Александр Тебеньков - Сны во сне и наяву. Научно-фантастический роман Страница 22

МОИСЕЕВ: И как?

АКСЕЛЬРОД: Не знаю, Илья, что и сказать… Стивенсон еще и другие доказательства приводит, что-то связанное с родимыми пятнами.

МОИСЕЕВ: Спиритизм, астрал?

АКСЕЛЬРОД: Нет-нет, ничем таким он, по-моему, не оперирует. Скорее, наоборот.

БАРИНОВ: Ну-у, договорились!.. Не-ет, коллеги, дело, похоже, пахнет не сдвигом Земли по фазе, этот сдвиг намечается лично у меня. Нам бы теперь еще каким-нибудь образом присобачить сюда спиритизм, ведьм, привидения и домовых с русалками…

МОИСЕЕВ: К слову, работает в Москве профессор по фамилии Миркин, Иван Александрович, по-моему. Доктор физматнаук, между прочим. Его лаборатория, рассказывают, очень плотно занимается изучением телепатии, телекинеза, полтергейста, ясновидения… вообще, паранормальных явлений, к коим я склонен относить и сны Афанасьевой.

БАРИНОВ: Прикажешь свозить ее на консультацию?

МОИСЕЕВ: Сам справишься, Пашенька.

АКСЕЛЬРОД: А что, Миркин и реинкорнацией занимается?

МОИСЕЕВ: Нет, что вы, ребята! Едва ли кто у нас в Союзе на такое отважится… кроме тебя, Баринов.

БАРИНОВ: Пошел ты!..

АКСЕЛЬРОД: И правда, давайте-ка закругляться, третий час бодягу разводим.

БАРИНОВ: Кому бодяга, а кому от этих снов и жизнь не в жизнь. Удариться в мистику просто, а выбраться… «Вход бесплатный, выход – рупь!»

МОИСЕЕВ: Шурочка, ты среди нас самая благоразумная, подводи итоги. Остальное порешаете в рабочем порядке.

АКСЕЛЬРОД: Хорошо. Значит, определились две группы гипотез, разнящихся в вопросе: откуда в мозг Афанасьевой поступает информация для ее снов? Итак: генетическая память, ясновидение со знаком минус, параллельные миры, переселение душ…

ЛЕБЕДЕВ: Мистер Икс.

МОИСЕЕВ: Кто-кто?

ЛЕБЕДЕВ: Злодей-изобретатель со своим аппаратом. «Властелин мира».

МОИСЕЕВ: А я-то думал, что ретрансляцию в ее мозг тщательно выстроенных и отрежиссированных сцен из неизвестных пьес неизвестных авторов мы с негодованием отвергли.

АКСЕЛЬРОД: Илья Борисович!

МОИСЕЕВ: Понял, понял!.. Итак, пятое – мистер Икс. Все, иссякли?

АКСЕЛЬРОД: Павел Филиппович, я бы дополнила список неким неизвестным фактором. Скажем, «фактор икс». Или лучше – «фактор игрек», во избежание путаницы.

БАРИНОВ: Понимаю. Женская интуиция или интуитивная осторожность? Мы вроде бы и так рассмотрели все мыслимые ситуации.

АКСЕЛЬРОД: Мыслимые – да. Но случаются и немыслимые.

БАРИНОВ: Гм-м, резонно, однако. Принимается. Итак, шесть гипотез, шесть направлений. «Цели ясны, задачи определены – за работу, товарищи!» Или же строимся в колонну по одному и с бодрыми пионерскими песнями шагаем прямиком в Чым-Коргон**.

ЛЕБЕДЕВ: Павел Филиппович, если источник информации внешний, первым делом надо подумать над поиском агента, несущего информацию в мозг. Ну, не радиоволны же, понятно!

БАРИНОВ: А почему не они? Докажи!.. Ладно, все, финиш. Всем спасибо, большой привет!»

2

Утром в понедельник первым делом Баринов бросил взгляд на журнальный столик, а он был пуст. Значит, ночь на субботу прошла без снов – в противном случае, как он просил, все материалы немедленно несли сюда, в кабинет…

В пятницу он устроил для Ильи Моисева «отвальный» обед в банкетном зальце «Ала-Тоо». Пригласил еще шестерых: трое из мединститута, двое из Академии, один из Минздрава – все свои, все давние приятели, коллеги. Посидели славно и уютно, тем более, конец недели, тем более, давно не подворачивался повод встретиться вот так, накоротке. Поболтали, посмеялись…

Поначалу Баринов опасался, не проговорится ли Илья о цели своего нежданного и скоротечного визита, но тот на любые вопросы отвечал анекдотами – и в тему, и не в тему. Отделывался только так, что от лобовых, напрямик, что «из-за угла». Слава богу, проникся ситуацией!

Потом всей компанией на двух такси поехали провожать его на вечерний ташкентский самолет… Правда, в середине обеда принялись хором уговаривать сдать билет да задержаться на недельку – съездили бы всем гуртом в пансионат на Иссык-Куле или в академический дом отдыха в предгорьях неподалеку, или просто в горы диким образом… Но Илья хотел ноябрьские праздники отметить дома, с семьей. «А уж после Нового года, ребята, гадом буду – приеду покататься на лыжах!»

Сам Баринов за обедом больше помалкивал, играл в благодушие, почти не пил. После проводов компания решила задержаться в аэропортовском ресторане, но он, решительно отказавшись, поехал прямиком домой. Вечер, конечно, удался, можно было и продолжить, но хотелось элементарно выспаться, хотя бы раз за последние полгода. Да и неделя выдалась не из простых.

…Хотя бы раз в полгода Баринов старался побывать в Новосибирске. А на обратном пути, как правило, наносил визиты в Томск, Барнаул, Казань или Алма-Ату – лично пообщаться с коллегами. Из этой командировки он возвращался через Ташкент.

Профильных институтов или лабораторий, впрямую занимающихся изучением мозга, в республике не было, но при здешнем мединституте сложился неплохой коллектив психиатров, как практиков, так и теоретиков. Впору даже говорить о ташкентской школе.

Был, конечно, соблазн, поговорить по душам кое с кем из местных корифеев, «провентилировать», так сказать, интересующие вопросы… Однако прилетел он сюда с другой целью.

Во время войны в Ташкент эвакуировалась масса не только творческой, но и научной интеллигенции. В том числе оказалась почти в полном составе харьковская группа по изучению высшей нервной деятельности человека профессора Омельченко. Она с середины тридцатых занималась экспериментами в области, как бы сказали сейчас, нейрофизиологии, здесь впервые делались попытки неконтактной регистрации электрических потенциалов глубинных участков мозга. От собачек и кроликов в качестве экспериментального материала группа принципиально отказалась, работала исключительно с приматами.

Коллектив был небольшой по численности, шесть-восемь научных сотрудников и до десятка лаборантов, но работал успешно и продуктивно, накопив огромный экспериментальный материал. В сорок восьмом или в сорок девятом году лабораторию ликвидировали, почти всем сотрудникам «отвесили по червонцу» с последующим поражением в правах и, по слухам, отправили в спецлагерь то ли на Урале, то ли за Уралом. След их затерялся.

Самого же Богдана Спиридоновича Омельченко расстреляли тут же, в Ташкенте, жену с двумя детьми выслали под Кызыл-Орду. Там они и жили, пока в конце пятидесятых Верховный суд СССР не реабилитировал Богдана Омельченко «за отсутствием состава преступления», и они перебрались в Киргизию. Младший сын, Борис, пошел по стопам отца, окончил ташкентский мединститут. Одно время он работал у Баринова, и отношения у них сложились самые дружеские. Потом его пригласили в Новосибирск, и сейчас он занимал должность заместителя директора НИИ общей физиологии СОАН. Именно к нему летал Баринов – посоветоваться, проконсультироваться, да и вообще, ввести друг друга в курс своих сегодняшних проблем.

Он-то и посоветовал обратиться к ташкентским товарищам за помощью – вдруг сохранились архивы той лаборатории. Тематика похожая, может, найдется что стоящее… Хотя, конечно, надежд мало. Материалы наверняка либо уничтожены, либо в спецхране под разными грифами, хрен выцарапаешь… Но попытаться стоит. За спрос не дают в нос. «Хотя, как раз за такой спрос и схлопочешь наотмашь по сопатке, запросто», – как выразился Борис Омельченко.

Про архивы, конечно, ничего узнать не удалось. Даже от лаборатории документальных следов не осталось. Ни в республиканской Академии, ни в Минздраве, ни в горисполкоме слыхом о ней не слыхивали. Баринов подключил к поискам своего однокашника по Первому медицинскому, ныне проректора местного мединститута Илью Борисовича Моисеева, с которым все годы поддерживал если не дружеские, то вполне приятельские отношения. Попутно пришлось, конечно, рассказать, для чего это все ему, и Илья неожиданно заинтересовался. Пусть ёрничая и подхихикивая, но заинтересовался.

Задерживаться в Ташкенте Баринов не стал. Прошелся по старым знакомым, завел новых, обменялся телефонами, договорился кое с кем, что по приезду к себе пришлет официальные запросы. И со всей возможной убедительностью просил, чтобы к поиску отнеслись не формально. Словом, постарался на личных контактах дать делу ход, а на большее он, откровенно говоря, и не рассчитывал. Теперь осталось ждать результатов.