Кейт Лаумер - Разрушители планет Страница 21

— Одну минуту, — сказал я, когда он повернулся, чтобы уйти. — Что такое Синдикат?

— Ничего, — ответил он.

— Может быть, мне лучше спросить Симрега.

Тяжеловес огляделся вокруг, как будто опасаясь подслушивающих, подтянул ремень и подошел ко мне поближе.

— Слушай, новичок, — сказал он жестко, — руби свою породу, плати жетоны и дыши, понял?

— Вот как? — сказал я чуть громче, чем было нужно. Он закивал.

— Конечно. Ты низко летаешь. Ты только что попал сюда. Пару месяцев назад ты был образцовым флотским, честь, долг и хорошая пенсия. Офицер, должно быть, младший командир. И вот неожиданно ты очутился здесь и глотаешь розовую пыль. — Его палец уперся мне в грудь. — Слушай, лучше есть пыль, чем не есть совсем, верно? Тебе еще далеко до смерти. И, черт побери, может, ты еще успеешь немножко повеселиться, кто знает?

— Я все время веселюсь, Тяжеловес, — сказал я.

— Я думаю, ты один из темных случаев, — продолжал он. — Такие, как ты, — хуже всего. Все выспрашивают и высматривают, но ответов-то и нет. Взгляни на это так; человек может попасть в беду, когда угодно и где угодно. Несчастный случай в генераторной будке; небольшая неисправность в какой-нибудь системе, и, черт побери, бедолага летит домой в долгосрочный отпуск. То, что случилось с тобой, — это как раз тот случай. Это не шуточки. Как будто камень падает тебе на голову. Но ты еще жив, так? Ты ощущаешь запах, вкус, дышишь. Ты можешь даже заработать несколько оплеух. Я хочу сказать, что не все кончено. Пока еще.

— Каков твой интерес в этом деле?

— Никаких, дохляк. Просто… — Он раскрыл ладонь и посмотрел вверх, словно проверял, идет дождь или нет. Потом сжал кулак. — Так или иначе, мужчина должен давать сдачу. Понятно?

— Знаешь, Тяжеловес, — сказал я, — у меня есть подозрение, что с тобой тоже не все ясно.

Он дико посмотрел на меня.

— Уймись, салага! Твои дела неважнецкие, поэтому угомонись. Тут во всем сразу не разберешься.

Он медленно побрел прочь, потирая суставы пальцев. Я пошел в ближайший барак и отдал голубую пластинку дежурному, тот усмехнулся и показал пустую койку. Не помню, как добрел до нее.

Следующую смену я работал один, и работа, казалось, шла немного быстрее. Ни один камень не упал с тележки. Человек с компостером выплатил все полностью, без споров и лишь зло посмотрел на меня. В столовой я прошел мимо Тяжеловеса прямо к выходу. Он поморщился и печально покачал головой.

К концу пятого дня я набрал тринадцать жетонов, которые и обменял в лагере у чиновника по курсу одиннадцать жетонов за кредитную фишку. Фишки делались из пластика, который распадался через год, чтобы их не могли копить. Я потратил фишку на респиратор.

Проработав три недели забойщиком, я потребовал, чтобы меня перевели на уборку. Эта работа была легче. Правила — неписаные, но неуклонно выполняемые — давали мне право подбирать то, что падало с тележек, подметать вокруг забойщиков, собирать осколки в зоне, где шла погрузка, словом, собирать все что мог. Кроме того, за четырехчасовую смену получалось нагрузить еще две добавочные тележки, а уборка давала возможность поддерживать шахту в чистоте.

Я ни с кем не подружился. Тяжеловес был, кажется, единственным человеком в Ливорч-Хене, который умел улыбаться, но мы не общались. Время от времени я видел тех, кто приехал сюда вместе во мной, но они не горели желанием поддерживать компанию. Мало-помалу я усвоил систему взяток и чаевых, научился противостоять вымогательству, узнал, когда нужно послушно заплатить. Этой системой ведали самостийные начальники, “старички” с крепкими кулаками, которые делали их аргументы неотразимыми.

С уборки я перешел на ремонт тележек. Эта работа оплачивалась всеми, а сбором денег занимался тот, кто их получал. Накопив денег, я купил себе молоток и зубило и опять стал забойщиком. Именно на этой работе можно было получить премиальные. Я научился тому, как правильно держать зубило и какой силы удар нужно нанести, чтобы отколоть десятифунтовый пласт камня. Я усердно искал признаки какого-нибудь другого минерала, кроме розового мела и черного стекла.

И однажды нашел.

Это был шершавый, пористый кусок черного металла размером с обеденную тарелку и толщиной в дюйм. В общем, он походил на кусок метеоритного железа, но был гораздо тяжелее и тверже. Я бросил наполовину наполненную тележку и понес свой трофей к весовщику.

Уже за пятьдесят футов он увидел меня, забеспокоился и нажал кнопку, которую, насколько я помнил, до этого никогда не нажимал. Завыла сирена. Из боковых туннелей хлынули люди, но главный вход в шахту был немедленно перекрыт охранниками, которые, взяв оружие наизготовку, отгоняли толпу от весов. Двое из них перегородили вход в туннель, где я только что работал.

Я бросил свой трофей на весы и смотрел, как весовщик записывает что-то в блокноте. Он покрутил машинку для выдачи жетонов и протянул мне черный премиальный чек. У него было такое выражение лица, будто он отрывает его от сердца. На чеке были пробиты цифры, обозначающие стоимость моей находки. Я понял, что это был не тот случай, когда весовщик попытается меня обжулить. Он выдал мне и голубой жетон, хотя я еще не отработал четырех часов.

— Находка окупает стоимость работы за смену, — сказал он. — Сообщи Администрации немедленно.

Когда я уходил, команда из четырех рабочих направилась в мой забой.

В бараке, где помещалась Администрация, маленький человечек закудахтал над моим жетоном и ввел в компьютер какие-то записи, потом опять пробежал пальцами по клавиатуре, и в бункер с приятным тяжелым стуком упал небольшой пакет. Он протянул его мне через прилавок.

— Сто кредитов, — сказал он с завистью. — Есть отпечаток пальца.

Я открыл пакет и пересчитал жетоны: ровно сто, все приятного золотистого цвета. Я засунул их в карман.

— За счет чего металл становится таким ценным? — спросил я.

Человек сердито посмотрел на меня.

— Бери свою премию и шагай, — приказал он.

Мне захотелось слегка придушить его, но я знал правила обращения со служащими, и ушел.

Между бараками меня ждала та четверка рабочих.

— Тебе повезло, новичок, а? — сказал один.

Это был широкий, костлявый человек с вытянутым болезненным лицом и срезанным подбородком. Приятели были ему под стать.

— Главное знать, где искать, — ответил я.

Головы у них дернулись, будто все они были привязаны к одной и той же веревочке. Двое сказали:

— А?

— Не умничай, новичок, — сказал тот, у кого был срезан подбородок. — Такие разговоры до добра не доведут. — Он с насмешкой посмотрел на меня из-под косматых бровей. — Мы тут подумали, что ты, должно быть, собираешься прогуляться до Хена, — продолжил он. — Новичку это небезопасно. Нужно, чтоб тебя кто-то оберегал.