Андрей Столяров - Мумия Страница 22
- Категория: Фантастика и фэнтези / Научная Фантастика
- Автор: Андрей Столяров
- Год выпуска: неизвестен
- ISBN: нет данных
- Издательство: неизвестно
- Страниц: 31
- Добавлено: 2018-08-21 04:48:00
Андрей Столяров - Мумия краткое содержание
Прочтите описание перед тем, как прочитать онлайн книгу «Андрей Столяров - Мумия» бесплатно полную версию:Андрей Столяров - Мумия читать онлайн бесплатно
Удивительно, что я сам не погиб в ту проклятую ночь. Несколько раз я полностью, до черной немоты, отключался, а потом, придя вновь в сознание, чувствовал себя так, будто меня за это время пропустили через мясорубку. Кости у меня сгибались, точно резиновые, ноги словно сделаны были из сырого фарша, дурнота накатывалась такая, что воздух казался сладким. Между прочим, и многие мои знакомые впоследствии жаловались, что как раз в этот вечер, в эти критические часы третьего октября, они тоже почувствовали внезапную, ничем не объяснимую дурноту, приступы тошноты, слабость, головокружение, и, что хуже, – наплывы совершенно самоубийственного отчаяния. Вероятно, в ту ночь вся Москва была накрыта невидимым полем некробиоза. И оно то усиливалось, то на какое-то время ослабевало. Лично я полагаю, что Мумия не могла поддерживать его непрерывно. Силы для этого требовались колоссальные, все же восьмимиллионный город, и ей волей-неволей пришлось сосредоточиться на некой избранной группе. Прежде всего – на правительстве и окружении Президента. Остальные поэтому сохранили определенную самостоятельность. И, быть может, призыв Гайдара был вовсе не таким уж бессмысленным. Именно рядовые граждане в ту ночь обладали некоторой свободой выбора. Любопытная иллюстрация к тезису о том, что власть принадлежит народу.
И однако, как вели себя в ту ночь москвичи, я могу лишь догадываться. Думаю, что меня, например, как, впрочем, и многих других, спас Герчик. Мне не удалось установить, что он делал вечером третьего октября, – где метался и как на него сошло такое важное озарение. Весь период с момента выхода его из дома и до появления в Кремле скрыт во мраке. Может быть, он уже тогда твердо знал, что следует сделать и, добравшись на двух трамваях, скажем, до Лосиноостровской, сам похожий на мертвеца, бегал по пустынному парку, торопливо чиркая спичками и проклиная свои скудные знания, полученные в институте. Я напоминаю, что образование у него было чисто техническое. А, быть может, озарение сошло на него значительно позже, и сначала он, как и другие, ринулся к зданию Моссовета и лишь там, почувствовав запах земли, понял, что сейчас требуется. Кстати, неподалеку от Моссовета расположен тощенький садик. Это тоже зацепка, и, на мой взгляд, очень существенная. Вполне вероятно, что Герчик вооружился именно там. Во всяком случае, в одном ему повезло. Мумии, как я догадываюсь, трудно было вычислить отдельного человека. Вероятно, угрозу, исходящую от него, она действительно ощущала, но никак не могла привязать ее к конкретной личности. Для нее он был серым нечто, затерянным в недрах московского муравейника, и внезапные ослабления парализующего влияния некробиоза, были связаны, видимо, именно с попытками нащупать Герчика. Так бывает: что-то болит внутри, а где – непонятно. Он как бы стягивал внимание Мумии на себя, освобождая других, дергал некие нити, срывая загробную паутину. В результате покрывало смерти оказалось с прорехами, и, наверное, только потому я сейчас пишу эти строки.
Я практически не помню, как я оказался в Кремле. Лишь кошмарной неразберихой той бурной октябрьской ночи, всеобщей сумятицей, растерянностью, параличом ответственных лиц можно объяснить, что я пробился в якобы особо охраняемую правительственную зону. Кремль, конечно, должен был быть блокирован и надежно прикрыт спецчастями. Это первая заповедь любой кризисной ситуации. На деле же я спокойно прошел пост охраны в Боровицких воротах: гладкие, как у манекенов, безмятежные лица солдат, капитан, встряхивающий головой, словно лошадь. Никаких документов у меня попросту никто не спросил. В самом же Кремле поражала громадная неправдоподобная тишина. Будто все находилось под куполом, не пропускающим звуков. Видно было пронзительно, несмотря на скудное освещение – той особой пронзительностью, которая бывает лишь в фильмах ужасов. Всякая деталь была точно специально очерчена: пепельная, в шелухе серой луковицы колокольня Ивана Великого, Дом Советов – словно картонный, вырезанный, склеенный и покрашенный, зубчатые отгораживающие от мира багровые кремлевские стены. Видна была каждая только еще намечающаяся трещинка в корке асфальта, – пыльный камешек, травинки у люка канализации. И вот в этой безжизненной, как вчерашний день, пронзительности и тишине, совершенно беззвучно, но слышимые как бы внутри мозга, порождая ветер, который, кстати, тоже внешне не ощущался, колотились, звеня на тысячу голосов, красные колокола.
Я не преувеличиваю, они были именно красные – из запекшейся крови, прокаленные в пламени сатанинского горна, твердые, звонкие, поющие с нечеловеческой силой. Я их не видел, но эта яркая краснота отпечатывалась в сознании. И одновременно, по-видимому, разбуженные кровяным благовестом, раздвигая тюльпаны, вздрагивающие и осыпающиеся до пестиков, как кошмар, прорастали жилистые стебли чертополоха – лопались черные почки, бритвенной остротой распарывали воздух шипы. В горле у меня была железная судорога. Уже позже один их моих научных коллег-приятелей, человек, надо сказать, заслуживающий всяческого доверия, говорил, что как раз в эту день он по семейным причинам находился во Пскове, и там тоже после полуночи яростно зазвонили колокола, тоже – красные, и тоже – как бы из запекшейся крови. И, опять же, этого звона никто, кроме него, не слышал. А в громадных прошлого века палатах купца Поганкина осветились все окна и загремела за ними бесовская музыка. И хотя мой коллега человек, как большинство ученых, неверующий, даже к нынешним рок-загибам относящийся со снисходительным добродушием, он определял эту музыку именно как бесовскую: от нее сами собой дергались мускулы рук и ног, и прохожие, точно эпилептики, выламывались в неописуемом танце.
Лично я никакой такой музыки, к счастью, не слышал. Но распевы кровавых колоколов были невыносимы. Точно мышь от рева сирены, я метнулся в первую же попавшуюся дверь, пробежал по длинному коридору с дежурным лампой над входом, повернул, пробежал по другому коридору, свернул еще раз и, наверное, движимый каким-то шестым спасительным чувством, оказался в комнате, освещенной матовыми плафонами, и с громадным облегчением увидел там застеленный пластиковой штабной картой стол, мониторы и откинувшегося на стуле невозмутимого Гришу Рагозина.
Кроме него в помещении находилось еще несколько человек: крепенький, как боровичок, коренастый, стриженый под бобрик полковник, некто в штатском с клочковатой вздыбленной, словно пух, седой шевелюрой (на секунду мне показалось, что это лично Б. Н., как называли иногда Президента; нет, лицо хоть и было сходного типа, но все же другое) и какие-то двое – в солдатской форме, каждый с наушником у правого уха, видимо, операторы, вглядывающиеся в серебристую зыбь экранов.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.