Александр Гейман - Чудо-моргушник в Некитае Страница 22

Впрочем, граф уже не наблюдал всего этого. На выходе из будуара с ним приключилась новая неприятность. Едва он переступил порог, как сзади кто-то подскочил и с силой цапнул его за левую ягодицу.

- Ах ты!.. - невольно вскрикнул граф от боли. Он развернулся, стремясь поймать мерзавца: - Ну, я тебе сейчас!..

Но он не успел - только чья-то темная тень метнулась прочь за занавеску - и она, как будто, была крупней, нежели полагалось быть тени принца. Сгоряча граф кинулся преследовать негодного, как он думал, мальчишку. Но за занавесом оказалась дверь, и она была заперта изнутри. Охая и хромая, граф побрел прочь по коридорам полутемного дворца. Все гости уже разъехались, редкие слабенькие лампы не освещали нигде ни единого лица. Но в этот раз графу посчастливилось - слуги подошли к нему сами и без лишних слов провели к выходу из дворца. Тут же ему подали прямо к ступенькам рикшу. Теперь граф уже не колебался, подобает ли христианину ехать на рикше. Он нарочно громко сказал вслух:

- А верное слово молвил аббат: какой это, к хренам, ближний - это рикша!

Он сел в коляску и ткнул кнутом в некитайскую спину:

- Н-но, пшел!..

Рикша подскочил на месте и сразу рванул с весьма недурной скоростью. Пятки его так и мелькали в свете ярких некитайских звезд. Чем-то он напомнил графу аббата - пожалуй, своим пухлым телом.

- Да, - сказал граф, - крепкий народ эти некитайцы. Разве европеец смог бы бежать с такой скоростью да ещё голыми ногами по камням да ещё в гору! А этот бежит - а ведь такой же толстячок, как наш аббат! А аббат Крюшон - смог бы он развить подобную быстроходность? Куда ему, жирному через пару минут задохся бы да повалился на мостовую. Хорошо, что Библия запрещает ездить на аббатах, а то бы...

Тут граф вспомнил, что не сказал рикше адрес.

- Эй, парень! Ты адрес-то знаешь? Вези меня к дому А Синя!

Тут он припомнил, что не справился об аббате и добавил:

- Да поживее, ты, кляча! Если моего аббата дома не будет, то поедешь во дворец за ним.

Рикша при словах графа как-то подскочил на бегу и что-то нечленораздельно промычал. Он попытался было повернуть голову к графу, но граф строго одернул хама, перепоясав его кнутом:

- А ну, не балуй, ты, быдло! Пшел!..

Рикша подкатил к дому А Синя и остановился, что-то яростно мыча. Граф сошел с коляски и наказал:

- Сейчас, я узнаю, прибыл ли уже аббат, и если нет, то отправишься за ним во дворец.

Рикша бешено взревел, мыча что-то совершенно неразборчивое. Он развернулся вместе с шарабаном лицом к графу, и благородный гасконец обомлел: это рикша был никто иной как аббат Крюшон!!! Но как...

- Аббат!.. - изумленно вскричал граф. - Зачем вы взялись за этот рабский труд?

- О-а-и-е-е-а!.. - простонал аббат - и граф только теперь заметил в его рту тугой кляп.

Как оказалось, и руки аббата были привязаны к оглоблям шарабана. Граф принялся освобождать аббата, орудуя острием и лезвием шпаги. Он не знал, как загладить свою невольную вину, и рассыпался в извинениях.

- Слово чести, аббат! Я не подозревал, что это вы... Простите, ради Бога, что я так гнал вас всю дорогу... Бог ты мой, да кто же вас привязал? Что случилось?

Он вытащил изо рта аббата кляп, и тот простонал:

- Из-де-ва-тель-ство!..

Оттолкнув руку графа, аббат взбежал на крыльцо и хотел открыть дверь. Но та оказалась заперта, и аббат, совершенно лишась сил перед этой новой злополучностью, мешком рухнул на ступеньки. Граф Артуа поспешил к нему, но и он не мог открыть двери. Тогда, кинув аббату слово ободрения, граф стал сильно стучать и звать А Синя. Шум, который поднял граф, должен был бы разбудить всю столицу, но однако, в доме никто не отзывался - и даже не проснулся никто из соседей.

- Крепитесь, аббат! - успокоил граф. - Сейчас я посмотрю, нет ли здесь черного хода, а если что, то заберусь на галерею, проникну в дом и впущу вас.

Аббат Крюшон молча всхлипывал, не желая говорить со своим обидчиком. Граф Артуа обошел дом сзади и, действительно, обнаружил ещё одну дверь, но и её, однако, не мог открыть. Тем временем аббату повезло больше - он поднялся на ноги и толкнулся в дверь. Та, как ни странно, легко открылась очевидно, они с графом ошибочно пытались тянуть её на себя, а надо было от себя. Аббат вошел в дом, поразившись его темнотой после лунной светлой улицы, и через пару шагов споткнулся и повалился на ступеньки лестницы. От падения перед глазами аббата вспыхнули зеленые искры и какая-то смутная догадка пришла ему на ум. Аббат поднялся, поправляя задравшуюся сутану, и вот тут-то на него сошло озарение. "А что если, - осенило аббата, - что если запереть дверь, задрать сутану, лечь на лестницу голым задом вверх и начать громко стонать? А ну-ка, что из этого получится!"

Сказано - сделано: аббат тотчас запер входную дверь и лег с голым задом на ступеньки. "Граф будет ломиться и звать меня, - думал аббат, - а я назло буду стонать погромче!"

Так и вышло - граф, не сумев открыть задний ход, вернулся к парадному крыльцу и обнаружил потерю аббата. Он недолго озирался по сторонам в недоумении - несущие из-за двери тяжкие стоны вскоре привлекли его внимание. Он узнал голос аббата и решительно толкнулся в двери, но те оказались заперты.

- Аббат! - встревоженно окликнул граф. - Что с вами?

- О! О! О! - стонал несчастный аббат Крюшон.

- Аббат! Отоприте дверь! - звал граф. - Что с вами делают?.. Держитесь! Я здесь!..

Но из дому неслись одни только стоны.

- Сейчас, аббат! Я спасу вас! - вскричал благородный граф, сообразив наконец, что над аббатом учинено какое-то чудовищное насилие.

Он всем телом ударился в дверь, но та устояла. Тогда граф разбежался получше и всей тяжестью тела прыгнул на дверь. Та распахнулась, как вовсе не была заперта, и граф полетел в темноту. Он налетел на что-то мягкое и не очень ушибся, но все же из-за падения на какой-то миг потерял сознание. Очнувшись через миг, граф ощутил, что лежит на чем-то мягком, а вверху меж тем послышались голоса.

- Ты смотри-ка, - удивлялся кто-то, - попку ему целует!

- Любит, - ленивым шепотом отозвался другой.

- Ну, ясно, любит, - согласился первый голос, - только чего же он тогда на любови-то своей по столице ездит?

- А ему, вишь, так слаже, - со знанием дела объяснил второй. Терзает-терзает да и помилует - дескать попка ты моя попка, хочу - казню тебя, хочу - взасос целую!

Вверху появился свет, и граф, подняв голову, увидел стоящего с лампой А Синя и его слугу. Внизу же, под лицом графа, обнаружился неприкрытый зад аббата Крюшона, в который, падая, и уткнулся так неудачно благородный граф Артуа. Аббат со стоном выговорил ему:

- Да слезьте же с меня, мерзкий граф, о нас могут подумать дурное!