Николай Чадович - Хозяева Острога Страница 22

– Лихо, – сказал Темняк. – Но нам такой метод не подходит. Нельзя пускать дело на самотёк. Той ночью вашей стае просто повезло, а нам надеяться на удачу не приходится. Поэтому внимательно слушайте мой план.

– Надо бы Свиста в чувство привести, – напомнил Бадюг.

– Повременим. Проку от него сейчас всё равно никакого. Что касается моего плана, то он связан с немалым риском. Тут уж, как говорится, выбирать не приходится. Впрочем, весь этот риск возьмет на себя один-единственный человек, который, держа наготове оружие, отправится навстречу врагам.

– В одиночку? – уточнил Тюха.

– Вот именно. Столкнувшись с врагами, он должен наделать как можно больше шуму, дабы те поверили, что имеют дело со всей нашей стаей. В суматохе они начнут раздавать удары налево и направо, калеча, а то и убивая друг друга. Я же тем временем подберусь поближе и открою стрельбу на звук. Когда-то у меня это неплохо получалось… Ну как, нравится вам мой план?

– Другого-то всё равно нет, – сказал Тюха без особого восторга. – А кого ты собираешься послать навстречу врагам?

– Мне без разницы. Но всем вам следует уяснить, что передовой боец не жертвует собой, а только рискует. Сразу после начала заварухи он должен упасть на землю и отползти в сторону. Тогда мои стрелы не заденут его. Без выдержки и сноровки тут не обойтись… Уж если говорить начистоту, то я бы послал вперед тебя. Больше, сам понимаешь, некого.

– Как это некого! – возмутился Бадюг. – Меня вы, похоже, уже и за человека не считаете. Вперед пойду я! И даже не пытайтесь меня отговорить.

Ещё даже не закончив последней фразы, он сорвался с места, о чем можно было судить по быстро удаляющемуся топоту его ножищ.

– Вот те на! – удивился Темняк. – С чего бы это он вдруг?

– Бывают в жизни такие моменты, когда чувство собственного достоинства превозмогает и страх, и алчность, и скудоумие, – сказал Тюха, которому, похоже, эта нравственная проблема тоже была близка.

– Как бы он нам только всё дело не испортил, – с сомнением произнес Темняк. – Хотя шума он наделает не за одну, а сразу за несколько стай.

– Ночная схватка имеет то свойство, что её итоги проясняются только с первыми лучами света. Но о её ходе мы так ничего и не узнаем, даже если останемся живы. Тьма скрывает от человеческих глаз как геройство, так и трусость.

– Да успокоитесь вы когда-нибудь или нет! – взмолился Свист, всё ещё пребывавший в счастливом состоянии отрешенности. – Дайте хоть ночью отдохнуть!

– Всё, больше ни звука, – заранее вложив в лук стрелу, Темняк поспешил вслед за Бадюгом.

Суматоха во вражеской стае началась гораздо раньше, чем это предполагал Темняк. Оставалось предположить, что Бадюг передвигался в темноте столь же уверенно, как и на свету.

Впрочем, шум, возникший впереди, напоминал скорее драку каких-то фантастических зверей, чем конфликт человека с человеком. Мрак ночи сотрясали и грозное рычание, и злобный вой, и бешенное ржание.

Только сейчас Темняк вспомнил, что Веревки были лучшими певцами во всем Остроге, чем в немалой степени способствовал их нудный, однообразный труд.

Но песни Веревок состояли не из слов, как у других народов, а из сплошных звукоподражаний.

Едва эти дикие звуки утихли – оставалось надеяться, что Бадюг успел отползти в сторону, – как раздались характерные щелчки спиралей, разящих цель со стремительностью атакующей кобры. Схватка завязалась даже несмотря на то, что одна из сторон в ней практически не участвовала. Плохо, если мрак застилает глаза, но ещё хуже, если горячность туманит разум.

Ориентируясь на звук, Темняк истратил изрядное количество стрел, а последний десяток выпустил веером, что называется, наудачу. Схватка (даже не с тенью, а с пустотой) тем временем продолжалась, и на судьбе вражеской стаи, похоже, можно было поставить жирный крест, в Остроге, кстати говоря, означавший совсем другое, а именно – сексуальную силу.

Впрочем, кровавый пир вскоре закончился и наступило отрезвление – состояние столь же мерзкое, как и муки совести. Недаром в мусульманском раю праведникам обещаны пиршества без запоров, половые сношения без нарушения девственности и пьянство без похмелья. Тот, кто составлял Коран, понимал толк в красивой жизни.

– Есть здесь кто-нибудь живой? – раздался поблизости чей-то растерянный голос. – Если есть, отзовись.

– Уже отозвался, – сказал Темняк, натягивая тетиву. – И что дальше?

– Это ты, Дряк? – обрадовался неизвестный. – Цел, значит?

– Я-то цел, но я не Дряк, – ответил Темняк, пуская на голос стрелу, а вслед за ней, для верности, другую.

– Чем это ты в меня бросил? – удивился неизвестный. – Палкой какой-то… Да ты, оказывается, не наш! Вот я тебе сейчас задам!

Спираль пошла кромсать воздух во всех направлениях, и Темняк поспешил убраться прочь. Если честно сказать, он не очень-то доверял своему оружию – яд, утративший свежесть, мог утратить и эффективность, хотя Тюха утверждал обратное.

Впрочем, бессмысленные выпады вскоре прекратились – то ли боешник затаился, то ли скоропостижно испустил дух. На Бойле наступило затишье, только кто-то глухо стонал в сторонке, да булькала кровь, изливаясь из крупной артерии.

Темняк двинулся было назад, но скоро сбился с пути и уперся с стену. Здесь он и решил дожидаться рассвета. В безопасности Тюхи и Свиста сомневаться не приходилось, но надо было выяснить, что сталось с Бадюгом, которого вдруг ни с того ни с сего потянуло на подвиги. Уж лучше бы держался за чужими спинами и не высовывался. Человек, совершивший не свойственный ему прежде поступок, заслуживает не только одобрения, но и вполне законного подозрения: а почему это ты скрывал свои способности раньше?

Размышляя о странностях человеческой натуры, одинаково способной и на восхитительные взлеты, и на позорные падения, Темняк незаметно уснул, поскольку ощущение выполненного долга – лучшее успокоительное.

Однако спал он всегда очень чутко и, заслышав поблизости подозрительный шорох, сразу встрепенулся. Мрак не то чтобы рассеялся, но дал легкую слабинку, позволявшую с расстояния в десять шагов отличить человеческую фигуру от груды уличного мусора.

Прежде чем ночной скиталец заговорил, Темняк узнал его по запаху горшечной массы, пропитавшей не только одежду, но и всё естество Тюхи.

– Как дела? – шепотом спросил Темняк (окружающий сумрак почему-то не располагал к разговору в полный голос).

– Всё в порядке. Свист уже пришел в себя. Мы о тебе беспокоились.

– Где Бадюг?

– Сам его ищу.

– Давай покричим. Авось и отзовется.

– Опасно. Вдруг какой-нибудь из вражеских боешников уцелел? Ещё набросится на нас врасплох.