Михаил Тырин - Новогодний Дозор. Лучшая фантастика 2014 (сборник) Страница 24

«Где же я напортачил? – лихорадочно размышлял Виталий. – Наверное, вчера, с этими гребаными режимами третьего «Соляриса». Дернул же черт распускать язык перед начальником курса и комиссией, излагать свои досужие фантазии…»

Список второй десятки держался на экране вдвое дольше прочих – целых две минуты.

Экран мигнул, обновляясь, и Виталий принялся читать фамилии лидеров. Снизу вверх, разумеется.

Тревис.

Десятый, значит, Джаспер. Что ж, ожидаемо. Мог, наверное, и выше финишировать, но родственники с него требовали первой десятки, и он требование выполнил. Вполне в его духе – ни на йоту не больше требуемого.

Захаров.

Тоже ожидаемо. Витю Захарова по прозвищу Адмирал представить вне первой десятки было невозможно. Виталий совсем загрустил – предполагать, что он занял место выше Адмирала, было попросту смешно.

Нете.

Ну, тут тоже все понятно – Оскар Нете есть Оскар Нете. Никогда не выпадал из первой десятки.

Шебалдин.

И жирная семерка перед фамилией.

У Виталия враз пересохло в горле. А еще он сообразил, что его кто-то уже в третий или четвертый раз с размаху лупит по плечу. Справа.

Прежде чем поглядеть кто это, Виталий бросил взгляд в самый верх списка.

Фон Платен. Кто бы сомневался…

Рядом обнаружились обалделый Мишка Романов и слегка удивленный Фарид Шарафутдинов.

– Ну ты, Щелбан, даешь! – заорал Мишка прямо в ухо.

Виталий и сам не мог поверить. Он, единственный раз за все годы учебы прорвавшийся в двадцатку на двадцатое место, а так постоянно болтавшийся между двадцать пятым и сорок восьмым (ниже, правда, не опускался) – и вдруг седьмой? Да не после рутинной промежуточной сессии, а по итогам выпуска?

«Седьмой, елки-палки… – стучало в голове. – Елки-палки, я седьмой… Разведка, не просто флот, а разведка! И уж точно не в шурупы!»

Его вынули из толпы и увлекли прочь из главздания, на лавочки под раскидистыми липами. Виталий почему-то плохо соображал и покорился тому, кто тянул его за рукав, – Фариду. По ступенькам он сошел будто во сне, а потом как-то сразу, без перехода, оказался в курилке, перед Рихардом фон Платеном и Джаспером Тревисом.

– Молодчина, Щелбан! – Рихард протянул руку, и Виталий машинально ее пожал. Хватка у чемпиона – теперь об этом можно было говорить открыто – была, как всегда, железная. – Реально молодчина, не ожидал увидеть тебя в десятке. Экипаж вырисовывается что надо.

Последние слова фон Платена, конечно же, были услышаны многими, и произнес их Рихард отнюдь не случайно.

Он объявлял свое решение. Лидер формировал команду. Так, как считал нужным и правильным.

Тишина висела секунд пять, а потом в курилке громко и отчетливо зашептались.

«Рихард Шебалдина берет…»

«Ну, конечно, седьмое место! Я б тоже взял!»

«Да они еще вчера в буфете сидели, планы строили».

«Думаешь, заранее знал, что Щелбан в десятке?»

Виталий слушал все это и плыл, плыл в хмельном сивом тумане. Он все никак не мог поверить в происходящее.

– Нахал ты, братец, – сварливо сказал ему Джаспер Тревис. – Меня объехал!

– Ну, извини, – вздохнул Виталий, виновато улыбаясь. – Я сам не ожидал.

– Да все равно молодца. Давай лапу.

Виталий машинально пожал протянутую руку.

За следующие полчаса он пожал еще рук, наверное, двести. Поздравляли. Желали. Утверждали, что рады за него. Примерно в половине случаев даже более-менее искренне. Ну а в начале одиннадцатого на планшет пришла официальная депеша с результатами, подписями и пожеланиями. Руководство Академии и командование курса от души поздравляли курсанта Виталия Шебалдина с занятым итоговым седьмым местом и выражали непоколебимую уверенность, что Земле и Колониям лейтенант Шебалдин станет служить с тем же прилежанием и усердием, с каким учился все шесть лет.

«Вот ведь магия официальных документов, – думал Виталий, в очередной раз жадно перечитывая поздравление. – Стандартный же текст, у всех такой! И год назад был такой же, и два, и десять. Наизусть его знаешь. И все равно, когда он адресован именно тебе, – аж дух захватывает и переворачивается что-то внутри…»

День пролетел неожиданно быстро. Но по-тихому успели и отметить. Причем, как раз в момент, когда Шарафутдинов разлил, а остальные, включая Романова, Адмирала и еще с десяток соседей Виталия по казарме и учебной группе, разобрали стаканы и приготовились к тосту, неожиданно пискнул замок, дверь открылась, и в каптерку вошел офицер-воспитатель, майор Никишечкин. Понятное дело, возникла немая сцена с плохими предчувствиями. Но Никишечкин совершенно неожиданно проворчал: «Ну, что встали столбами? Налейте начальству!»

Воспитателю, разумеется, налили. «Ну, поздравляю! Особенно тебя, Шебалдин. Не ожидал, что в десятке финишируешь! Тебя, Адмирал, уж извини, в меньшей степени – для тебя десятка дом родной. С выпуском, господа офицеры!»

Впервые курсантов назвали офицерами.

Прежде чем уйти, Никишечкин не удержался, наставил: «Закусывать! Не буянить! За пределами каптерки не пить! Романов, после всего прибраться, запереть каптерку и доложить дежурному по корпусу. После отбоя никаких фокусов и брожений, будут проверки. Всем ясно?»

Всем было ясно. И подвести офицера-воспитателя после такого было ну никак невозможно. Его и не подвели – во время ночной проверки учебная группа в полном составе храпела в казарме, а что воздух в ней казался спертым – ну, так выпуск же.

Офицеры и адмиралы тоже когда-то были курсантами-выпуск-никами.

Процедура распределения вчерашних курсантов по действующим полкам космофлота являлась наполовину лотереей, наполовину праздничным шоу. Кроме того, в общем и целом она наталкивала на мысли о работорговле давно минувших исторических эпох – в том смысле, что от личного желания самих распределяемых зависело очень мало.

От чего на самом деле зависело решение выпускной комиссии, курсанты вообще не знали. Безусловно, на решение влияли личные и профессиональные навыки распределяемых, но далеко не всегда и не скажешь, что впрямую. Хороший стрелок легко мог угодить вовсе не в стрелки, а, к примеру, в заправщики, хотя справедливости ради следовало согласиться: чаще хороший курсант-стрелок распределялся все-таки в подразделения, так или иначе связанные именно со стрельбой. Будущих космолетчиков учили много чему: водить корабли, большие и малые; прокладывать курс вручную, без космогаторских компьютеров, но, разумеется, с доступом к картографическим базам и мощным судовым вычислителям; учили чинить вышедшее из строя оборудование и приборы; вести огонь из всех мыслимых и немыслимых видов оружия (к некоторым слово «огонь» и применить-то толком было нельзя); учили выживать с минимумом снаряжения на безлюдных землеподобных планетах (на планетах, где человек не мог пребывать без скафандра, с аварийным выживанием, как правило, было совсем уж неважно); учили полевой и пустотной медицине, чтобы любой офицер космофлота везде и всегда был в состоянии оказать первую помощь, а буде возникнет нужда – и роды принять, и аппендикс кому-нибудь благополучно вырезать; учили разгадывать шифры, криптограммы и разнообразные практические головоломки; учили технике допроса и дознания; разумеется – рукопашному бою и бою с применением подручных предметов как при силе тяжести (без разницы – пониженной, нормальной или повышенной), так и в условиях невесомости; учили основным языкам Земли и Колоний, юридическому праву, основам экономической модели общества, в котором будущим офицерам предстояло жить и служить; психологии граждан и психологии стада – перечислять можно было долго. Виталий Шебалдин не однажды размышлял на эту тему – почему их обучают в том числе и дисциплинам, на первый взгляд неспособным пригодиться в будущем. К определенным выводам Виталий не пришел, но впечатление, будто Генштаб и преподаватели Академии сами толком не представляют, чему следует учить нынешних курсантов, возникло.