Алексей Жданов - Космическая сказка Тапа Страница 22

* * *

Семь часов спустя неизменный звонок часового механизма разбудил его. Он сразу встал, умылся, особенно тщательно вычистил зубы и принялся за один из тех комплексов физкультурных упражнений, которые знал уже наизусть и которые свято выполнял каждое утро. Однако и зарядка принесла ему мало радости. Утром со всей очевидностью в жуткой наготе перед ним встала Проблема Дональда. Когда он ввалился в кают-компанию, Тина и Поль уже были там. Дональда не было. Но Сергей еще не понял тогда, что это может означать. Он не мог решить, как сообщить ребятам о Дональде. Они были хмурые, какие-то придавленные (одна лишь Тапа весело кувыркалась на своем коврике, почему-то облизываясь). Но делать было нечего, и он сказал: - Наш общий друг Дональд находится в диковинном состоянии духа. По-моему, Тапа дурацкими наскоками достала-таки его. Вчера вечером он заходил ко мне... И, знаете, он был весь из себя такой нервный, нервный... Знаете: он вполне серьезно полагает, что Тапа хочет съесть его. Вот... И он рассказал друзьям все, что произошло вчера между ним и Дональдом. Звездолетчики даже не заинтересовались его рассказом: Тина смотрела мимо Сергея, бортинженер вообще отвернулся от него... Как будто они и так все знали. Само собой, поведение Дональда ни для кого не было новостью, он был уже как распеленутый. И все молчали, потупившись. Вообще, в отсеке установилось такое неловкое молчание. В углу, правда, пощелкивал киберповар, приготавливая завтрак. - Признаться,- сказал Поль,- мне тоже бывает не по себе, когда Тапа иногда нападает на меня. Это необычная кошка, Сергей. Обычная кошка в ее возрасте играется и мурлычет, а это довольно чудаковатая кошка. Ты посмотри, у нее все направлено... Лицо Тины передернулось. - Который час, скажите мне?- воскликнула она. - Половина девятого... Ну? - Не понимаете? - Что? Тина крутанулась на каблуках и, сунув руки в карманы, пошла по каюте. - Почему Дональд так долго не встает? Что с ним случилось? Если... Сергей смотрел за ней внимательно. "Психопаты,- думал он,- оказывается не один Дональд..." Но и у него на душе неспокойно было в это утро. Он пристально посмотрел на Тапу - она продолжала облизываться, как ни в чем не бывало. Но почему? почему? - Тина,- спросил Сергей.- Ты ей давала что-нибудь есть сегодня? Тапа настороженно взглянула на Сергея. Впрочем, возможно, ему померещилось, потому что в следующее мгновение она уже, невозмутимая, чистила свое рыльце. - Нет,- ответила Тина.- Где Дональд? - Пойду-ка я навещу его,- поднялся Поль, тяжело вздохнув. Возле выхода он помялся немного, что-то соображая, видно, вышла заковыка. Затем вернулся к аварийному пульту управления, на котором висела его кожаная куртка "гнедой масти" - коричневая с черной вельветовой отделкой, - отодвинул полу, аккуратно, двумя пальчиками вытащил из внутреннего кармана пистолет ("О!"подумал Сергей - Пошли вместе,- предложил он. Звездолетчики согласились. В коридоре кто-то больно сжал плечо Сергея. Он оглянулся. - Слушай,- заговорил Поль вполголоса,- придумай предлог, чтобы оставить Тину здесь. Не надо бы ей этого видеть... - Правильно. Тина... - Не утруждай себя, я слышала уже, я пойду все равно. Слабонервную нашли... - Ну, как знаешь. Всего восемь метров отделяло кают-компанию от каюты Дональда, но разведчикам казалось, что они страшно долго шли: им почему-то немалым трудом дались эти восемь метров. У каюты врача они стали. Сергей, оказавшийся первым, помедлил несколько секунд, держась за ручку двери, потом единым махом решительно распахнул ее. Все трое вошли. Дональд сидел на кровати и брился. - Доброе утро,- сказал он.

ДОНАЛЬД ДЕККЕР

Дональд в расстегнутой наполовину куртке с широко открытыми пустыми глазами сидел в секторе обозрения, расположенном прямо перед рубкой управления кораблем (если считать от носа "Голубой Амадины"), и в руках у него комфортно обосновалась игрушка - плюшевый ласковый слоник... Этот сектор, сектор обозрения, представлял из себя прозрачный колпак, сквозь который удавалось охватить взглядом по крайней мере половину звездного неба. Здесь было спокойно, правда, не совсем тихо: отсюда слышно было, как горит топливо во вспомогательных дюзах. Ему хорошо думалось здесь, а сейчас был вечер - после ужина. Он вообще давно заметил, что хорошие мысли приходят к нему вечером, ближе к ночи, а если не спать ночь, то можно совсем уйти в край раздумий, напичкаться мыслями и разными умными идеями до отказа, потому что, как учат нас мудрые древние греки, сова Минервы вечером начинает свой полет. Ему казалось, что "Голубая Амадина" стоит на месте, хотя он точно знал: звездолет в каждую секунду пожирает тысячи километров пространства. Происходило это потому, что звезды, видимые за "колпаком'', оставались неподвижны (то есть двигались, безусловно! - но очень медленно, неуловимо для глаза). Это как всегда напоминало о немыслимых размерах "малой вселенной", и Дональд снова (в который раз!) подумал о неуютности космоса и опять, опять с еще большей тоской вспомнил о маленькой родимой Земле. Дональд больше всего на свете любил созерцать мироздание звезд. Здесь, в секторе обозрения, за ажурной занавеской сверхпрочного стекла, звезды смотрели с неба холодно - неприязненно и холодно, как смотрят друг на друга на улице посторонние люди. На Земле они выглядели иначе. На Земле они смотрели приветливо, смешно и подмигивали, словно старые друзья. Наверное, поэтому люди издревле с рождения брали их себе в покровители. Счастливой звездой обладал каждый человек. Она благожелала ему, светила в добрых делах, защищала в трудностях, указывала верный путь; когда же умирал человек - с неба тонкой нитью, белой черточкой в черной книге мира печально падала звезда... И каждый человек мог узнать свою судьбу и свой характер по расположению светил в день его рождения. Руководствуясь данными небесного тома, человек жил, совершал дела в бренном мире и ясно видел свой конец. Удивляло Дональда всегда и постоянство звезд. Казалось они прикреплены намертво к слегка вращающейся сфере, как кусочки стекла в витраже, составляют панно. Здесь, за потолком и стенами сектора обозрения, он не видел звездного неба, - здесь заварилась какая-то каша из звезд. Он не мог понять, куда подевались Цефей, Андромеда, Большой Пес? Где Пегас, Лебедь. Персей, Киль?.. Где дома Зодиака? Где Овен, Лев, Дева, Скорпион? Все перемешалось: лопнула арматура, рассыпалось панно... И страшнее всех, ужаснее, фантасмагоричнее изменился Водолей! Его с самого начала полета, с первых шагов к неприютной звезде, никак не покидало гнетущее чувство страха, словно он совершал что-то невозможное, недопустимое, дерзкое, оскорблял святыню. Из четырех космонавтов межзвездного пилигрима двое - Тина и Поль - были рождены весною, Сергей летом, а Дональд (именно Дональд!) родился зимой, в январе, под знаком Водолея. Не он один имел в детстве болезненное пристрастие к старинным гороскопам, не он один самозабвенно погружался средь бела дня в чарующую глубину астральных знаков, а ночью - жадно искал в темноте неба родное созвездье, но кому еще кроме него, выпала на долю нелегкая кощунственная участь (или кто получил право?) подлететь вплотную к своей звезде и на расстоянии протянутой руки увидеть с ужасом ее ослепительный разгневанный лик? Он был дитя. И смотрел на жизнь как дитя - сквозь зеркальные очки неприятия существующей реальности. На своем веку он прошел сквозь столько всяких передряг и столько всяческих жизненных гадостей испытал на собственной шкуре, что, в общем, знал о жизни немножко больше, чем нужно знать о ней нормальному человеку. Ему исполнилось двадцать, когда он заканчивал школу космонавтов, но он не отличался решительностью и силой воли; полет к звездам ему не светил. Он бросился в науку, провел ряд головокружительных экспериментов, стал даже знаменит в медицинских кругах, но то была слава крошки Цахеса: не прошло и полгода, как его коллега опроверг его открытие, и теперь над ним уже смеялись те, кто раньше восхищался... Тогда он вернулся в Школу с желанием настойчиво работать не для того, чтобы стать выносливым, решительным, здоровым, а чтобы обрести спокойствие и твердость духа и перестать быть аникой-воином. А добился непреднамеренного - ему предложили звездный рейс... и он не отказался, успел только по глупому сентиментальному обычаю всех космонавтов поклониться и попрощаться с Землей, дружески похлопав по ней ладонью, - не грусти, мол, старуха, не навеки... Короче говоря он стал взрослым, но ухитрился остаться ребенком, наивным и чистым. И окружающий его мир казался ему сказочным. Он любил, например, сидеть также в исследовательской лаборатории, но не работать, нет, - а наблюдать за приборами. "Голубая Амадина" представлялась ему скорее волшебным домом, нежели космическим кораблем. Он здесь на каждом шагу сталкивался с феями, колдунами и гномами. И хотя поначалу казалось, что они застылы и неподвижны, он знал, что они живут своей тихой сказочной жизнью. Вот, например, удивительный аппарат эрстедметр, занимающий почетное место в приборной доске измерения магнитного поля. Он весь из себя как маленький человечек, забавный пузан с поднятыми вверх руками (одна из них - зрительная труба, вторая - трубка с оптической системой для освещения шкалы). Рядом с ним - инклинатор и деклинатор, веберметр, градиентометр, мю-метр, каппа-метр, тесламет целый парад гномиков. И так все приборы: от мелких до крупных и очень крупных. А самый главный среди них, само собой разумеется, второй пульт управления в исследовательской лаборатории - мощный великан, почти упиращийся в потолок. Одно лицо у него стоит многого! Вот два громадных синих циферблата, как драгоценные бериллы - это глаза. Вот окулярный конец астрографа - он служит носом, а ниже - как широкая распахнутая пасть, экран траектометра. Все вместе это составляет грозное выражение лица полубога... Однако нельзя и зазорно долго предаваться детству, и он уходил оттуда, вздохнув, проводив взглядом вереницу приборов, нелепую, словно шествие альраунов. Впрочем, эти свои представления Дональд переносил не только на аппаратуру "Голубой Амадины". В его воображении магические метаморфозы происходили с образцами биосферы далеких планет, со скафандрами людей, порой с самими людьми. Что же касается садальмеликов, то они и подавно были для него сказочными существами, причем не загадочными, а именно сказочными. Тапа была для него воплощением дьявола, чем-то потусторонним, каким-то символом, гением, злым духом! Потому что она для всех была незначительная и глупая, но он-то раскусил, что она ехидна, он-то, Дональд, чувствовал, что она все знает о нем, и все видит, и чего-то хочет; потому что никто вокруг не имел понятия, что она из себя представляет и как очутилась тут; потому что он, даже он, не ведал, как она здесь оказалась!.. Позавчера, когда Сергей играл с кошкой, а потом, смеясь, назвал ее "разумным существом", а Поль обозвал ее "Felis Sapiens", у Дональда внутри как будто что-то оборвалось. Черт ее знает, кто она такая, эта Тапа! И еще один случай. Он произошел вечером, накануне философского диспута. Звездолетчики, как водится, сидели в креслах в кают-компании, в полумраке ночников, пили чай, вечеряли, а Тапе понадобилось выйти из кают-компании, но дверь была закрыта, не то чтобы прихлопнута совсем, а так, слегка прикрыта. Тапа долго мяукала и скреблась когтями в упругий пластик. Но людям было некогда, или, скорее всего, им было просто лень вставать и идти открывать кошке. Тогда Тапа привстала на задних лапах, а передними надавила на краешек двери. Как ни парадоксально, ее силенок хватило на то, чтобы сдвинуть махину двери. Образовалась такая небольшая щель сантиметров пятнадцать, - в которую и вылезла Тапа. "Ого! Она научилась открывать двери. Настоящее становится опасным!"- возгласил Поль. Он, известно, пошутил. Но для Дональда-то это были не шутки, Дональду-то, наверное, не хотелось веселиться при таких раскладах: что если Тапа узнает про сломанный дверной замок в его каюте? И она действительно узнала. Узнала и пришла. Пришла, когда Дональд спал, его мучили кошмары. С тех пор, как Тапа появилась на корабле, кошмары каждую ночь его мучили. И засыпал он мучительно. Сначала появлялись первые признаки сна (мысль, которая раньше текла ровно и логично, неожиданно начинала путаться, причудливо переплетаться, возникали фантастические видения), а те клетки мозга, которые еще продолжали работать реально, подсказывали ему, что вот он - приходит сон; но он старался не слушать их и сладостно погружался в сновидения: ему казалось, что он плывет по какому-то великолепному земному водоему, а, может быть даже, не плывет, а летит над ним. Он видел прекрасные вечнозеленые деревья и заросли кустарников и их отражения в изумительно чистой воде; временами он заплывал в гущу зарослей, как в темный тоннель, потом выплывал из них под яркое солнце и тогда видел перед собой одну лишь голубую воду до самого горизонта... И вдруг голову начинала сверлить пронзительная боль, кошмарные дикие крики рвали мозг!.. Он просыпался в судорогах, переворачивался на другой бок. Безумно сильное желание спать заставляло его вновь закрывать глаза. Обычно мучения повторялись, но в ту-то ночь ему повезло: они не повторились, он довольно основательно и крепко заснул. Часа два он лежал как труп - отсутствие сознания полная слепота и глухота. Потом явились кошмары.