Установленный срок - Энтони Троллоп Страница 24

ему подбрасывали. Они опробовали свою катапульту с одинарным, двойным и даже тройным действием. Сэр Кеннингтон старался изо всех сил, бросая мяч с огромной силой, а затем просто подкатывая его с, как мне показалось, провоцирующей медлительностью. Для Джека это было без разницы. Он действительно поймал раж, и так же точно, как мяч прилетел к нему, он был отправлен в какую-то самую отдаленную часть поля. Британульцы были вне себя от волнения, когда Джек пробивался вперед на последней сотне. Было жалко смотреть на усилия, которые прилагал бедный мистер Бриттлрид, бегая взад и вперед по полю. Они пытались, я думаю, сбить его с толку быстрой последовательностью своих бросков. Но единственным результатом было то, что мяч, достигнув калитки Джека, отправлялся еще дальше. Наконец, когда все часы на площадке пробили шесть с той удивительной точностью, которую достигли наши часы с тех пор, как их стали регулировать по проводам из Гринвича, Джек послал мяч в воздух, совершенно независимо от того, поймают его или нет, прекрасно зная, что нужный мяч будет забит прежде, чем он спустится с небес в руки любого англичанина. Мяч все-таки упал и был пойман Стампсом, но к тому времени Британула уже одержала победу. Общий счет Джека во время этого иннинга составил 1275 очков. Я сомневаюсь, что в анналах крикета есть запись о лучшем иннинге, чем этот. Тогда я, с отсутствием того присутствия духа, о котором всегда должен помнить президент республики, снял шляпу и бросил ее в воздух.

Триумф Джека был бы полным, только он был смешон для тех, кто не мог не думать, как и я, об очень незначительном вопросе, из-за которого возникло состязание; это была всего лишь игра в крикет, в которую играли два мальчика, и которая должна была рассматриваться не более чем развлечение, как времяпрепровождение, которым можно было освежиться между работой. Но они воспринимали это так, словно происходила великая битва наций, а британульцы смотрели на себя так, словно они одержали победу над Англией. Нелепо было видеть Джека, когда его везли обратно в Гладстонополис как героя, и слышать его речи на обеде, который был дан в этот день и на котором он был призван занять место председателя. Однако я был рад видеть, что он не был таким бойким на язык, как во время обращения к народу. Он сильно колебался, нет, почти сломался, когда желал здоровья сэру Кеннингтону Овалу и шестнадцати британцам, и мне было очень приятно услышать, как лорд Мэрилебон заявил кго матери, что он "удивительно милый мальчик". Я думаю, что англичане все же пытались немного отмахнуться от него, как будто они приехали сюда только для того, чтобы развлечься во время плавания. Но Граундл, который теперь уже вполне гордился своей страной и громко сетовал, что получил такую тяжелую травму, готовясь к игре, не оставил это без внимания.

– Милорд, – спросил он, – каково ваше население?

Лорд Мэрилебон назвал шестьдесят миллионов.

– Нас всего двести пятьдесят тысяч, – сказал Граундл, – и посмотрите, сколько мы сделали.

– Мы – петухи, дерущиеся на собственной навозной куче, – сказал Джек, – и это имеет значение.

Но мне сказали, что перед отъездом из Литтл-Крайстчерча Джек сказал Еве пару слов совсем в другом духе.

– В конце концов, Ева, сэр Кеннингтон не совсем растоптал нас, – сказал он.

– Кто бы мог подумать, что он это сделает? – сказала Ева. – Мое сердце никогда не падало в обморок, что бы ни делали некоторые люди.

Глава VI. Колледж

Я был удивлен, что Джек, который так смело провел свой матч и так хорошо держался против англичан, которого сделали героем и который так хорошо совладал с этой ролью, был быть таким стыдливым и застенчивым по отношению к Еве. Его словно подменили на глупого мальчишку, едва осмеливавшегося посмотреть ей в лицо, вместо галантного капитана команды, одержавшего победу над всеми соперниками. Но я догадывался, хотя казалось, что он не понимает, что она вполне готова стать его, и что между ним и всеми стадами и табунами Литтл-Крайстчерча нет никакой реальной преграды. Во время матча Граундла было почти не видно и не слышно, и, насколько Еве было известно, он сдался, как только на сцене появился сэр Кеннингтон Овал. Он был настолько высокого мнения об английском баронете, что был просто подавлен его величием. Да и сам сэр Кеннингтон, как мне кажется, был серьезен до дней крикетного матча. Но теперь я понял, что Ева просто разыгрывала его перед Джеком, думая таким образом побудить молодого парня высказать свое мнение. Это заставило Джека еще больше, чем прежде, желать победить сэра Кеннингтона, но пока не дало того эффекта, на который рассчитывала Ева. "Все образуется, – сказал я себе, – как только эти англичане покинут остров". Но затем мои мысли вернулись к Установленному сроку и к быстро приближающемуся времени Красвеллера. Уже почти закончился март, а тридцатое июня было днем, когда его должны были доставить в колледж. Первым моим желанием было избавиться от этих англичан до того, как эта тема будет вновь поднята. Признаюсь, я очень хотел, чтобы они не вернулись в свою страну с предрассудками, укрепленными тем, что они могли услышать в Гладстонополисе. Если бы я только мог заставить их уехать до того, как вопрос будет снова обсуждаться, то, возможно, в Англии не возникло бы сильного общественного чувства, пока не стало бы слишком поздно. Таково было мое первое желание, но потом я также захотел избавиться от Джека на короткое время. Чем больше я думал о Еве и о стадах, тем сильнее во мне крепла решимость не допустить, чтобы личные интересы моего мальчика, а значит, и мои собственные, вступали в какое-либо противоречие с исполнением моих государственных обязанностей.

Я слышал, что англичане не собирались уезжать, пока не пройдет еще неделя. Неделя была необходима, чтобы набраться сил и упаковать свои биты и велосипеды. Однако ни то, ни другое не было собрано до самого дня перед отъездом, потому что дорожка до Литтл-Крайстчерч была переполнена ими, и они все еще тренировались, как будто предстоял еще один матч. Я был очень рад видеть лорда Мэрилебона в нашем доме, но, признаюсь, мне очень хотелось, чтобы он сказал что-нибудь по поводу своего отъезда.

– Мы очень гордимся тем, что вы здесь, милорд, – заметил я.

– Я не могу сказать, что мы очень гордимся, – ответил он, – потому что мы так ужасно проиграли. Но, несмотря на это, я никогда не проводил более