Престо, модерато, адажио - Игорь Вереснев Страница 22

поверхности картинки. Зато сам муравей преодолеть барьер вполне способен, если ему хватит решимости для этого. Что он найдёт по другую сторону? Продолжение картинки! Однако при этом он окажется совсем в иной двумерной вселенной, с иными физическими законами. Например, время там будет идти иначе». — «Хотите сказать, что наше трёхмерное пространство оказалось «наклеенным» на грани четырёхмерной фигуры?» — «Отчего же четырёхмерной? О размерности объекта у нас нет ни малейшего представления». — «И что нам делать? Можно как-то «отклеиться» от этой аномалии?» — «Боюсь, для муравьёв, живущих на гранях, такой возможности нет. Но давайте фантазировать дальше. Если зоны — грани, а барьеры — рёбра, то где-то должна быть вершина, куда они сходятся. Логично предположить, что такой вершиной, угодившей в наше трёхмерное пространство, является нулевая точка. А теперь самое интересное...»

Лазаренко принялся поспешно отделять следующий склеившийся листик. Уголок надорвался, пополз, расслаивая бумагу, ставя жирный крест на надежде прочесть продолжение. Самое худшее, что намертво склеились не два, а сразу три листика. Далее шли чистые страницы. Интервью закончилось.

Он взглянул на спутника, развёл руками. Но того отсутствующая концовка ничуть не огорчила.

— Этот старик гений. Построил такую неожиданную версию, опираясь исключительно на логику и собственные предвидения. Жаль, что он жил в низкой зоне и остался не востребован.

— Хочешь сказать, ваши учёные пришли к таким же выводам?

— Почти.

Они помолчали. Наконец Илья произнёс осторожно:

— Так вот зачем вы тащили туда водородную бомбу. Вы впрямь рассчитывали, что взрыв в нулевой точке повернёт «наклеивание» вспять?

Лаугесен улыбнулся, качнул головой. Отрицательно.

Архипелаг Чагос, нулевая точка

Барьер между второй и первой зонами Илья преодолевал, лёжа на диванчике в каюте, и едва они вынырнули из перламутровой субстанции, приклеил на запястье две заранее приготовленные липучки. Адаптин можно было не экономить, — в запасе имелась целая упаковка, на одного хватит с избытком. Наверное, благодаря этому тошнота, головокружение и тремор оказались не многим сильнее, чем после предыдущего перехода. Тем не менее, он сутки отлёживался, предоставив Лаугесену нести все вахты подряд, — благо, погода тому способствовала: устойчивый восточный ветер гнал яхту крутым бакштагом. Лишь отдохнув как следует и ощутив, что силы возвращаются, Илья вышел на палубу.

Виктор стоял на носу яхты, рассматривал горизонт в бинокль. Обернулся, сообщил вместо приветствия:

— Ты вовремя. Посмотри.

Илья хотел было подойти к нему, но Лаугесен остановил взмахом руки. Сам подошёл к кокпиту, положил бинокль на палубу, отодвинулся. Не удержавшись, Илья съязвил:

— Не бойся, я не чумной.

— Зато я «зачумлённый», — без тени улыбки ответил Виктор. — Забыл, что случилось с Хелен?

Илья поморщился от неприятного и несвоевременного напоминания, но промолчал. Взял бинокль, всмотрелся. Слева по борту над водной гладью тянулась еле различимая полоска зелени.

— Диего-Гарсия, — пояснил Лаугесен, предвидя вопрос.

— Мы уже на месте?!

— Почти. Осталось километров сто до Большой Банки. Мы молодцы, вышли точно на цель.

Илья повернул бинокль прямо по курсу. Водная гладь до самого горизонта.

— Там ничего нет, — сообщил.

— А что ты ожидал?

— Если осталось всего сто километров, мы должны увидеть барьер. Получается, нулевой точки не существует, ваши учёные ошиблись? Хелен погибла зря... Все погибли зря!

— Не спеши с выводами, — оборвал Лаугесен. — Ты как себя чувствуешь? Сможешь посидеть пару часов на вахте? Мне надо подготовиться к встрече.

Он ушёл в каюту, оставив Илью одного.

Остров Диего-Гарсия скрылся за горизонтом и больше ничего не напоминало, что их путь близится к завершению. Лишь океан, одинаковый во все стороны света.

А затем океан изменился. Многокилометровая толща воды под яхтой расступилась, пропуская к поверхности сказочный сад. Закаменевшие деревья и причудливые кустарники всевозможных форм, цветов и размеров переплетались ветвями, наслаивались друг на друга террасами, образовывали гроты и ущелья. Не деревья — кораллы! И бесчисленные стаи рыб между ними: полупрозрачных, пятнистых, продольно- и поперечнополосатых, синих, алых, зелёных, канареечно-жёлтых, чёрных... Но не это было самым удивительным.

— Я вовремя, — раздался за спиной голос Лаугесена. — Вот теперь мы действительно на месте.

— Вода голубая... — ошеломлённо пробормотал Илья.

— А небо ты видел?

Повинуясь вопросу, Лазаренко запрокинул голову. Небо над ними тоже было голубым. Круглая прореха в перламутровом куполе расширялась с каждой минутой, с каждой пройдённой сотней метров. Края её раздвигались, опускались. Засияло, освободившись, почти забытое солнце. И в лучах его сверкнуло нечто, висевшее над поверхностью океана.

— Убираем парус, — скомандовал Лаугесен. — Подойдём на моторе.

Сначала Илья думал, что до артефакта многие километры, что он огромен. Но это оказалось иллюзией. Объект походил на замысловатую спираль, накрученную на бутылку Клейна. При этом объёма в нём не было. Словно кто-то умудрился нарисовать плоскую картинку в трёхмерном пространстве так, что взглянуть на неё под углом не получалось, она оставалась анфас. Объект выглядел настолько неожиданным и неуместным, что и вообразить его казалось невозможным. Но вместе с тем что-то в очертаниях виделось знакомое.

Лаугесен прошёл на нос яхты.

— Что ты собираешься делать? — озабоченно спросил Илья. — Ты знаешь, что это?

— Ты же читал блокнот. Собственно, твой астрофизик ошибся в одном: в наше пространство угодила не одна, а две точки многомерного тела.

— Хочешь сказать, где-то в Гренландии находится ещё одна вершина, такая же, как эта?

— Нет, не вершина. Вторая точка... ладно, давай воспользуемся аналогией старика. Если в процессе «наклейки» под картинку попадёт пузырёк воздуха, то образуется дефект, искажение, не подчиняющееся законам этой плоскости. Пузырёк может двигаться по грани, переходить на соседнюю. А что случится, когда он доберётся до края картинки?

— Картинка отслоится от поверхности, — понял Илья.

— Верно. Этот «пузырёк» — я. Чем ближе я подхожу к вершине, чем сильнее разница между моим временем и временем зоны, тем опаснее я становлюсь для окружающих, тем больше энергии аккумулируется во мне. Это ведь не случайно, верно?

— И... ты надеешься, что сможешь «оторвать» наше трёхмерное пространство от этой штуки?

— Понятия не имею! Сейчас узнаем.

Он ухватился за форштаг, подался вперёд, протянул руку навстречу приближающемуся артефакту.

Илья вдруг понял, почему спираль казалась знакомой. Такую же ему показывал Лаугесен-старший в Рейкьявике, только та опутывала сферу, а эта — совсем иной объект. И ещё одно различие: туллейцы раскрасили голограмму во все цвета радуги. Здесь спираль была золотистой. Вернее, усеянная бегущими золотистыми