(Алексрома) Ромаданов - Оживи покойника Страница 22

- А ты у нас прыткий, оказывается! - засмеялся Шуряк, хлопая по плечу трясущегося Павло.

Павло проскрипел в ответ зубами и пробуравил Шуряка выпученными глазами, но сказать ничего не смог.

- Оставь его, пусть в себя придет! - сказал Федор, которому стало жаль Павло.

- Слушай, Федор, - отвел его в сторону Шуряк, - присмотри за Павло, ладно? Какой-то он странный стал...

- Вы чего там шушукаетесь? - недовольно крикнул очнувшийся Павло. - Обсуждаете, как от меня, старика, избавиться?

Шуряк скроил для Федора выразительную гримасу: только что я тебе говорил, а теперь ты и сам видишь.

- Господь с тобой, Пашуля! - весело крикнул Шуряк. - просто Федор мне признался по секрету, что не любит, когда ему в затылок дышат. Ты не будешь против, если мы его в конец колонны поставим?

Павло ничего не ответил, но зыркнул по-волчьи: врете, гады!

- Давайте перекусим, может? - предложил Федор, который давно ничего не ел, кроме яблок на закуску.

- О, это идея! - охотно поддержал его Шуряк: ему, очевидно, пришло на ум, что Павло нужно накормить, чтобы он окончательно пришел в себя. - Отойдем от дороги и похаваем!

Они зашли в перелесок, отделяющий автостраду от жилых домов, и устроились на толстых корнях исполинского дуба. Павло молча развязал рюкзак и бережно выложил на расстеленный вместо скатерти целлофановый пакет большущий шмат сала, буханку хлеба и шесть свежих огурцов.

- И все? - вскинул брови Шуряк.

Не удостоив его ответом, Павло нарубил сало крупными кубиками и принялся неторопливо его поглощать... Ели в полной тишине, даже барабашек не было слышно...

- Анекдот хотите? - не выдержал тишины Шуряк. - Короче, Штирлиц заглядывает в дупло и видит в темноте два круглых глаза. Голос за кадром: "Это дятел", - подумал Штирлиц. - "Сам ты дятел!" - подумал Мюллер".

Федор засмеялся, а Павло и бровью не повел, будто не слышал: он все так же задумчиво продолжал двигать челюстями, время от времени на секунду замирая и прислушиваясь к чему-то.

- Как самочувствие, Паша? - опять не выдержал Шуряк.

- Я не Паша, - тихо ответил Павло, не повернув головы.

Федор и Шуряк застыли с набитыми ртами: им вдруг почудилось, что перед ними сидит не Павло, а принявший его обличье барабашка или еще того хуже...

- А кто ты? - так же тихо спросил Шуряк, медленно просовывая руку под куртку, к ремню, на котором висела тяжеленькая граната.

- Я - Павел Егорович! - взорвался Павло. - А ты - щенок еще, чтобы меня Пашей называть!

Шуряк с Федором облегченно вздохнули в унисон.

- Дурак ты, Егорыч, и шутки у тебя дурацкие, - ласково сказал Шуряк.

- У меня башка раскалывается, - пожаловался Павел Егорович.

- На вот, полечись, - передал ему Шуряк фляжку со спиртом. - Три столовых ложки после еды - сразу головка бо-бо перестанет.

Павло принял "лекарство", и инцидент был исчерпан. Закончив трапезу, команда возобновила свой поход. Федор шел теперь последним... Не успел он пройти и десяти шагов, как услышал за собой тяжелое дыхание. Он обернулся - сзади никого не было. "Прибавить шаг!" - дал команду Шуряк. Федор пошел быстрее, и дыхание за его спиной стало более частым и громким, переходящим в одышку. Федор остановился - дыхание стихло. Он опять пошел дыхание снова стало греть ему затылок, и теперь к одышке прибавилось противное постанывание при каждом выдохе. "Сучары!" - обругал Федор барабашек и сам стал громко дышать, чтобы заглушить невыносимое дыхание у себя за спиной.

Через несколько минут они вышли на городскую окраину, застроенную невысокими кирпичными домами типа хрущевских пятиэтажек, прозванных в народе "хрущобами" (видно, здесь жили те, кто обслуживал миллионеров... то есть, раньше жили, конечно). Шуряк достал собачий пеленгатор и вставил в ухо капсулу с микрофоном. "Ну что, авкает?" - спросил Павло. Шуряк вместо ответа поднял вверх указательный палец, прислушиваясь... по губам его поползла довольная улыбка. "За мной!" - дико заорал он и бросился бежать вдоль улицы. Павло и Федор устремились за ним.

Пробежав метров сто, Шуряк вдруг остановился и принялся вертеться на месте, зондируя пространство антенной пеленгатора. Со стороны он сильно напоминал ищейку, потерявшую след. Наконец, он замер, поводил рукой, уточняя направление, и бросился в переулок. На следующем перекрестке он опять остановился, и вся процедура была проделана заново... Так они пробежали несколько кварталов, и в итоге оказались на том же месте, откуда начали свою гонку. Шуряк снова было принялся отплясывать свой танец, но подбежавший Павло схватился за провод и выдернул капсулу из его уха:

- Сними лапшу с ушей! - прохрипел он, отдуваясь. - Я тебе не лошадь цирковая, чтоб по кругу бегать!

- Идиот! - заорал в ответ Шуряк, втыкая капсулу обратно в ухо. - Она же не будет стоять на одном месте и ждать, когда ты ее за хвост поймаешь!

- Я вот счас тебя самого за х...

- Тихо мне! - перебил Шуряк, многозначительно кивая головой на недостроенный дом метрах в двадцати.

- Когда же она туда забежать успела? - усомнился Федор.

- Да это у него в ухе звенит! - поддержал его разозлившийся Павло.

- Можете сами убедиться, - протянул им капсулу Шуряк.

Павло, а затем Федор послушали: и правда, со стороны недостроенного краснокирпичного дома пищало, причем очень сильно. Все трое подошли к строению, задержавшемуся в своем росте на третьем этаже. Вход в него зиял черным бездверным проемом, и из этого проема, как из темной пещеры, доносилось грозное рычание на одной низкой ноте, принадлежавшее, казалось, крупному хищному зверю.

- Что, опять барабашки, скажешь? - ехидно спросил Павло Шуряка.

- А кто же еще?! - невозмутимо ответил тот. - Или ты хочешь сказать, что наша болоночка охрипла?

- Тогда иди и возьми ее, если ты такой вумный! - злорадно сказал Павло.

Шуряк, конечно же, тоже стал подозревать что-то неладное, но отступать было некуда: сзади был Павло. Он предусмотрительно застегнул на голой груди куртку и, пригнув голову, словно шел в огонь, стремительно ворвался в дверной проем... Почти тотчас раздался мощный рык, и Павло с Федором увидели, как по невысоким ступенькам перед входом скатывается Шуряк, запутавшийся в мохнатой черной шубе. Извернувшись, он сбросил с себя эту захлебывающуюся свирепым урчанием толстую шубу и завопил: "Стреляй, разъеба!" И только тут Федор с Павло разобрали, что это вовсе не шуба, а огромный лохматый пес с горящими глазами.

Павло кинулся за пистолетом, но проницательный барбос, отреагировав на резкое движение его руки, бросился на него и сбил с ног... К счастью, рядом валялась совковая лопата с длинной ручкой, и вовремя вышедший из оцепенения Федор огрел ей собаку по спине. Послышался жалобный визг, пес отпрыгнул от своей жертвы, которую чуть-чуть не схватил за горло, и, опытным взглядом оценив расклад сил, неторопливо, чтобы не потерять своего собачьего достоинства, затрусил прочь, на прощание огрызнувшись, мол, еще встретимся. Раздался резкий хлопок: Павло запоздало выстрелил, не целясь, скорее даже для самоуспокоения.