Кир Булычев - Операция «Гадюка» Страница 24

У него была манера: говорить, говорить, а потом прервет поток речи и задает неожиданный вопрос.

– Не знаю, – сказала Люся.

Может, и в самом деле не знает?

– Тогда остается враг внешний. Вот это серьезно, потому что сегодня совет заседал именно для того, чтобы выяснить вопросы, касающиеся внешней опасности. Вопросы секретные. И тут появляешься ты, с неизвестным мужиком, с твоей загадочной биографией. Ну что бы ты стала делать на моем месте?

– Отпустила бы меня, – сказала девушка.

– Зачем? Кто тебя ждет? Что тебя ждет? Нет, я тебя не отпущу. Я сначала попытаюсь узнать о тебе все, что можно. Я ведь не один, у меня есть агентура. Есть и список жителей Ленинграда. Могу затребовать список из Москвы. Так что я твоего мужика найду. А ты пока посиди у меня, благо пищи не просишь. Или тебе надо пищу подавать?

Лаврентий Павлович ждал ответа с нетерпением – от него многое зависело. Потому что, когда больной узнает о том, что кто-то вылечился от его безнадежной болезни, в нем просыпается надежда касательно самого себя.

– Меня не надо кормить. – Люся чуть улыбнулась, потому что догадалась о цели вопроса.

Лаврентий Павлович подошел к двери, открыл ее, там в белом коридоре стоял охранник.

– Здесь есть надежное место спрятать ее или надо везти на Литейный? – спросил он.

Вопрос был ритуальный. На Литейном никого не было. Дом НКВД пустовал, не хватало людей, чтобы его поддерживать в боевой форме. Да и не было дел – как ни придумывай, слишком мало здесь населения и слишком мало это население желает.

– Найдем. Будет надежное место, Лаврентий Павлович, – ответил охранник.

– Тогда отведите гражданку Тихонову, – сказал Берия, – я с ней завтра побеседую.

Это все был набор слов из давно исчезнувшей жизни, но так как охранник когда-то был старшим майором Госбезопасности и берег память о той власти, он с наслаждением служил Берии и поддерживал игру в прошлое.

Берия остался в кабинете Ленина.

Он сидел за его столом, но не исключено, что стол заменяли, так что помощи от стола ждать не приходилось. Но хотелось.

Неожиданно он вскочил и потребовал отвезти себя к заливу, где проходило заседание. Никак не мог успокоиться...

Велосипедисты плелись еле-еле, он по их спинам видел, как они его ненавидели. Но это были его люди, ветераны, некоторые попали сюда в тот же Новый год, что и он сам. Тогда хрущевские недоноски подняли руку на самое святое – на кадры.

Когда они снова остановились перед рестораном, Берия подошел к велосипедистам и сказал:

– Наша служба легкой не бывает. Но кто-то должен взять на себя ответственность. Вы вольные люди, можете идти на все четыре стороны. Но учтите: кто остался в рядах, тот подчиняется строжайшей дисциплине. Иначе нас растопчут враги.

Велосипедисты знали цену таким словам, но человеку нужна востребованность, чувство локтя и право наказывать других, кто слабее.

Берия прошел внутрь ресторана. За ним шагал старший майор.

Лаврентия Павловича интересовали служебные помещения вокруг зала, где они заседали. Раздаточная, куда поступали блюда снизу из кухни, моечная, туалеты, кладовка...

– Если бы раньше, – сказал догадливый старший майор, – мы бы собаку пустили. А здесь и курицы нету.

Снаружи можно было проникнуть через кухню, лесенка вела в раздаточную – об этом не подумали. Кладовка Берии не понравилась. Под ее невысоким потолком были решетки. Вели они почему-то в зал. Если встать на табуретку, то можно все слышать и видеть.

Лаврентий Павлович взобрался на табуретку и заглянул в решетку. «И видно неплохо, – подумал он. – Как на выставке».

– И видно неплохо, – сказал он старшему майору. – Что ты скажешь?

– Это вы табуретку к дырке подвигали? – спросил старший майор.

Берия посмотрел себе под ноги. И чуть не выматерился. Ведь если на пыли были следы Люськиного мужика, он их стер. Прав майор...

Он вернулся в раздаточную и здесь взял реванш.

– Убери ногу, сейчас наступишь, – сказал он старшему майору.

В легком слое пыли были видны четыре квадратика – тут стояла табуретка. Следы тоже были, неясные, но обозначались. Мужские ботинки, размер сорок четыре.

– Судя по следу, – сказал старший майор, – из недавних. Импорт.

Берия поглядел на помощника по-птичьи. Тот занимался криминалистикой – просто так, из любви к искусству. Бывают же такие монстры.

– Будем возвращаться, – сказал Берия. – Если он подслушал, весь наш план под угрозой.

– У него есть связь? – спросил старший майор.

– А вот это мы вышибем из Тихоновой, – сказал Берия. – И срочно. Пока он не ушел.

Но срочно не получилось.

Может, к несчастью для Лаврентия Павловича.

Когда он уже повернулся, чтобы снова оседлать уставших велосипедистов, сверху по лестнице скатился агент, из тех, что стояли за шторами, подслушивали, пока шефа нет.

– Лаврентий Павлович! – крикнул он. – Они провели выборы!

– Не понял, – сказал Лаврентий Павлович. Хотя сразу и тяжело все понял.

Он отстранил агента, который хотел что-то сказать, объяснить, и пошел вверх по лестнице. Он шел тяжело, медленно, иначе здесь не сделаешь ничего.

А когда вошел в зал заседаний, они как раз собирались расходиться.

– Что произошло? – спросил Берия от входа.

– Ага, вернулся, – сказал Клюкин. – Ну и хорошо. А мы решили, что ты, как всегда, гоняешься за врагами Отечества.

Он не улыбался, улыбалась подлая Лариса.

Она ненавидела Лаврентия Павловича, брезговала им. И он ей отомстит за это.

– Вы провели выборы без меня? – спросил он тихо, с тяжелым грузинским акцентом, подражая голосу Хозяина.

– Мы тут посоветовались, – сказал Грацкий неуверенно. Он уже испугался.

– Вы тут посоветовались без меня и решили?

– Лаврентий Павлович, – сказал Чаянов, – можете поздравить меня с выборами на ответственный пост, несущий куда более забот, чем привилегий.

– Почему меня не подождали?

– Мы не знали, вернетесь ли вы, – сказал митрополит.

– Все было сделано по закону, – сказал Клюкин. – Кворум был, голосование открытое. Один голос за Победоносцева, остальные за Чаянова.

Берия непроизвольно кивнул. Он знал, что за Победоносцева был подан голос Победоносцева.

– Но почему не подождали? – повторил он.

Старец Никифор бочком-бочком засеменил к двери, Берия поймал его за рукав рясы и придержал.

– Я вам скажу, – произнесла Лариса. – Мы хотим согласия, мы не хотим страха. И без того страшно. А жандарма делать президентом – грех и гибель для Отечества. Жандармов в президенты никогда не избирают.

– Если бы ты присутствовал, – сказал Клюкин, – ничего бы не изменилось. Ты бы нас не переиграл. Все против.