Лоис Буджолд - Игры форов Страница 23

— Прекращаю это, сэр, — ровным голосом ответил Майлз. Даже сейчас некоторые из дрожащих техников дернулись прочь от него, как если бы его уродства были заразны. Однако Паттас не отошел. И Бонн.

— Бонн пробовал этот блеф. И сейчас сожалеет об этом. Для вас это тоже не пройдет, Форкосиган, — голос Метцова тоже дрожал, хотя и не от холода.

«Следовало сказать „мичман“». Что в имени тебе моем? Майлз заметил, как на этот раз волна недовольства прошла среди пехотинцев. Нет, для Бонна это не сработало. Майлз здесь был, наверное, единственным, для кого этот тип личного вмешательства мог бы сработать. Это зависело от того, насколько к настоящему моменту спятил Безумный Метцов.

Майлз обратился к Метцову и солдатам:

— Возможно, хотя и вряд ли, что армейская СБ не будет расследовать смерть лейтенанта Бонна и его людей, если вы подделаете запись и заявите, что имел место несчастный случай. Но я гарантирую, что мою смерть будет расследовать Имперская СБ.

Метцов странно улыбнулся:

— Предположим, не выживет ни одного свидетеля, который мог бы пожаловаться?

Сержант Метцова выглядел таким же застывшим, как его хозяин. Майлз подумал об Ане, пьяном Ане, молчаливом Ане. Что Ан видел, однажды много лет назад, когда сумасшедшие вещи происходили на Комарре? Какого рода выжившим свидетелем он был? Может быть, виновным?

— Из-з-звините, сэр, но я вижу по меньшей мере десять свидетелей за этими нейробластерами.

Серебряные параболы — с этого угла они выглядели большими, как обеденные блюда. Смена точки зрения была удивительно проясняющей мозги. Не осталось никаких двусмысленностей.

Майлз продолжал:

— Или вы предлагаете казнить свою расстрельную команду, а потом застрелиться? Имперская СБ допросит с фастпенталом всех вокруг. Вы не сможете заставить меня замолчать. Живой или мертвый, своим собственным языком или вашим — или их — я буду давать показания.

Дрожь пробежала по телу Майлза. Поразительно, какой эффект от всего лишь маленького дуновения восточного ветра, при такой температуре. Он постарался убрать дрожь из голоса, чтобы холод не приняли за страх.

— Я бы сказал, это слабое утешение, если вы… э… позволите себе превратиться в ледышку, мичман, — грубый сарказм Метцова выводил Майлза из себя. Этот человек все еще думает, что он побеждает. Ненормальный.

К этому моменту голые ступни Майлза чувствовали странное тепло, а ресницы покрылись хрустящим инеем. Он быстро догонял остальных на пути к смерти от переохлаждения, и происходило это, наверняка, из-за маленькой массы его тела, которое начало покрываться фиолетовыми пятнами.

Покрытая снегом база окуталась в полную тишину. Он почти слышал, как снежинки скользили по плоскому льду. Он слышал, как дрожали кости в каждом из окружавших его людей, мог распознать глухое испуганное дыхание пехотинцев. Время замедлило свой бег…

Он мог бы пригрозить Метцову, разрушить его самодовольство туманными намеками о Комарре, «правда всплывет…». Он мог бы напомнить о ранге и положении своего отца. Он мог бы… Черт возьми, Метцов должен осознать, что он зашел слишком далеко, как бы безумен он ни был. Его блеф с дисциплинарным парадом не сработал, и сейчас он застрял в нем, готовый твердо защищать свой авторитет вплоть до смертельного исхода. «Он может быть странным образом опасен, если ему по-настоящему угрожать…» Было действительно сложно увидеть сквозь садизм лежащий под ним страх. Но он должен быть там, внутри… Напор не получился. Метцов просто окаменел, сопротивляясь ему. Как насчет отступления?

— Но подумайте, сэр, — слова убеждающе поскакали из Майлза, — какие могут быть преимущества, если вы сейчас все прекратите. У вас сейчас есть добротные доказательства мятежного, э, заговора. Вы можете нас всех арестовать и бросить за решетку. Это лучший способ мести, потому что вы получите все и не потеряете ничего. Я потеряю карьеру, получу унизительное увольнение или, может быть, тюрьму — неужели вы думаете, что я не предпочел бы умереть? Армейская СБ накажет за вас остальных. Вы получаете все.

Он клюнул на слова Майлза. Майлз видел это по тому, как уходил красный отблеск из прищуренных глаз, как слегка склонилась эта жесткая, жесткая шея. Теперь нужно было выпустить леску, не дергать ее и не возбуждать снова боевую лихорадку Метцова. «Подожди…»

Метцов шагнул ближе, возвышаясь в полумраке, окруженный клубами своего замерзающего дыхания. Его тон упал ниже, так что его мог слышать только Майлз.

— Типичный ответ мягкого Форкосигана. Твой отец был мягок с комаррским отребьем. И это стоило нам жизней. Трибунал для сынка адмирала — это может стянуть сукиного сына с его пьедестала, а?

Майлз проглотил ледяной плевок. «Те, кто не знают своей истории, — пронеслась у него в голове мысль, — обречены повторять ее». Увы, кажется, те, кто ее знают, обречены на то же.

— Сожгите проклятый фетаин, — шепнул он хрипло, — и увидите.

— Вы все арестованы, — внезапно выкрикнул Метцов, сгорбившись. — Одевайтесь.

Остальные выглядели ошеломленными от облегчения. Бросив последний неуверенный взгляд на нейробластеры, они кинулись к своей одежде, натягивая ее трясущимися, неловкими от холода руками. Но Майлз еще шестьдесят секунд назад увидел в глазах Метцова, как все кончилось. Это напомнило ему определение, данное его отцом: «Оружие — это устройство, которым можно заставить врага изменить свое мнение». Именно разум был первым и последним полем битвы, а все остальное — просто шум.

Лейтенант Яски воспользовался возможностью, которую предоставил ему Майлз, привлекший всеобщее внимание своим появлением на сцене в обнаженном виде, и тихонько исчез в административном корпусе, где сделал несколько отчаянных звонков. В результате командующий пехотинцами, врач базы и заместитель Метцова прибыли, готовые убеждать или, может быть, усыпить Метцова и закрыть его где-нибудь. Но к тому времени Майлз, Бонн и техники уже оделись и маршировали, спотыкаясь, по направлению к бункеру гауптвахты под бдительным взглядом нейробластеров.

— Д-должен ли я поб-благодарить вас за это? — спросил Майлза Бонн сквозь стучащие зубы. Их руки и ноги разлетались как парализованные: он облокотился на Майлза, Майлз на него, и они вместе ковыляли по дорожке.

— Мы получили, что хотели, да? Он сожжет фетаин на месте, прежде чем ветер переменится утром. Никто не умрет. Ничьи яйца не сварятся. Мы выиграли. Я думаю, — Майлз издал замогильный смешок через онемевшие губы.

— Никогда не думал, — прохрипел Бонн, — что встречу кого-нибудь более сумасшедшего, чем Метцов.

— Я не сделал ничего, чего не сделали вы, — запротестовал Майлз. — За исключением того, что я заставил это сработать. Вроде того. В любом случае, утром это все будет выглядеть по-другому.