Алексей Корепанов - Без маски Страница 22

Сидеть в душной темноте, пропитанной запахами гнили, было не самым интересным занятием. В голову лезли какие-то несуразные мысли, вновь вспомнился прочитанный утром рассказ и мои полубредовые предположения. "Предлагаю в порядке бреда", - так любил выражаться один сибирский фантаст, с которым мне доводилось встречаться на семинарах. Темнота, тишина и вынужденное бездействие настраивали на своеобразный, не очень приятный лад. Я внезапно поймал себя на том, что невольно вслушиваюсь и вглядываюсь в темноту, совсем как мой капитан Белов на кладбище. На душе было тревожно. Видно, не зря утверждают полярники: тьма долгой ночи угнетающе действует на психику и порождает чувство безотчетного стража. А возьмем французского спелеолога Сифра, два месяца в одиночестве просидевшего в пещере: в конце эксперимента он стал ощущать, что не один в пещере, что кто-то невидимый ходит буквально за ним по пятам.

Потом мне почему-то подумалось о том, что вот живем мы на Земле, со всеми своими каждодневными малыми и большими проблемами, со своими радостями и горестями, а вдруг и не живем мы вовсе, а просто снимся какому-то иному и жизнь наша, и весь наш мир существуют только до того мгновения, когда проснется это иное - и мы исчезнем без следа. Мысль была не новая, но я продолжил ее: что если и наши сны - это тоже чья-то Вселенная, чья-то жизнь, и мы, просыпаясь по утрам от будильников, каждый раз, не зная этого, действительно уничтожаем приснившиеся нам миры? Я принялся обдумывать это предположение, рассматривать со всех сторон, попытался прикинуть один, другой сюжетный, так сказать, эмбрион - и услышал звук шагов. Кто-то спускался в подвал.

Я моментально вернулся в наше пространство-время и замер в своем укрытии. Заворчала, открываясь, дверь, захрустело под чьими-то подошвами битое стекло. Вошедший чиркнул спичкой и направился в глубь подвала. Я, приподнявшись, выглянул из-за досок и убедился в правильности своего предположения: сквозь нагромождения рухляди, подняв спичку над головой, пробирался высокий подросток со свертком, удаляясь от меня. Я дал ему возможность перейти в следующую секцию и осторожно последовал за ним.

Подросток продвигался вперед медленно, то и дело зажигая спички. Я шел еще медленнее, тщательно ощупывая путь носком ботинка, чтобы, не дай Бог, не зацепиться за что-нибудь в темноте.

Так мы миновали две секции подвала. У прохода в третью я остановился, потому что хлопец свернул в сторону, пролез под трубами и задержался у стены. Спичка погасла, в темноте послышались какие-то звуки: шорох, постукивание, негромкий скрежет. Я стоял у бетонной перегородки и, задерживая дыхание, вслушивался в эти звуки. Я хотел услышать Костин голос. И действительно до меня донеслось что-то похожее на приглушенные голоса! Несколько неразборчивых слов. И почти тут же вновь негромко скрежетнуло и зашуршало. Зажглась спичка и я отпрянул за перегородку. Не знаю, как чувствовал себя мифический великан, когда Геракл временно подменил его, приняв на свои плечи всю тяжесть мира, но я чувствовал огромное облегчение. Все остальное - потом, потом, главное - Костя здесь, Костя жив... И еще оказалось, что я буквально взмок, я чувствовал, как пот стекает от висков по щекам, совсем так, как это описывают в книгах.

Очередная спичка погасла, подросток, шурша курткой, пробрался в секцию, где я поджидал его. Он прошел рядом со мной, я включил фонарик и моментально вывернул ему руку, заставив согнуться чуть ли не до бетонного пола. Он вскрикнул от неожиданности и попытался вырваться, но я держал крепко.

- Спокойно, молодой человек, - сказал я в лучших традициях милицейских романов и добавил, чтобы он сразу уяснил, кто напал на него в темном подвале: - Черные метки можете посылать, сколько хотите, а вот окна бить нехорошо. Материальный ущерб. Так что завтра придете и будете вставлять стекло. Всей бригадой. Понял?

Хлопец сопел, но молчал. Я посветил ему в лицо фонариком - нет, это был не тот черноглазый в красной куртке, этот был рыжеватый - видно, ходили по очереди. Повторил, повысив голос:

- Понял или нет?

- Понял, - угрюмо ответил он, хмурясь от света.

- Ну, а теперь веди к Косте. Расскажете, в чем дело.

Он посмотрел на меня, теперь уже не щурясь, и от этого взгляда мне стало не по себе. В его глазах не было страха или раскаяния. Что-то другое было в его глазах.

- Не ходите туда, - очень серьезно сказал подросток. - И руку отпустите, убегать не собираюсь.

- Хорошо.

Я разжал пальцы. Подросток выпрямился, одернул куртку и повторил:

- Не ходите, пожалеете. Лучше уходите отсюда и делайте свои дела.

- А если не уйду? Тогда что, санкции примените? - насмешливо спросил я, продолжая освещать его фонариком. - Устроите мне автомобильную катастрофу или крушение поезда? Или новый "Нахимов" для меня зафрахтуете?

Подросток опять посмотрел на меня долгим угрюмым взглядом и по-стариковски тяжело вздохнул.

- Зря вы это, товарищ журналист. Все равно ведь никто не вернется.

- Даже так? - Удивление мое смешалось с любопытством и тревогой. Почему это никто не вернется? Он там что, не один?

- Не ходите, - упрямо проронил хлопец, оставляя мои вопросы без внимания. - Ведь жалеть будете...

Я оборвал его:

- Ну хватит! Разберемся, буду я жалеть или нет. И угрозы свои оставь при себе, паренек.

- А я и не угро...

- Оставь при себе, говорю! - отрубил я. - Убежище покажешь сам или мне придется искать?

- Я вам не Иван Сусанин.

- Ладно, Сусанин, дело твое. - (Был бы я на его месте и было бы мне пятнадцать - я бы тоже отказался.) - Сам найду.

Я направил луч фонарика в проем и протиснулся в третью секцию. Пробрался под трубами и остановился у стены. За спиной было тихо, хлопец, не пожелавший быть Сусаниным, вероятно, так и остался стоять по ту сторону прохода. В луче клубилась пыль, пол был завален каким-то ссохшимся тряпьем.

- Не надо, вернитесь, - донеслось из темноты.

- Ты лучше думай, где оконное стекло достать, - ответил я, разгребая тряпье носком ботинка. - Дефицит, однако.

Под тряпьем обнаружилась выцветшая потертая клеенка, разложенная на бетонном полу. Я приподнял ее и нашел, наконец, то, что искал: замазанный раствором и почти неотличимый от пола обитый жестью щит, который, несомненно, закрывал вход в подземное убежище.

Я посветил назад - подросток застыл в проеме, закусив губу, неподвижное лицо его походило на маску отчаяния - и, присев, негромко постучал пальцем по щиту, как недавно это делал он: "тук-тук, тук... тук-тук... тук..." Прислушался, постучал еще раз. Под щитом послышался шорох, словно снизу отодвигали засов. Край щита с легким скрежетом приподнялся, подталкиваемый из подземелья, и я резко рванул его на себя. В лицо ударил затхлый запах.