Джек Вэнс - Галактический следопыт Страница 23

«Я еще ни в чем не уверен, — покачал головой Хетцель. — Сэр Эстеван подтвердил, что в его резиденции есть длинный коридор, выложенный белой плиткой. Кто-то заснял его, когда он шел по этому коридору, и приспособил голографический фильм так, чтобы вы могли его видеть из камеры… Я забыл его спросить, у кого могла быть возможность снять такой фильм».

«А горшок мне на башку опрокинула тоже голография?»

«Это почти наверняка не был сэр Эстеван. По сути дела, я практически уверен в том, что это сделал Казимир Вульдфаш».

Дерби поднялся на ноги и стоял, поглаживая бритый подбородок: «Если меня обвиняют всего лишь в мелком хулиганстве, почему бы не пойти в Трискелион и не заплатить штраф?»

«Все на так просто. В данном случае местную систему правосудия олицетворяет капитан Боу. Он может приговорить вас к тридцати ударам плетью, к восемнадцати годам заключения в Прозрачной тюрьме или к изгнанию на территорию лиссов. Вам лучше оставаться в „Бейранионе“, пока не прибудут юрисконсульт и ойкуменический судебный исполнитель».

«На это уйдет целый месяц — может быть, два месяца».

«Действуйте по своему усмотрению, — сказал Хетцель. — Вы хотите, чтобы я продолжал расследование?»

«Почему нет? Это ничему не помешает».

«Если вы сдадитесь властям, расследование придется прекратить. Я не могу рассчитывать на то, что вы мне заплатите после того, как вас казнят олефракты».

Дерби мрачно хмыкнул.

Хетцель глубоко вздохнул: «Пока что у нас сложилось только поверхностное представление о том, что происходит на самом деле. В данный момент, по меньшей мере, важнейшими выглядят следующие несколько вопросов. Где находится Бангхарт? Где находится Казимир Вульдфаш? Где вас содержали в заключении? Связаны ли ваши злоключения с компанией „Истагам“? И, если связаны, то каким образом?»

«Не спрашивайте меня, — огрызнулся Дерби. — Я — козел отпущения, с меня взятки гладки».

«Пользовался ли Бангхарт каким-нибудь другим именем или ойкуменическим кодом, который позволил бы его проследить?»

«Насколько мне известно, нет».

«Как он выглядит?»

Дерби почесал подбородок: «Он старше меня, коренастый, с грубым, туповатым на первый взгляд лицом, волосы черные. Он не производит особого впечатления, пока не начинает отдавать приказы, глядя на тебя в упор. Внутренне он безразлично холоден. Любит хорошо одеваться — своего рода щеголь, можно сказать. Пару раз он упоминал о каком-то месте, которое называется „Фаллорн“».

«Фаллорн — планета на другом краю Ойкумены. Что-нибудь еще?»

«Бангхарт как-то странно напевает себе под нос. Это трудно выразить словами — он будто вспоминает и пытается изобразить две мелодии одновременно, в контрапункте. Ничего больше не помню».

«Очень хорошо. Вы с ним приземлились на острове в болоте. Какая тогда была погода?»

«Обычная ясная ночь».

«Вы могли видеть звезды?»

«Не очень отчетливо. В здешнем воздухе они расплываются, а полная луна сияла вовсю, вокруг нее никаких звезд вообще не было видно».

«Как высоко луна взошла над горизонтом? Другими словами, каков был угол ее восхождения в апогее, в градусах?»

Дерби раздраженно повел плечами: «Я не заметил. Мне тогда было не до астрономических наблюдений. Дайте подумать. Кажется, луна взошла не больше, чем на сорок пять градусов — то есть в высшей точке была где-то на полпути до зенита. Про солнце лучше меня не спрашивайте, потому что я не смотрел на небо, пока брел по болоту. Кроме того, оно скрывалось за тучами».

«Хорошо, но вы помните, с какой стороны всходило солнце?»

Дерби позволил себе кислую усмешку: «На востоке».

«Совершенно верно, на востоке. А теперь, предыдущей ночью, где луна поднималась по небосклону — в северной или в южной половине неба?»

«В южной. Какое все это имеет значение?»

«Любая информация может оказаться полезной. В том помещении, где вас содержали, вы замечали смену дня и ночи? Какие-нибудь признаки наступления темноты или восхода солнца?»

«Нет».

«Но вы думаете, что провели в заключении два или три месяца?»

«Что-то в этом роде. На самом деле я не знаю, сколько меня там держали».

«Вы никогда не слышали никаких звуков, доносившихся снаружи? Какие-нибудь отзвуки разговоров?»

«Нет. Никогда».

«Если вы о чем-нибудь вспомните, не забудьте мне сообщить», — посоветовал Хетцель.

Дерби начал было говорить, но осекся. Некоторое время Хетцель внимательно смотрел на молодого человека. Возможно, чудовищная нелепость происходившего в заключении действительно исказила в нем какие-то мыслительные процессы. Его восприятие болезненно обострилось, он мог воспринимать действительность в контрастных терминах противоположностей. Все цвета могли казаться ему насыщенными, любые слова — полными глубокой истины и лжи одновременно, любые поступки — обремененными таинственным символическим значением. В каком-то смысле Дерби невозможно было считать человеком, ответственным за свои поступки. Хетцель спокойно сказал: «Помните, что вам нельзя выходить за границы территории отеля. На самом деле вам лучше всего было бы оставаться во внутренних помещениях».

Ответ Дерби подтвердил подозрения Хетцеля: «Здравый смысл не так полезен, как вы себе представляете».

«Все остальное еще бесполезнее, — парировал Хетцель. — Меня ждут кое-какие дела в Собачьей слободе, меня не будет часа два — может быть, весь вечер. Советую вам прежде всего отправить квантограмму отцу, после чего сидите тихо и не высовывайтесь. Говорите с туристами. Отдыхайте. Выспитесь. И — самое главное — не делайте ничего, за что вас могут выгнать из отеля».

С тыльной стороны отеля «Бейранион» ступени из плавленого камня круто спускались зигзагами вдоль отвесного песчаникового отрога к дороге, соединявшей космический порт с Окраиной. Хетцель еще не посещал этот район к юго-востоку от Собачьей слободы, находившийся на территории гомазов и, следовательно, за пределами ойкуменической юрисдикции. Окраина соответствовала популярному представлению о Собачьей слободе как о «городе безымянных душ». Там каждое второе здание было, по всей видимости, более или менее претенциозной гостиницей, настойчиво напоминавшей о своей жизнеспособности кричащей вывеской или плакатом, намалеванным — иногда примитивно, порой искусно — красками, оживлявшими внешний вид сооружений из желтовато-серого камня, добытого из осыпей под ближайшими утесами, из распиленной на доски местной древовидной полыни или из плит, вырезанных из наплывов на стволах чугунных деревьев.