Николай Гуданец - Нарушитель Страница 21

— Кажется, теперь поняла, — Ликка пристально посмотрела ему в глаза. — Вы возвращаетесь на свою планету, да?

— Угадали.

— И… и как там?

— Плохо, — вздохнул Арч. — Плохо до неправдоподобия. Теснота, голодуха, зверство. Лучше я не буду рассказывать. Вы там не были, не поймете. Здесь все по-другому. Другая жизнь, люди другие…

Он взял бутербродик, повертел, положил обратно на блюдо. Ликка осторожно, кончиками пальцев коснулась его руки.

— Простите, если… Чисто женский вопрос, не сочтите за бестактность… Вы возвращаетесь к кому-то? Вас там ждут?

Арч поразмыслил немного.

— Нет, — сказал он. — Я думаю, что нет.

— Простите, я сама не знаю, почему спросила…

— Ничего, — он осушил стакан и отодвинул в центр стола. — Честно говоря, я даже не могу объяснить толком, зачем возвращаюсь. Но и оставаться здесь тоже не могу. Это было бы… подлостью, что ли.

— Как вы сказали? Подлостью? Что это слово значит?

— Ну, как бы вам объяснить. Слово архаичное. Означает поведение предельно аморальное, грязное…

— Дошло, — кивнула Ликка.

— Вот такие мои дела, — подытожил Арч и умолк.

Некоторое время они сидели, не притрагиваясь к еде.

— Только не смотрите на меня с такой жалостью, — попросил Арч.

— Хорошо, не буду. Хотите, я расскажу вам про себя?

— Да. Хочу.

— Рискую показаться вам заурядной дурочкой… Знаете, я была влюблена. Неважно, в кого. Такой девичий возраст, без роковой любви не обходится. Даже неприлично как-то без нее. Вот. Я и влюбилась, — Ликка взяла стакан, посмотрела поверх края на Арча. — Обычно я пью санхалевый сок. Привыкла, с детства. А сегодня захотелось ларгатового. Я чепуху говорю, правда?

Ответа, кажется, не требовалось; Арч промолчал.

— Вот вы улетите на свою планету. Я буду торчать на какой-нибудь перевалочной космостанции. Однажды, когда очень соскучусь, возьму и синтезирую себе ларгатовый сок, — она отпила из стакана. — И вспомню этот день, вспомню вас. Это смешно, да? Я кажусь вам дурочкой?

— Нет.

— Вы из вежливости так говорите. Ведь это же смешно. Даже возраст не оправдание, — заявила девушка, скорее бравируя, чем смущаясь.

— На моей планете нет ларгатового сока, — сказал Арч. — Да и вообще никакого нет. Но если мне станет тяжело на душе, я вполне смогу представить, что пью именно его. — Он взглянул на часы и добавил. — Мне пора.

Ликка сгребла блюдца и стаканы в центр столика, нажала на кнопку сбоку. Темный квадрат посредине столешницы распался на четыре наклонных треугольника, и пластиковая посуда соскользнула сквозь толстую ножку столика к агрегатам очистки и переплавки.

Они вышли через дверь-вертушку в зал, пересекли его, спустились к шестнадцатому порталу, где уже стоял прицепной вагончик, на треть заполненный пассажирами.

— Спасибо вам, Ликка, — сказал Арч. — Прощайте. Будьте счастливы.

— Поцелуйте меня, — попросила она.

Наклонившись, он коснулся губами ее щеки.

— Нет, — запротестовала она. — Так целуют детей.

Маленькие, горячие ладошки сомкнулись на его затылке, лицо Ликки приблизилось вплотную, и все заслонили широко раскрытые серые глаза. Потом ресницы девушки опустились, растерянный Арч ощутил ее дыхание у своих губ, прерывистое нежное дыхание, и чуть заметный, терпкий аромат плодов ларгата… Влажный ожог поцелуя продлился чуть больше мгновения; Ликка отпрянула, потупилась. Арч не успел вымолвить ни слова. Она повернулась и пошла, почти побежала. А он стоял и смотрел, пока ее розовое платье не скрылось вдалеке, за поворотом.

9

И опять он ощутил себя бесповоротно одиноким. Это чувство не покидало его, лишь изредка становилось незаметным, словно воздух, которым дышишь. Там, за порталом, начиналась бесконечность — звездный вихрь Галактики, сгустки пылающей плазмы, разделенной безднами, и крохотные голубые пылинки обитаемых планет. Непомерное, непостижимое пространство просвечивало сквозь реальность, такую обыденную и простую — пухлое, плотно обнимающее кресло, сумка на коленях, урчание тягача, и вот уже панорама космопорта плавно поворачивается вокруг вагончика, бежит мимо, выдвигает из своей глубины серебристую башню пассажирской кассеты, которая стремительно разрастается ввысь и вширь, запрокидываясь от собственной высоты.

Внутри решетчатой шахты сновали кабины подъемников. На макушку кассеты уже опускался, растопырив стыковочные муфты, антигравитационный буксировщик. Прежде, чем шагнуть из подъемника в раскрытый люк, Арч оглянулся и увидел сквозь прозрачную стенку густой, загибающийся кверху точечный рой, исходивший из треугольной пасти далекого, призрачного икосаэдра. Где-то там, в крохотном ботике-двойке, улетала случайно встреченная и утраченная навсегда девушка в розовом платье. И в том, что она походила, как близняшка, на Аму, крылась нестерпимо горькая насмешка судьбы.

Оба салона кассеты наполовину пустовали, Арч сел на первое попавшееся место и уставился в овальный иллюминатор. Из транслятора донеслось традиционное приветствие экипажа, который сейчас находился далеко за пределами атмосферы, в рубке межзвездного челнока, занявшего стационарную орбиту. Опорные шахты неспешно отвалились, кассета дрогнула, снялась с цоколя и заскользила ввысь. Вскоре она прошила облака и словно бы повисла в холодном сиянии высоты. Казалось, она летит не сквозь пространство, а сквозь время — планета мало-помалу прогибалась, и над краем ее пепельно-голубой, наполненной облаками чаши постепенно выцветала небесная синь, сменяясь сумерками, затем тьмой космической ночи. На черном куполе неба проступили мириады звезд. Здесь, в центре Галактики, их было видно в несколько раз больше, чем с окраинной Тхэ. Немного погодя среди частого звездного узора появилась темная брешь. Она разрасталась, принимая странные очертания, в которых Арч наконец распознал кассетный межзвездник. Корабль походил на цветок с пятью прямоугольными лепестками, недоставало шестого — той кассеты, что стартовала с Альции и теперь приближалась к нему. Начались швартовочные эволюции, межзвездник наискось ушел вниз и скрылся из виду. Иллюминатор повернулся в сторону слепящего солнечного диска, тут же сработала автоматика, опустившая внутри двойного прозрачного пластика дымчатый светофильтр. Арч отвернулся и откинулся на спинку кресла.

Предстояла монотонная рутина транспространственного рейса. Швартовка, разгон, нырок, торможение, затем буксировка в порт прибытия. Все вместе займет не меньше трети суток.

Вытащив из сумки распечатку устава, Арч положил ее на колени, открыл наобум и углубился в чтение.