Алексей Смирнов - Натюр Морт (сборник) Страница 22

«Нечто вроде службы „911"“, — подумал Антон Белогорский. В общем, не так уж плохо. Отчего бы и не попробовать? Военная форма, конечно, немного смущает. И вся эта из пальца высосанная идеология — на кой она дьявол? Он, понятное дело, об этом подробненько расспросит, прежде чем принять окончательное решение. Но в целом впечатление, скорее, благоприятное. Хорошо, что говорить ему предстоит с самим Фертом. Если он, Антон Белогорский, наденет форму „УЖАСа“, то пусть уж лучше в учителях у него будет человек с понятием, а не какой-нибудь Коквин или Свищев. Да, придется хорошенько подумать. Возможно, Париж стоит мессы.

Это выражение было у Белогорского одним из самых любимых. Когда он так говорил или думал, это означало, что решение уже принято.

Шоу подошло к концу. Ферт объявил, что все желающие могут теперь подойти к сотрудникам, чьи имена значатся в приглашениях, и обсудить детали. Зал загудел; часть зрителей ушла, не попрощавшись — не считая тех хамов, что покинули зал еще во время представления. Оставшиеся разбились на группки, окружив хозяев праздника. Антон, поколебавшись, направился к Ферту, который сидел, закинув ногу на ногу, в первом ряду и принимал своих крестников в порядке живой очереди. Тех было человек пять-шесть, каждому он предлагал заполнить какую-то анкету. Заполнять ее никто почему-то не хотел, а потому Ферт преспокойно, с вежливой улыбкой, советовал излишне недоверчивым соискателям попытать счастья где-нибудь в другом месте. Сам он, в свою очередь, не желал ничего объяснять и оставался непреклонен. Ругаясь, обиженные гости уходили не солоно хлебавши. Ферт продолжал беззаботно улыбаться, обнаруживая полную незаинтересованность в чересчур осторожных сотрудниках. Таким образом, Антон остался в одиночестве. Он посмотрел по сторонам: немногочисленные гости из отчаянных сидели, склонившись над листами бумаги. Антон глубоко вздохнул и поздоровался. Ферт сердечно закивал и протянул ему анкету:

— Не сочтите за труд заполнить.

— Да, но я сперва хотел бы…

— Пожалуйста, возьмите анкету, — повторил, словно не слыша, Ферт.

Антон взглянул на него, потом оглянулся на выход — и взял. Ферт, вместо того, чтобы радоваться, что хоть кто-то согласился на его условия, посмотрел на часы.

— У вас десять минут, — известил он Антона. — Достаточно?

— Наверно, — пожал плечами Белогорский, устроился через три кресла от инструктора и принялся изучать текст. Наглые, однако, вопросы. Национальность. Вероисповедание. Образование. Профессия. Возраст. Адрес. Партийность. Группа крови. Спортивный разряд. Печатные работы. Награды. Судимости. Знание языков. Специальные навыки. Вредные привычки. Семейное положение. Размер ежемесячного дохода. Сдерживаемые эмоции. Тьфу ты, холера! Какая гнида это составляла? Не нужно ли отпечатков пальцев?

— А куда все это пойдет? — осведомился Антон, перегибаясь через ручку кресла.

— Порву при вас, — улыбнулся Ферт. — Видите ли, я раскрываю карты лишь потому, что вы взяли анкету. Согласитесь — какой смысл тратить время на пустых, трусливых людей, которые ее боятся даже взять — только взять, не заполнить! Полное отсутствие любопытства даже перед лицом голодной смерти.

— Так может быть, и заполнять не надо? — спросил Антон. — Если все равно порвете, почему нельзя устно?

— Легче прочитать — тогда сразу видно, на что обращать внимание в первую очередь и как строить беседу, — возразил Ферт уже с нотками неудовольствия. — Не хотелось бы в вас разочароваться — смелее! Осталось всего пять минут.

Антон махнул рукой и подчинился. Он трудился не пять, а целых пятнадцать минут, но Ферт ни разу его не поторопил и не сделал выговора, когда тот, наконец, вручил ему исписанный лист.

— Очень неплохо, — похвалил Белогорского инструктор и щелкнул ногтем по листу, едва не проделав в нем дырку. — Сразу ясная картина! — он выхватил красный карандаш и стал энергично подчеркивать — Среднее образование, полуеврей-полубелорус с татарскими вкраплениями, беспартийный, ни навыков, ни наград, в Бога не верите и вдобавок затаили злобу решительно на всех. Типичный невостребованный полукровка без предметов гордости. Мне кажется, вам у нас понравится.

— По-моему, вы всем так говорите, — Антон натянуто усмехнулся.

— Только тем, кто заполнил анкету, — рассмеялся Ферт и, как и обещал, разорвал его труд на восемь частей. — Итак, вы любезно ответили на наши вопросы. Я полагаю, у вас вопросов тоже накопилось — теперь вы можете с чистой совестью их задать.

Тот немного подумал.

— Ну…вот, например, насчет телохранителей…Один на сцене упомянул, что к нему телохранителей приставили. Пули там всякие…Предупреждаю: я на мясо не гожусь. Физическая подготовка оставляет желать…в общем, вы понимаете.

— Конечно, понимаю. Никто вас под пули не отправит. Мы же не идиоты и видим, кто для какой работы создан. Фронт работ широк.

Белогорский с облегчением вздохнул.

— Почему ваши люди носят военную форму? — уже смелее спросил он, слегка прищурясь и ощущая себя в барственной роли покупателя, который пока не решил, брать ему товар или нет.

— Во-первых, форма дисциплинирует, — Ферт отвечал совершенно спокойно, ни капли не смущенный вопросом. — Если людей, которые кровно заинтересованы в сохранении своего места, еще и по-военному организовать, им не будет цены. Во-вторых — в силу очевидной необходимости. Если существует враг, с ним нужно сражаться. Если нужно сражаться, следует позаботиться о войске. А войско предполагает ношение военной формы.

— Это само собой, — согласился Антон. — Надо же — вы сразу, не дожидаясь меня, перешли к следующему вопросу. О каких это врагах вы говорите?

Ферт снял очки и сунул дужку в широкий лягушачий рот.

— Враг, безусловно, необходим, — признался он тихо и серьезно. — Без врага не обходится ни одно предприятие — разве что противник искусно замаскируется. Человек всегда испытывал потребность в ненависти. Ненавидят иноверцев, инородцев, иностранцев, классовых противников. На самом деле это чувство является мощным стимулом, двигателем прогресса. Не приходилось сталкиваться с подобной точкой зрения? Не приходилось. Ну, ладно, тогда просто примите к сведению. «УЖАС» тем и выделяется, что не наносит своей ненавистью никакого вреда окружающим.

— Это как же? — осведомился заинтригованный Антон.

— Вы еще не догадались? Давайте еще раз: вы — ничтожны. Вы не имеете заслуг. Вам нечем гордиться — ни кровью, ни Родиной, ни верой. У вас есть только жизнь, и сверх того — ничего. Кто же, в таком случае, враг живому? Вижу, что вы наконец-то сообразили. Совершенно верно: наши враги — это мертвые.