Геннадий Прашкевич - «Если», 2003 № 08 Страница 21

«Ощущенье мира» для Геннадия Мартовича зиждется прежде всего на фундаменте мирового знания, в основе которого — нелегкий путь логических построений науки. Нередкий для писателей-фантастов багаж разносторонних научных фактов в творчестве Прашкевича не только служит основой для его произведений, но и преломляется в рассуждения о том, к чему идет человечество в неудержимом стремлении расширить сферу познанного. Например, в повести «Соавтор» писатель встречается с иным разумом. Этот разум не принимает материального облика, он существует лишь в голове героя. И невольно возникает вопрос: а может быть, никакого иного разума и нет вообще, может быть, идет разговор со своей совестью? А в «Парадоксе Каина» речь идет о человеке «другом», который придет на смену человеку «нынешнему». Повесть нисколько не утратила своей актуальности и до сих пор остается чуть ли не единственным произведением, повествующим о реальных проблемах вхождения в наш мир генетически измененных существ, чье появление давно уже перестало быть фантастической гипотезой.

В лучшей из своих книгя поместил бы словаассирийцев:— Ты,который в грядущем,читай эти письмена,начертанные на скалахи бумаге,и ничего не разрушай и не трогай.

Тема нравственной неподготовленности человечества к бурному появлению новых технологий автоматически перетекает в произведениях Прашкевича в вопрос: «Оправдано ли получение новых знаний и благ путем уничтожения чего-то непонятного, на первый взгляд, ненужного или даже кажущегося вредным?». Об этом писатель рассуждает в повести «Анграв-VI», где инспектору необходимо решить: стоит ли для расширения базы на спутнике Юпитера Европе и обеспечения безопасности ее сотрудников уничтожать феноменальную Воронку, смущающую умы ученых и, возможно, неповторимую?

В середине 80-х «Костры миров» ярко осветили, казалось бы, уже поднадоевшую тему о контакте и понимании «иных». Загадочные протозиды, против которых настроено все галактическое содружество миров, собираются воедино, чтобы превратить квазар в черную дыру и перебраться в новую вселенную, где смогут жить полноценно. Если их общей массы не хватит для этого, квазар взорвется и уничтожит все вокруг. Разведчик Роули пытается предотвратить трагическую ошибку и противостоит попыткам уничтожения отдельных протозидов.

Наконец, изящная история о загадочной «Шкатулке рыцаря», которая после нажатия на алое пятно перемещается в будущее. Как заставить ее раскрыться? А может быть, человечество еще не готово к этому?

Уже в первых своих произведениях Геннадий Прашкевич начал вырабатывать свой собственный неповторимый стиль. Основные его составляющие — богатый язык, чистый, прозрачный, поэтичный, обилие отсылок к науке, культуре и искусству самых разных направлений, лиричность и внимание к внутреннему миру персонажей.

Другая отличительная черта Прашкевича — склонность к экспериментам в творчестве. Одно из самых странных и поразительных произведений последнего времени — его роман «Царь-Ужас». Прашкевич решился на рискованный опыт: художественными средствами описать мир без искусства. Он не пожалел красок и экспрессии для первой части романа, вторую же лишил всяческой выразительности, тем самым добиваясь необходимого воздействия на читателя.

Еще один эксперимент — представленная в этом номере повесть «Белый мамонт». Интересна такая деталь. Геннадий Прашкевич — непревзойденный рассказчик. Всякий, кто с ним знаком, подтвердит эти слова. Как правило, даже многажды рассказанную историю он каждый раз рассказывает по-новому, находит новые подробности и слова… Еще интереснее слушать его версию того произведения, над которым он в данный момент работает. Чаще всего, эта версия не имеет почти ничего общего с окончательным текстом. В феврале этого года я выслушал подробный пересказ «Белого мамонта». Это была эпохальная история неандертальского «Моби Дика». Конечно, идея совершенного оружия для убиения мамонтов в какой-то степени осталась в тексте, но ведь на самом деле это великая песнь о поэтическом даре Homo sapiens!

Но Г. Прашкевич не только фантаст и поэт. Из-под его пера вышли научно-популярные книги, удивительные, сочные «Записные книжки», множество критических и публицистических материалов. Наконец, он автор ряда исторических повестей и романов, которые читаются взахлеб, потому что повествуют о людях и событиях, практически неизвестных: «Черные альпинисты, или Путешествие Михаила Тропинина на Курильские острова», «Сидение на Погыче (Первые сибиряки)», «Тайный брат», «Секретный дьяк, или Язык для потерпевших кораблекрушение» — колоритный стиль, невыдуманные, нестандартные персонажи, интересные события…

Вот что говорил Геннадий Мартович об истоках интереса к истории в одном из интервью: «Все началось со случайного взгляда в школьный учебник. Поразило, что истории Сибири, которой Россия прирастала и будет еще долго прирастать, уделена всего одна страничка. Набор всем известных имен — Хабаров, Атласов, Ермак. И ни слова о Стадухине, Реброве, Курочкине, Козыревском. И ни слова о Крашенинникове, Йохельсоне, Тане-Богоразе… Короче, обо всех — ни слова, будто, кроме разбойников Ермака и Хабарова, похвастаться некем. Странным, досадным мне это показалось. Спросил себя, а что, собственно, я сам знаю о родной Сибири, исхоженной вдоль и поперек? И вдруг понял, что знаю не больше какого-нибудь московского кандидата филологических наук. Поняв это, я погрузился в «Сибирику», в Миллеровские сундуки, в различные архивы. Гигантская многолетняя работа. Зато с неким знанием пришла и зазвучала живая речь XVII–XVIII веков. Речь казачьих отписок, речь наказных грамот, в которых царь умолял землепроходцев «в зернь не играть и блядни не устраивать». Но, понятно, играли и устраивали. И за шестьдесят лет по угрюмым землям, горам и рекам вышли к Тихому океану. Резали друг друга, заносили ужасные болезни аборигенам, жили с ясырными бабами, но — распространяли Россию, отодвигали живую восточную границу все дальше и дальше… Потрясающий век. Даст Бог, еще напишу роман о северном русском пиратстве в XVII веке».

Геннадий Мартович жаден до нового. Он не останавливается на достигнутом. И планов у него, как всегда — громадье. Неслучайно рефреном в интервью Прашкевича часто звучат слова: «Ищи издателя».

Я столько в этой жизниумирал,что, кажется, и правда — ябессмертен.

Фантастика: