Андрей Балабуха - Фантастические рассказы Страница 24

Так или иначе, к поступлению Бориса на биофак ЛГУ коллекция была непричастна. Если уж кто-то и был повинен в этом, то только Рита Зайцева, за которой он пошел бы и значительно дальше. Ему же было более или менее все равно, куда поступать. Просто мать настаивала, чтобы он шел в институт. А на биофак в те годы был к тому же не слишком большой конкурс.

И только встреча со Стариком изменила все.

А было это уже на третьем курсе.

Старик в ту пору был доктором, как принято говорить в таких случаях, "автором целого ряда работ", что, заметим, вполне для доктора естественно, а также автором нескольких научно-фантастических повестей и рассказов. что уже гораздо менее естественно и снискало ему пылкую любовь студентов и младших научных сотрудников, в то время как коллеги относились к нему несколько скептически. Уже тогда все называли его Стариком, причем не только за глаза. Да он и в самом деле выглядел значительно старше своих сорока с небольшим лет, а Борису и его однокурсникам казался и вовсе... ну не то чтобы старой песочницей, но вроде того.

Старик подошел к Борису первым: от кого-то он узнал про коллекцию, и она заинтересовала его. На следующий вечер он нагрянул к Баржиным в гости.

- Знаете, Борис Вениаминович, - сказал он, уходя (это было характерной чертой Старика: всех студентов он звал по имени и отчеству и никогда не называл иначе), - очень получается любопытно. Сдается мне, к этому разговору мы еще вернемся. А буде мне попадется что-нибудь в таком роде, обязательно сохраню для вас. Нет, ей-ей, золотая это жила, ваша хомофеноменология.

Он впервые ввел это слово. И так оно и осталось: "хомофеноменология". Несмотря на неудобопроизносимость. Из уважения к Старику? Вряд ли. Просто лучшего никто не предложил. Да и нужды особой в терминах Борис не видел.

А жизнь шла своим чередом. Борис кончил биофак, кончил, если и не с блеском, то все же очень неплохо, настолько, что его оставили в аспирантуре. А когда он наконец защитил кандидатскую и смог ставить перед своей фамилией кабалистическое "к.б.н.", Старик взял его к себе, потому что сам Старик был теперь директором Ленинградского филиала ВНИИППБ Всесоюзного научно-исследовательского института перспективных проблем биологии, именовавшегося в просторечии "домом на Пряжке". Нет-нет, потому лишь, что здание, в котором помещался филиал, было действительно построено на набережной Пряжки, там, где еще совсем недавно стояли покосившиес двух-трехэтажные домишки.

Старик дал Баржину лабораторию и сказал:

- Ну а теперь работайте, Борис Вениаминович. Но сначала подберите себе людей. Этому вас учить, кажется, не надо.

Люди у Баржина к тому времени уже были. И работа была. Потому что началась она почти год назад.

В тот вечер они со Стариком сидели над баржинской коллекцией и рассуждали на тему о том, сколько же абсолютно неиспользуемых резервов хранит в себе человеческий организм, особенно мозг.

- Потрясающе, - сказал Старик. - Просто потрясающе! Ведь все эти люди абсолютно нормальны. Во всем, кроме своей феноменальной способности к чему-то одному. Это не патологические типы, нет. А что, если представить себе все эти возможности, сконцентрированными в одном человеке - этаком Большом Бухарце, а? Впечатляющая была бы картина... Попробуйте-ка построить такую модель, Борис Вениаминович.

3

Звонок.

Баржин задвинул ящики картотеки, вышел из чулана, погасил свет. Звонок повторился. "Ишь не терпится кому-то", - подумал Баржин.

За дверью стоял Озол. Если кого-либо из своих Баржин и мог сейчас принять, то именно Озола. Или Муляра, но Муляр где-то в Крыму. Ведь оба они не были сегодня в лаборатории, они "внештатные".

- Привет! - сказал Озол. - Между прочим, шеф, это хамство.

- Что - это? - удивился Баржин. Он никак не мог привыкнуть к манерам Озола.

- Чистосердечное раскаяние облегчает вину, - мягко посоветовал Озол. Потом прислушался: - У вас, кажется, тихо? Ну, да в любом случае разговаривать на лестнице - не лучший способ. - Прошел в квартиру; не раздеваясь, заглянул в комнату. - Неужто я первый?

- Первый, - подтвердил Баржин. - И надеюсь, последний.

- Не надейтесь, - пообещал Озол и спросил: - Чем вы боретесь с ранним склерозом, Борис?

Тем временем он разделся, вытащил из портфеля бутылку вина, сунул ее в холодильник.

- Что вы затеяли, Вадим? - спросил Баржин.

- Отметить ваш день рождения.

Баржин крякнул.

- Нокаут, - констатировал Озол. - Вот они, ученые, герои, забывающие себя в труде!..

- Уел, - сказал Баржин. - Ох и уел же ты меня, Вадим Сергеевич! Ну и ладно, напьемся. "Камин затоплю, будем пить..."

- Цитатчик, - грустно сказал Озол. - Начетчик. Как там еще?

"Знает он или не знает? - размышлял Баржин. - Похоже, что нет. Но тогда почему не спрашивает, чем сегодня кончилось? Выходит, знает. Черт бы их всех побрал вместе с их чуткостью и тактичностью!"

- Кстати, шеф, заодно обмоем маленький гонорар, - скромно сказал Озол.

- Что?

- "Сага о саскаваче".

- Где?

- Есть такой новый журнал, "Камчатка". В Петропавловске. Случайно узнал, случайно послал, случайно напечатали... Бывает!

- Поздравляю!

- Ладно, - буркнул Озол. - Поздравлять после будете. Потом. А пока накрывайте на стол. Ведь сейчас собираться начнут. Не у всех же склероз. А я займусь кофе. Что у вас там есть?

- Сами разберетесь, - сказал Баржин.

- Разберусь, естественно. - Озол скрылся в кухне, и вскоре оттуда раздался его страдальческий голос: - И когда я научу вас покупать кофе без цикория, Борис?

"Знает, - решил Борис. - Конечно, знает. Ну и пусть". Почему-то ему стало полегче - самую малость, но полегче.

4

Озол таки знал.

С самого утра у него все валилось из рук. Даже правка старых рукописей - работа удивительно интересная, которой он всегда вводил себя в норму, и то не шла. Он пытался читать, валялся на диване, курил... С четырех начал дозваниваться в лабораторию - тщетно! И только около семи ему позвонил Гиго.

Итак, первая попытка оказалась неудачной. Плохо... Но и не трагедия.

- С шефом здорово неладно, - сказал Гиго. - Я, конечно, понимаю, что ему тяжелее всех нас, но... Он даже не попрощался ни с кем. Я такого не помню.

Ну конечно, это же Баржин, "счастливчик Баржин", не знавший еще ни одного поражения...

- Ладно, - сказал Озол. - Это поправимо. Кстати, ты не забыл, что шеф нынче именинник?

- Но он никого не приглашал.

- Я приглашаю. - Озол повесил трубку.

Ему не нужно было напрягать воображение, чтобы ясно представить себе, как все это происходило: Озол хорошо знал и обстановку, и людей.

...Яновский увел Перегуда в физиологическую экспериментальную. Перегуд сел в кресло - большое, удобное, охватывающее со всех сторон кресло энцефалографа; под потолком начала мерно вспыхивать - три раза в секунду лампочка; заунывно запел усыпляющий сигнал. Зойка с Лешкой и Борей-бис замерли в машинной, куда подавалась информация со всех налепленных на Перегуда датчиков. У дверей наготове стоял Зимин - на случай экстренной медицинской помощи, хотя представить себе ситуацию, в которой такая помощь могла бы понадобиться, довольно трудно. Слишком проста вся схема эксперимента. Баржин заперся в своем кабинете. Гиго мягкой походкой Горца прогуливался по коридору, где толклась молодежь из обеих экспериментальных групп.