Брайан Олдисс - Малайсийский гобелен Страница 23

ВОЗДУШНЫЙ ШАР НАД БУКИНТОРО

Совершите прогулку по нашему городу, по набережной реки Туа, по золотистым тротуарам элегантного Букинторо. Посмотрите на север - и вы увидите зеленеющие просторы, достигающие Вукобанских гор, склоны которых сплошь покрыты ковром из зеленой травы, источающей великолепный аромат.

Такого богатства природы вы не увидите более ни в одном уголке Малайсии. Да, конечно, можно посмотреть на длинную и пыльную дорогу, ведущую в Византию, а на юго-востоке созерцать Вамональский канал, берега которого окаймлены деревьями почти на всем его протяжении. Но общий вид местности, представляющей собой холмистую равнину, там весьма непривлекателен. Повсюду серость и уныние. Все это контрастирует с блеском самой Малайсии. На западе находятся такие же непривлекательные горы Прилипит. Земля там угрюма и заброшена.

В глубинах Прилипитских гор, когда мы с Армидой предавались великолепию обручения, собиралась турецкая армия с намерением опустошить Малайсию.

Была объявлена общая тревога и смотр оружия. Каждый был готов защитить себя, свою жену и то, что ему было дорого. Правда, подобные армии не раз стояли уже перед нашими укреплениями. Но, потерпев поражение, они в беспорядке бежали.

Совет и генералы делали то, что считали необходимым. Они проводили построения и марши, канониры полировали пушечные ядра. Над каждой бойницей реяли черно-голубые флаги Малайсии; реки перегораживались баржами, на рынках поднимали цены на рыбу и муку.

Во время этих стратегических приготовлений группы людей занимали наиболее выгодные точки города: взбирались на колокольни по шатким лестничным пролетам и следили за цветистыми шатрами врага. И все-таки большинство из нас считали своей обязанностью продолжать нормальный образ жизни, хотя за хлеб и шпроты приходилось платить дороже.

Нашлись, конечно, и такие, кто оставил город. Одни уплыли в Вамонал, другие ушли пешком, или их унесли на носилках в Византию. Некоторые попрятались в своих домах и подвалах. Что касается меня, я ничего не боялся. Армида зачаровала меня и мою жизнь.

Все знают, что значит быть влюбленным.

Я открыл оконную створку, и меня обдало легким освежающим ветерком, донесшимся с лугов. Возможно, он коснулся ее лица, прежде чем долететь до меня. Я вышел на улицу, и ноги повели меня к тому месту, где ступали ее ноги. Я взглянул вверх и увидел парящую птицу, почувствовал, что в этот же миг и она пристально смотрит на это летающее создание. Я ощутил, как пересеклись наши взгляды. Любой предмет, к которому я прикасался, напоминал мне о ней. Когда я ел, думал, как она это делает. Когда с кем-нибудь разговаривал, я вспоминал, какое чувство испытывал при беседе с ней. Когда я молчал, видел ее лицо. Для меня она стала таинственным миром.

При таких обстоятельствах никакие турки не могли отяготить ни душу, ни мысли мои.

Однажды вечером, когда поймали турецкого шпиона и повесили на площади, я с де Ламбантом отправился навестить Отто Бентсона и разузнать, как идут дела с меркуризацией - процессом закрепления картинок ртутью. Все опыты были секретны, и никто не знал об их результатах.

- Ты заслуживаешь, чтобы тебя увековечили в стекле,- сказал де Ламбант.- Твои мотивы так прозрачны. В этот вечер я должен был платить за вино.

- Тогда тебя следует увековечить в кремне для потомства.

Через двор мы прошли в мастерскую, где Бонихатч и другие подмастерья работали, а может быть, только делали вид. Хлопнув бывшего принца Мендикулу по спине, я повел Гая в галерею. В это время для широкой публики вход в нее был закрыт.

Мои ноздри уловили аромат духов, и вдали я увидел прекрасную Армиду. Она несла масляную лампу, которая освещала ее снизу. В странном освещении она казалась воздушным облаком. Для меня это видение было приятнейшим сюрпризом, так как я полагал, что Армида затворена дома как обычно. Теперь у меня был шанс представить ее Гаю.

С ней вместе были ее отец в наглухо застегнутом двубортном фраке, Отто Бентсон в подобострастной позе и потертой меховой куртке и подруга Армиды и Гая - Бедалар, на которой была золотистая мантилья, так прекрасно сочетавшаяся с ее локонами. Еще был один мужчина, совершенно не похожий на всех остальных. Его внешность была настолько неординарна, что я прикипел взглядом к нему, а не к двум дамам. Я незаметно приблизился, вслушиваясь в их разговор.

- ...очень осторожно. Тем не менее это может быть полезно стране, но только на какой-то промежуток времени,- так говорил этот тип, и произносил он свои слова тоном, от которого Армида мрачнела, а ее отец вынужден был принимать понюшку за понюшкой. Говоривший был высокого роста, худощав, однако с брюшком, лицо также производило двойственное впечатление. Оно было худое и вытянутое, и в то же время одутловатое. Складки кожи на щеках и под глазами наползали друг на друга кольцами. Голову венчал темно-серый парик и двурогая шляпа с черно-синей розеткой Высшего Совета. Этот тип привык к тому, что люди должны ходить перед ним на цыпочках. У него даже был человек, который ходил за ним на цыпочках. Губы этого согнутого лакея напоминали два куска сырого мяса. Он предпочитал держаться в тени.

Член Высшего Совета бросил на меня взгляд, от которого я не только остановился, но и слегка попятился.

- Гойтола, мы отправляемся в ваш офис без промедления,- казалось, голос его доносился из мрака, непроницаемого для света масляных ламп.

Все повернулись и двинулись дальше. Я остался на месте. Мрачный голос советника напомнил мне, что я в общем-то предпочитаю иметь дело с приятными, а не с противными мне людьми. Армиде, благословенна будь она, каким-то образом удалось приблизиться ко мне. Тень и свет падали на ее лицо, и оно походило на солнце, заслоненное облаком. Армида дотронулась до моей руки и сказала:

- У нас собрание. Увидимся завтра. Позаботься о Бедалар. С этими словами она исчезла, выйдя вслед за группой через обитую зеленым сукном дверь, за которой находилась лестница, ведущая в офис и апартаменты Гойтолы. Осталась только Бедалар. Она держала свечу и выглядела довольно глупо. Некоторое время мы смотрели друг на друга.

- Вот так,- сказала она.

- Что-то произошло?

Она пристально посмотрела на свечу.

- Я не понимаю, что здесь происходит.

- Что здесь делает этот человек?

- Какие-то дела с отцом Армиды. Он только что приехал.

- Я бы не хотел иметь с ним дела,- твердо сказал Гай. Мы вернулись в мастерскую, где было лучшее освещение и не было чувства, будто на тебя из мрака смотрит волк.

Бонихатч и другие подмастерья бегали и прыгали с большим оживлением, чем тогда, когда здесь находился Бентсон. Они старались позабавить бледного оборвыша лет девяти. На лице ребенка была слабая улыбка. Это была девочка. Она стояла, держась за руку нашей швеи Летиции Златорог, сиречь леди Джемимы. Летиция этим вечером не походила на леди Джемиму. Одета она была в грубое платье и порванные шлепанцы, хотя улыбка ее, судя по тому, как оживилось и зарделось лицо Бонихатча, разжигала огонь в его сердце. Лицо маленькой оборванки, по сравнению с лицом Летиции, было как тусклое пламя свечи.