Борис Казанов - Открытая книга Страница 21

— Вы ошиблись, он мог уехать на автобусе, автостопом, уйти пешком, наконец. Вы ошиблись, а за ошибки надо платить, — Маг щелкнул пальцами. Командор схватился за горло, лицо его побагровело, он застонал и рухнул на землю. Придется назначить сюда нового Командора. А поисками заняться лично, — говорил Избранный Маг совершенно равнодушно, словно не лежал перед ним свежий труп с уродливо вздутым лицом.

Волкова шатало, даже то, что его поддерживали с двух сторон, не помогало. Глаза на некогда холеном лице запали, маг выглядел истощенным.

— Да, Владыка, с демоном мы не справились. Это был Ахаос, один из боевых псов Бездны. Сиртай погиб, я лежал почти сутки без сознания.

— Это не ваша вина. Я не мог предположить, что Черные решатся на такое, голос Четвертого был спокоен, ни горечи, не раздражения не было в нем. — А где Огрев?

— Исчез, но он не у черных. Это точно. Торгил готовит подробный отчет о произошедшем.

— Хорошо. Ты, Ранмир, можешь отдыхать, Огревым займутся другие, — картина на стене перестала светиться, сеанс связи закончился. Лишь после этого позволил себе Волков потерять сознание, рухнув на руки помощников.

Утро взошло на небосклон чистое, ясное, не по-осеннему теплое. Встав, и позавтракав, Николай без цели бродил по двору. Пытался помогать по хозяйству, но хозяйка быстро отказалась от помощи, смеясь: «Ну и работничек, даже дров наколоть и то не может». Других дел не нашлось, и Николай не знал, куда себя деть. В лес, что стеной окружил хутор Акулины, идти не хотелось, сидеть в избе просто так — скучно. Дремлет кот на печке, часы тикают в углу, старинные, с гирьками. Такая зевота нападает, что рот заклинивает в раскрытом состоянии. Телевизора, столь привычного для горожан инструмента убивания времени, хозяйка не держала, лишь приемник иногда трещал нечто музыкообразное.

Ходил, сидел, лежал, снова сидел, снова ходил. Взгляд зацепился за сумку, что вместе с хозяином испытала все превратности пути. Николай подошел, заглянул. За два дня дороги накопилось столько хлама, просто удивительно. На самом дне наткнулся на пакет плотной бумаги, развернул осторожно. Сумка осталась лежать не разобранная, отрыгнув половину содержимого на пол. Николай уселся на кровать, и пожелтевший от времени пергамент страниц «Безумной мудрости» вновь зашелестел перед глазами. Третья часть, «О растворении», начиналась традиционно, с гравюры: океан раскинулся вольно, от края до края рисунка. Толстощекие ветры из верхних углов старательно выдували огромные струи воздуха, вода послушно волновалась. Посреди водной глади торчало нечто, весьма напоминавшее Несси с журнальных фотографий, но куда свирепее и зубастее. Огромной пастью дракон хватал пытающуюся взлететь птицу, судя по клюву, пеликана. Пеликан, в свою очередь, держал в клюве булыжник размером с собственную голову. «Как в сказке» — думал Николай, рассматривая причудливый сюжет, — «Шило в яйце, яйцо в утке, утка в сундуке». Эта гравюра, в отличие от предыдущих, не вызвала никаких неприятных ощущений при разглядывании, и Николай перешел к тексту. «Все живое вышло из воды» — автор средних веков проявлял поразительную осведомленность в теории эволюции. «Помни об этом, брат, и чтобы обрести жизнь истинную, надлежит тебе вновь вернуться к воде. Только вода есть место, где существует единство. И не создать тебе Единства из Инаковости, пока сам ты не достигнешь Единства. Только Единство может породить истинное золото, Великого Царя, Единство, заключенное в Нептуновом царстве. Но помни и о том, что посредством воды огонь может быть угашен и полностью уничтожен. Поэтому все, что приготовил ранее, надо взять, взять воспламененное по всем правилам Искусства, взять и поместить в глубину, чтобы пересилить огненную природу и одолеть с тем, чтобы после водоотделения огненная жизнь металлического Царя восторжествовала и вновь обрела победные лавры. Но если при этом истинная субстанция, очищенная и расчлененная, не передаст своей воде только ей присущую неистощимую силу и мощь, и не сохранит ключа к своему собственному цвету, осуществить этот замысел будет невозможно. Завершив свой труд, она распадается и становится невидимой, смысл же происходящей перемены в том, что при параллельном ослаблении внутренней сути и внешне-телесном совершенствовании она теряет свою видимую власть, точнее отдает ее. Помни о том, что пока не вменены ей дары дарования цвета, пока не одарена она цветом сама. Ведь слабое само по себе не способно возвеличить слабое, малое не способно прийти на помощь малому. Но единство малого становится великим, опускаясь в воду соленую, исторгается из нее вновь на свет. Когда достигнешь этого, то вещество, над которым трудишься, следует возвысить до подобающей ему степени».

На этом месте голова опухла окончательно, и Николай оторвался от книги, выглянул в окно. Пока разбирал сумку и читал, день перевалил за середину, солнце, добравшись до верхней точки краткого осеннего пути, начало спускаться вниз. Куры лениво бродили по двору, мрачный петух флюгером возвышался на заборе, не орал. Николай встал, хрустнул суставами, с удовольствием ощутил, как кровь теплыми потоками побежала по телу, расправляя затекшие мышцы. После всех передряг Николай научился очень чутко чувствовать собственное тело, ощущать состояние каждого мускула. Он мог пошевелить средним пальцем ноги, оставив в неподвижности остальные, просто знал, какая пища в какой момент необходима какому органу. В один момент желудок требовал творога, а в другой момент, по просьбам печени, следовало обходиться хлебом и водой. Физические возможности также возросли, в теле поселились сила и ловкость, Николай без усилий садился в позу лотоса или долго держал на вытянутой руке стул. Обострились зрение и слух, с легкостью слышал шуршание мыши под полом, отчетливо видел каждую щербинку на циферблате часов в дальнем углу.

Дочитал теоретические рассуждения, перешел к практике. Практическую часть открывал способ изготовления соляной воды: «возьми пактавианской соли, хорошенько размеси в медной ступке. Наполни ей семь сосудов малых, залей дождевой водой». Далее, в течение семи дней, полученный раствор следовало настаивать на тихом огне в закупоренных емкостях, до тех пор, «пока соль не станет металлу подобна». Твердую составляющую надлежало выкинуть без жалости, а жидкость использовать для растворения полученных на предыдущих этапах Искусства веществ. «Процедура сия изобретена для того, чтобы скрытые качества веществ могли бы стать явными твоему взору, а явленные качества, наоборот, могли бы уйти вглубь». Язык изложения был ничуть не проще, чем в первых главах, но Николай с удивлением обнаружил, что читать стало гораздо легче. Голова почти не болела, лишь опухала малость, латинские фразы легко укладывались в мозгу, даже некий смысл иногда проступал сквозь хитросплетенные словеса. Все шло хорошо, пока не дошло дело до рисунка, завершающего главу: сияющий лебедь на поверхности пруда, и надпись: «divina sibi conit et orbi» — «он божественно поет для себя и мира». Разглядывая рисунок, Николай неожиданно ощутил резкое желание искупаться, отложил рукопись, и, забыв про то, что на улице осень, побежал к речке, которую успел заметить еще утром. Только дверь хлопнула удивленно, да сумерки гостеприимно поглотили человеческую фигуру.