Айзек Азимов - Дибук с Мазлтов-IV Страница 22

Я подошел ближе.

— Скажи мне, Йосеф, чего ты хочешь?

— Я говорю, что нам, возможно, следует послать за Баал-Шемом, — тихо сказал дибук.

— Глупости! — яростно сказал раввин.

— Откуда у вас эта ненависть? — спросил Шмарья Аш. — Вы же сами первым предложили использовать колдовство кунивару. Вы с радостью позвали чужих врачей-магов, но не хотите позволить еврею попытаться оказать помощь в том же деле? Будьте последовательны, Шломо!

Лицо раввина пошло пятнами гнева. Было странно видеть этого обычно спокойного, даже мягкого человека в таком раздражении.

— Я не собираюсь иметь дела с хасидами! — заявил он.

— Похоже, это профессиональные разногласия, — констатировал Моше Шилоах.

— Признать все иррациональное, средневековое, дремучее, что есть в иудаизме? Согласиться со всеми древними суевериями? Нет и еще раз нет!

— Но дибуки как раз и относятся к сфере иррационального, дремучего и средневекового, — возразил Йосеф Авнери. — Кто справится с дибуком лучше, чем раввин, душа которого крепко держится за старые верования?

— Я запрещаю вам! — голос Шломо Фейга сорвался на визг. — Если придет Баал-Шем, я… я…

— Рабби! — Йосеф тоже кричал. — На одной чаше весов моя измученная душа, а на другой ваша оскорбленная духовная гордость! Прочь с дороги! Приведите ко мне Баал-Шема!

— Я отказываюсь!

— Смотрите! — воскликнул Яаков Бен-Цион, показывая в сторону.

Как выяснилось, спор носил уже чисто теоретический характер. Наши братья-хасиды явились незваными на священный луг: длинная процессия фигур доисторического вида, закутанных в традиционные черные одеяния, с широкополыми шляпами на головах. Лица обрамляли густые бороды, из-под шляп вились пейсы. Новоприбывших возглавлял цадик, их святой, их пророк и вождь, реб Шмуэль Баал-Шем. Мы определенно не собирались брать хасидов с собой, когда бежали с Земли, от дымящихся руин Израиля. Мы мечтали оставить на Земле все печали и горести и создать новый еврейский мир на другой планете, без наших вечных врагов-неевреев, но и без наших собственных религиозных фанатиков, слишком долго высасывавших наши жизненные соки. Мы не нуждались в мистиках, истериках, плакальщиках, нытиках и колдунах, нам требовались фермеры, механики, инженеры и строители. Но могли ли мы отказать им в месте на «Ковчеге»? Им повезло, что они обратились к нам, когда мы заканчивали подготовку к полету. Ночной кошмар, омрачавший нашу жизнь триста лет, стал реальностью — наша родина пылала, войска были разбиты, филистимляне с длинными ножами рыскали по нашим городам. Корабль был готов отправиться к звездам. Мы были не трусами, но реалистами и понимали, что больше не выстоим. И если какой-то части нашего древнего народа суждено выжить, так только в космосе, подальше от жестокой Земли. Мы уже готовились к отбытию, когда появились реб Шмуэль и его тридцать последователей. Они просили о помощи. Мы не могли отказать и тем самым обречь их на верную гибель. Они — люди и они — евреи. Несмотря на все опасения, мы приняли их на борт.

Затем было путешествие, год за годом плыли мы по небесам, пока не наткнулись на звезду, лишенную имени, имевшую только номер. Четвертая планета оказалась плодородной и гостеприимной, здесь был более счастливый мир, чем Земля. И мы возблагодарили Бога, в которого не верили, и закричали «Мазлтов! Мазлтов! Добрая удача, добрая удача, добрая удача!» Потом кто-то заглянул в старую книгу и вычитал, что в старину слово «мазл» имело астрологический характер. В библейские времена оно значило не только удачу, но и счастливую звезду. Так что мы назвали нашу звезду Мазлтов и высадились на планете Мазлтов-IV, чтобы построить Новый Израиль. Здесь у нас не было врагов — ни египтян, ни ассирийцев, ни римлян, ни казаков, ни нацистов, ни арабов. Здесь были только кунивару, простой, добрый народ, они торжественно глядели на наши попытки объясниться при помощи пантомимы, а затем жестами ответили — добро пожаловать, у нас больше земли, чем нам нужно. И мы построили наш кибуц.

Но мы не хотели жить вместе с хасидами, этими остатками прошлого. Они тоже не питали к нам большой любви, ведь для них мы были язычниками, безбожными евреями, которые хуже гоев. Так что хасиды ушли и построили себе маленькую грязную деревню. Иногда, если ночь выдавалась особенно тихой, издалека до нас доносились их песнопения, но в целом мы почти не общались с ними.

Я мог понять, почему рабби Шломо так категорически возражает против вмешательства Баал-Шема. Хасиды представляли иную сторону иудаизма, мистическую, темную, неконтролируемую дионисийскую сторону, «скелет в шкафу» нашего народа. Шломо Фейг мог умиляться или восторгаться ритуалами пушистых кентавров, но такое же поведение евреев вызывало у него отвращение. И еще кое-что. Умный и здравомыслящий Шломо Фейг не имел учеников и последователей среди умных и здравомыслящих светских евреев кибуца, а хасиды смотрели на Шмуэля Баал-Шема с благоговением, для них он был чудотворцем, провидцем и святым. Однако какими бы понятными ни были возражения рабби Шломо, Йосеф Авнери был прав: дибуки относились к фантастическому миру Шмуэля.

Шмуэль Баал-Шем был очень высоким, худым, костлявым человеком со скуластым лицом, обрамленным мягкой, густой и кудрявой бородой. Его глаза смотрели спокойно и мечтательно. Он выглядел пятидесятилетним, но с тем же успехом мог оказаться и тридцати, и семидесяти, и даже девяностолетним. Умение создать драматический эффект не подвело его и в тот раз. Полдень давно миновал, и он встал спиной к солнцу, так что его длинная тень накрыла нас, протянул вперед руки и сказал:

— Мы слышали, что среди вас завелся дибук.

— Нет никакого дибука! — сердито ответил рабби Шломо.

Баал-Шем улыбнулся:

— Но здесь есть кунивар, говорящий голосом израильтянина.

— Да, случилось нечто непонятное, — признал рабби Шломо. — Но в наше время и на этой планете никто не относится серьезно к дибукам.

— То есть вы лично не относитесь серьезно к дибукам, — уточнил Баал-Шем.

— А я отношусь! — закричал Йосеф Авнери. — Это я! Я! Я и есть дибук! Я, Йосеф Авнери, умерший год назад в элуле, за свои грехи осужден на пребывание в теле этого кунивара! Еврей, реб Шмуэль, еврей, жалкий, грешный, несчастный аид. Кто выпустит меня? Кто меня освободит?

— Нет дибука, говорите? — добродушно спросил Баал-Шем.

— Этот кунивар обезумел, — буркнул Шломо Фейг.

Мы чувствовали себя неловко, смущенно покашливали и переминались с ноги на ногу. Если кто и сошел с ума, так это наш раввин, взявшийся с таким жаром отрицать феномен, который сам же и признал, пусть неохотно, несколькими часами ранее. Уязвленная гордость и отчаянное упрямство мешали ему рассуждать здраво. Взбешенный Йосеф Авнери начал громко называть буквы ивритского алфавита, затем прочитал Шма Исроэль — и говорил другие вещи, чтобы доказать свое существование. Баал-Шем молча терпеливо ждал, воздев руки. Крепкий, коренастый Шломо, казавшийся карликом рядом с высоким хасидом, продолжал настаивать на рациональном объяснении происшествия с куниваром Сеулом.