромной песочницей. Весь этот материк. Вся эта планета была горой песка, по недоразумению вышедшей на орбиту. Песок был в воздухе, в воде, еде, в местных женщинах и уже даже во мне — первом комиссаре русской дипломатической миссии на Эдеме. Довольно забавное название, если учесть, что для полной гармонии тут не хватало только чертей и котлов.

Местным здесь тоже не нравилось, но у них не было выбора. Максимум для местного — стены и крыша, чтобы кондиционер мог работать, и розетка, чтобы можно было подключить все тот же кондиционер и холодильник с местным отвратительным как бы пивом. Единственное достоинство напитка — сразу из холодильника он холодный. Вода вкуснее, а кефир крепче. Дикари. И с этими людьми я должен был подписать договор. О дружбе и сотрудничестве. Наш президент решил, что мы можем им что-то продать. Вероятно, у нас перепроизводство лопаток, пасочек и ведерок.

Детей здесь не было. То есть, конечно же, были, но, скорее всего, их держали подальше от дипломатов, хотя, немного пообщавшись с местными, — вполне допускаю, что они рождаются сразу с плохим характером, отвратительными зубами и ненавистью к чужакам. Под два метра. Может быть, наш президент хочет из них набрать пару полков? Большие ребята и очень опасные. Неприятные. Смотрят оценивающе — как бы быстро и легко убить. Говорят, они каннибалы, что, с учетом того, что кроме людей здесь другой живности — днем с огнем, — вполне возможно. А может, это одна из дипломатических легенд? Пока не приехал сюда — думал, что легенда, а встречаешься взглядом с одним из них — начинаешь верить.

Сегодня у меня важный день. Или последний. Если все получится как надо; я подпишу договор, смогу улететь домой и проведу блаженный месяц где-нибудь, где трава, река и земля. Черная, вязкая, с запахом. Потом снова в дорогу. Иногда я перестаю понимать, где я: дома, в очередной командировке или мне снится долгий кошмар. Когда-нибудь я проснусь и окажется, что можно жить не в перерывах между «я приехал» и «пора в дорогу», а просто жить…

Для моего заклятого друга, представителя немецкой дипмиссии, день подписания договора стал днем казни. Что-то не так пошло в храмовом комплексе — выказал непочтительность к местной святыне.

Трудно представить, чтобы Фриц Гейман был непочтителен. Еще его прадед служил в департаменте внешних сношений, и все Гейманы по мужской линии с детства готовились к одному — быть почтительными и дипломатичными.

Представители местных властей отправили немцам ноту протеста, в которой говорилось, что господин Фриц Гейман оскорбил их религиозные чувства.

Немцы добивались этого контракта долгих пять лет и первыми получили приглашение на подписание договора. Гейман стал первым иностранцем, которому позволили зайти в Храм. Оттуда вынесли его череп и таз. Эти два предмета лежали в традиционном для местных сундуке — они его делают из хитина какого-то здешнего насекомого — вместе с нотой протеста. Вероятно, для доходчивости.