Геннадий Прашкевич - Нет плохих вестей из Сиккима Страница 23

– Не знаю.

– Вот видите.

– И все же лучше спросить.

Он ухмыльнулся. Он считал, что я ничего не могу знать о вопросе, который крутился в его голове. Принципиально не могу знать. Но я знал. Знал уже десять минут, не меньше. Ничего не было в этом вопросе странного. Для сержанта, понятно. Все, о чем он спрашивал, было лишь подступами к этому вопросу. Где нам искать профессора Одинца-Левкина?

Они ушли.

Я посидел на диване.

Потом уснул. Потом проснулся.

На столе стояла чашка с остывшим кофе.

Хлеб и крупно нарезанную конскую колбасу я съел.

Где нам искать профессора Одинца-Левкина? Хороший вопрос, учитывая привходящие обстоятельства.

Я перелистал тетрадь. Некоторые записи были подчеркнуты.

Довожу до сведения подробности и характеристики лиц, собиравшихся в квартире профессора Одинца-Левкина. Говорят, профессор живет уже две тысячи лет. На вид он некрепкий, а перевоплощался в разных людей, был жрецом в египетском храме, и всего добивается благодаря своей гипнотической силе, то есть может подействовать на любого человека и устроиться на любую службу, но чужд материальных интересов и потому не делает этого.

Зачем я это выписывал?

«Чиный нэр хэн бэ? Как тебя зовут?»

Судя по записям, монгольским я тоже начал заниматься в прежней жизни.

«Миний нэр Дмитрий. Дмитрий меня зовут».

«Би тантэй уулзсандаа их баяртэй байна. Рад видеть вас».

«Ажил хэрэг сайн уу? Как ваши дела?»

«Сайн уу».

Это точно.

Уу мои дела.

Где нам искать профессора Одинца-Левкина?

В азиатских солончаках, наверное. Или в безымянных захоронениях Колымы.

Личные планы сержанта Дронова, несомненно, были связаны с Корой, но он зависел от нее. По крайней мере, в сегодняшней встрече он был ведомым. И тетрадь раскрывалась в основном на тех местах, которые он много раз перечитывал.

Ежов Николай Иванович. Генеральный комиссар госбезопасности. С 14 лет трудился на различных заводах, имея за плечами начальное образование.

Партия знала, кого призывать в первую очередь. Но мне-то это зачем?

В годы гражданской войны – военный комиссар ряда красноармейских частей, с 1922 года – секретарь Семипалатинского губкома, Казахского краевого комитета партии. Членам ЦК ВКП(б) Н. И. Ежова представил старый большевик И. М. Москвин. «Идеальный работник», – сказал он. И уточнил: «Даже не работник, а исполнитель! Порученное Ежову можно не проверять. Он всегда сделает как надо».

Уу.

Такие мои дела.

В середине прошлого года я стал бывать в московской квартире профессора Одинца-Левкина, вернувшегося из экспедиции в Азию. Профессор вовсю собирал средства для продолжения путешествия. У него бывали разные люди: например, писатель-еврей Бабель, в очках, нехорошо шутил, некоторые экономисты из Госплана – молодые, но все с постами не ниже начальников отделов. Занимался ли профессор гипнозом – не знаю, но однажды он взял мою руку и заявил: «Сейчас вы будете ощущать руку скелета». Но в скелет не превратился. Особенное внимание хочу обратить на гражданина Колушкина, из образованных. Гражданин Колушкин интересовался открытиями профессора в области доисторической культуры. Отрекомендовался сотрудником крепкого советского учреждения, но не раз выражал неодобрение порядкам, мешающим его выезду из страны. Гражданин Колушкин не раз при мне говорил профессору, что если уедет с ним в Монголию, то легко доберется до Японии. А там у него богатые родственники с прежних времен. Там он может привлечь для научных исследований большие капиталы. Не знаю, что ответил гражданину Колушкину профессор, но скрытую контрреволюцию я сердцем чую.

Как говорил покойный Гомер.

Про дочь профессора говорят, что она очень медиумична и прекрасно гадает по картам. На спиритических сеансах ее присутствие считается необходимым. Там проводятся опыты психометрии: чтение мыслей, отгадывание предметов, передача геометрических фигур, магнетизация. Еще занимаются вызовом духов и предсказыванием разных нелепиц —например, смерть тов. Сталина от руки случайной роковой женщины. Еще там так говорят, что когда умом постигнешь весь механизм мироздания, то поймешь управляющие им непреложные железные законы эволюции, а значит, уйдет в сторону даже сама мысль о каком-то насильственном изменении вечных законов. Друзья профессора убеждены, что Запад и белая раса приходят к логическому концу, а на их смену на мировой арене выступает Восток, то есть желтая раса. Что бы ни предпринимали против этого народы Западной Европы и Америки, ничто не может задержать колесо истории, точно так же, как смешны все усилия помешать пятиконечной звезде занять место креста. Недаром в индусских пророчествах эпоха, идущая вслед за Крестом, отмечена Пятиконечной Звездой. Но я лично считаю, что приглашать к профессору все новых и новых лиц, ищущих знаний, значит обманывать их, ибо я сам за полтора года научился только гимнастике, что, пожалуй, в мои годы и излишне.

Я знал, что сержант и Кора придут.

Но пришла только Кора. Вечером.

В светлом прямоугольнике открытых дверей она смотрелась как в раме. Выбивающиеся из-под беретки волосы, синее, конечно, длинное платье с белым воротничком. Вот она – студентка-вечерница, любит жить, часто смеется, танцует «Рио-Риту». Но глаза Коры смотрели холодно:

– Хотите погулять?

– Мне можно выходить отсюда?

– А почему нет? Почему вы спрашиваете?

– Дверь заперта. Наверное, охраняется.

– Ах, это!

Она отмахнулась от моих слов, как от досадной мелочи.

Но в коридоре действительно зияла голая электрическая лампочка, вокруг кособокой деревянной табуретки валялись раздавленные папиросные окурки. Меня все-таки караулили. Каким-то черным ходом, оплетенным вьюнком, по узкой лестнице, мы спустились в глинистый двор, обнесенный сплошной каменной стеной. Витиеватые завитушки колючей проволоки торчали здесь и там. Умершие кактусы. У запертого гаража стояли три полуторки. Такие машины я видел только в старых книжках.

– Хочу вас предупредить. – Кора приостановилась. – Хочу вас предупредить, что заговаривать со встречными не следует. – И заученно сунула ключ в скважину.

Металлическая дверца отворилась – тяжело, но без скрипа. Дохнуло машинным маслом, сладким запахом листвы, влажной травы, чего-то подгоревшего.

Я оглянулся, за нами никто не шел.

Булыжная мостовая. Редкие фонари. Кусты сирени.