Кир Булычев - Чудеса в Гусляре (сборник) Страница 24

Мы так и не знаем, кто и когда построил это поселение, кто жил в нем. Мы не знаем, что случилось с обитателями этой планеты, куда они делись, отчего вымерли. Но все, что мы сможем, сделаем. И мы ждем, пока пылесос кончит возню в раскопе и мы спустимся туда, вооружимся скребками и кисточками и будем пялить глаза в поисках кости, обломка горшка, шестеренки или, на худой конец, какой-нибудь органики.

— Они основательно строили, — говорит Джерасси. — Видно, бури и тогда им мешали жить.

В раскопе вчера обнаружилась скальная порода — фундамент здания или зданий, которые мы копали, врезался в скалу.

— Они очень давно ушли отсюда, — сказала Марта. — И если переворошить пустыню, мы найдем и другие строения. Или их следы.

— Надо было бы получше проверить горы за болотом, — говорю я. — Здесь мы ничего так и не найдем. Поверьте мне.

— Но мачта, — сказал Джерасси.

— И пирамида, — сказала Марта.

Мачту мы увидели еще на первом облете. И ее унесло очередной бурей раньше, чем мы сюда добрались. И схоронило в недрах пустыни. Пирамидку мы откопали. Если бы не было пирамидки, мы не стали бы третью неделю подряд барахтаться в раскопе. Пирамидка стояла перед нами, гладкая, влившаяся в скалу и будто вытесанная из скалы. Ее мы возьмем с собой. Остальные находки — каменная крошка и рубцы на скале. Ни надписей, ни металла…

— В горах за болотом жить было нельзя. Воды даже в лучшие времена не было. И вообще это одно из немногих мест…

Джерасси опять прав. Бездонные болота, по которым плавают, сплетя корни, кущи деревьев, горы, придуманные словно нарочно такими, что к ним не подберешься. И океан — беспредельный океан. И в нем лишь бури и простейшие организмы. Жизнь куда-то ушла отсюда, может, погибла — и вот понемногу начинается вновь, с простейших.

Мы спускаемся в раскоп.

Рядом со мной Долинский.

— Пора домой, — говорит он, расчищая угол квадратного углубления в скале. — Тебе хочется?

— Конечно, — говорю я.

— А я не знаю. Кому мы там нужны? Кто нас ждет?

— Ты знал, на что идешь, — отвечаю я.

Что-то блестит в щели.

— И знал и знаю. Когда мы улетали, то были героями. А что может быть печальнее, чем образ забытого героя. Он ходит по улицам и намекает: вы меня случайно не помните? Совершенно случайно не помним.

— Мне легче, — говорю я. — Я никогда не был героем.

— Ты не представляешь, насколько изменился мир, в который мы вернемся спустя двести лет. Если мир еще существует…

— Смотри, по-моему, металл, — говорю я.

Мне надоели разговоры Долинского. Он сдал. Мы все сдали, мы все жили эти годы целью пути. Планетной системой, которую никто до нас не видел, звездными течениями, метеоритными потоками, тайной великого открытия. И все это материализовалось миллионами символов, сухих цифр и спряталось в недрах Мозга корабля, в складах, на лабораторных столах… Последний год мы метались по системе, высаживаясь на астероидах и мертвых планетах, тормозя, набирая скорость, понимая, что приближается время возвращения, что елка уже убрана игрушками, праздник в полном разгаре и скоро он закончится. Только праздник, как и случается обычно с ними, оказался куда скромнее, чем ожидалось. Мы достигли цели, мы выполнили то, что должны были выполнить, но, к сожалению, не более. Мозг корабля наполнялся информацией, но мечты наши, взлелеянные за долгие годы пути, не оправдались…

К последней планете мы подлетели, когда в резерве оставался месяц. Через месяц мы должны были стартовать к Земле. Иначе мы не вернемся на Землю. Нас было восемнадцать, когда мы стартовали с Земли. Нас оставалось двенадцать. И только на последней планете, мало приспособленной для человека (остальные были вовсе не приспособлены), мы нашли следы деятельности разумных существ. И мы в промежутках между пыльными бурями вгрызались в скалы, рылись в песке и пыли, мы хотели узнать все, что можно узнать об этой разумной жизни. Через два дня старт. И почти пять лет возвращения, пять лет обратного пути…

Тяжелый шарик, размером с лесной орех, лежал у меня на ладони. Он не окислился. Он был очевиден, как песок, скалы и туча, нависшая над нами.

— Джерасси! — крикнул я. — Шарик.

— Что? — Поднимающийся ветер относил слова в сторону. — Какой шарик?

Заряд пыли обрушился на нас сверху.

— Переждем? — спросила Марта, подхватив шарик. — Тяжелый…

— К вездеходу, — сказал по рации капитан. — Большая буря.

— Может, мы ее переждем здесь? — спросил Долинский. — Мы только что нашли шарик. Металлический.

— Нет, к вездеходу. Большая буря.

— Погоди, — сказал Джерасси. — Если в самом деле большая буря, то лучше нам забрать пирамиду. Ее может так засыпать, что за завтрашний день не раскопаем. И придется улетать почти с пустыми руками.

— Не раскопаем — оставим здесь, — сказал капитан. — Она снята нами, обмерена… А то вас самих засыплет. Раскапывай тогда…

Долинский засмеялся.

— Зато мы будем держаться за находки. Нас не унесет.

Новый заряд пыли обрушился на нас. Пыль оседала медленно, крутилась вокруг нас, как стая назойливой мошкары.

Джерасси сказал:

— Взялись за пирамидку?

Мы согласились.

— Долинский, подгони сюда вездеход. Там все готово.

Там и в самом деле было все готово. Вездеход был снабжен подъемником.

— Приказываю немедленно вернуться на корабль, — сказал капитан.

— А где геологи? — спросил Джерасси.

— Уже возвращаются.

— Но мы не можем оставить здесь эту пирамиду.

— Завтра вернетесь.

— Буря обычно продолжается два-три дня.

Говоря так, Джерасси накинул на пирамиду петлю троса. Я взялся за резак, чтобы отпилить лучом основание пирамидки. Резак зажужжал, камень покраснел, затрещал, борясь с лучом, сопротивляясь ему.

Туча, такой темной я еще не видал, нависла прямо над нами, и стало темно, пыль залетала облаками, ветер толкал, норовил утянуть вверх, закрутить в смерче. Я оттолкнул Марту, которая принялась было помогать мне, крикнул ей, чтобы пряталась в вездеходе. Краем глаза я старался следить за ней — послушалась ли. Ветер налетел сзади, чуть не повалил меня, резак дернулся в руке и прочертил по боку пирамидки алую царапину.

— Держись! — крикнул Джерасси. — Немного осталось!

Пирамидка не поддавалась. Успела ли Марта спрятаться в вездеход? Там, наверху, скорость ветра несусветная. Трос натянулся. По рации что-то сердитое кричал капитан.

— Может, оставим, в самом деле?

Джерасси стоял рядом, прижавшись спиной к стенке раскопа. Глаза у него были отчаянные.