Олшеври - Вампиры замка Карди Страница 24

Тогда дед впервые в жизни по-настоящему встревожился. Ехать с Лизе-Лоттой сам он не мог, родственников у них не было, да и вообще не было никого, кому он мог бы доверить больную четырнадцатилетнюю девочку! И тут Аарон очень робко - потому что боялся своего великого наставника предложил, чтобы Лизе-Лотта поехала с его родителями. У его матери были больные легкие и она каждый год ездила на курорты именно по этому маршруту: Ницца - Баден. И, разумеется, они с радостью возьмут с собой внучку великого доктора Гисслера (на которого они возлагали столько надежд в отношении будущности Аарона) и оградят ее от всего, от чего доктор Гисслер повелит ее оградить!

Дед, не питавший тогда никакого предубеждения против евреев - среди своих друзей-ученых он был одним из немногих, не страдавших антисемитизмом отпустил Лизе-Лотту с радостью и облегчением. И забыл о ней больше чем на пол года, потому что, после Ниццы и Бадена, Лизе-Лотта остановилась погостить в загородном доме Фишеров и гостила там до первых снегов. И на следующий года все повторилось, а потом они трое - Аарон, Эстер и Лизе-Лотта - сделались просто неразлучны.

Эстер оказалась не только очень красивой, но ангельски-доброй, бесшабашно-веселой, отважной, предприимчивой... Они с Лизе-Лоттой подружились мгновенно. Наверное, потому, что были очень разные, и интересы у них были настолько разные, что им никогда не приходилось ничего делить. День за днем они открывали друг другу целые миры. Эстер для Лизе-Лотты - мир внешний, мир людей, от которого Лизе Лотта столько лет была отрезана. Лизе-Лотта для Эстер - мир книг, историю и искусство, которые всегда казались легкомысленной Эстер какими-то туманными и непонятными, а в пересказе Лизе-Лотты обрели не только ясность, но и некую привлекательность. Темы для разговоров были неисчерпаемы, и им никогда не становилось скучно друг с другом.

Фишеры были людьми богатыми. Лизе-Лотта узнала, что к воротам сада Эстер привозили на автомобиле, и, если бы не желание посмотреть на дом знаменитого доктора Гисслера, Эстер могла бы перепоручить "кормление Аарона" прислуге. Что касается "больных легких" почтенной матушки Аарона, то здесь было больше мнительности... Во всяком случае, она с удовольствием переключилась со своих мнимых хворей на настоящие хвори Лизе-Лотты. Близкие считали ее заботу чрезмерной и удушающей, но для Лизе-Лотты, никогда не знавшей ласки, эти заботы были даже важнее, чем жаркое итальянское солнце. В общем Фишеры - Мордехай и Голда - искренне полюбили Лизе-Лотту: действительно - как родную дочь! Слишком велик был запас родительской любви в их сердцах, рассчитанный на десять или пятнадцать детей, а вовсе не на двоих. Но многочисленные беременности Голды оканчивались выкидышами, а потом врачи и вовсе запретили ей дальнейшие попытки...

Иногда Лизе-Лотте приходила в голову мысль, что если бы все те дети, которых тщетно пыталась выносить Голда, появились на свет, у них с Мордехаем, возможно, не было бы времени и душевных сил на то, чтобы приютить и опекать ее, Лизе-Лотту. От этой мысли ей становилось как-то холодно, страшно и стыдно. И она мучилась угрызениями совести из-за того, что ее новообретенное счастье словно базируется на несчастье этих славных людей. Один раз она даже поделилась этой мыслью с Эстер... Но Эстер не проявила чуткости и просто покрутила пальцем у виска.

Голда и Мордехай были несколько ортодоксальны в своих взглядах, и к увлечению Аарона медициной относились с опаской, но Аарон - мальчик, ему можно, а вот Эстер - девочка, и ей нельзя было ничего... Эстер мечтала стать балериной, но учиться ей не дали. В школу она никогда не ходила. Учителя приходили к ней на дом. Среди наук были и такие, какие никогда не пригодились бы ей в современном мире - Эстер понимала это и протестовала но Мордехай и Голда не желали видеть, что мир изменился. И Эстер учили древнееврейскому, учили священным обрядам, учили, как правильно написать письмо жениху... Последнее больше всего раздражало и, вместе с тем, забавляло Эстер.

Родители считали, что ей уже пора замуж. И сокрушались об отсутствии серьезного жениха - и настоящих свах, как в старые времена. И говорили, что они непременно сами найдут ей достойного жениха - какого-нибудь хорошего еврейского мальчика. Голда собирала информацию о потенциальных женихах, многие из них приглашались в дом - для беседы с родителями, а некоторые даже допускались до знакомства с Эстер, проходившего, разумеется, под строгим материнским надзором, чтобы никто в будущем не осмелился усомниться в целомудрии их дочери.

Но Эстер женихов "браковала" - одного за другим. Она вообще терпеть не могла хороших еврейских мальчиков - таких, как ее брат! Ей нравились совсем другие мужчины... Старше, опытней и "во всем оригинальнее" тех, кого предлагали ей заботливые родители. И она была уже далеко не целомудренна она утратила свое "главное сокровище" еще до знакомства с Лизе-Лоттой, еще в четырнадцать лет.

Эстер вообще все время влюблялась, бегала на свидания, хитрила... Вся ее жизнь была - сплошное приключение. Сплошной порыв страсти.

Лизе-Лотта через пару лет дружбы заметила, что жизнь Эстер протекает по одним и тем же циклам: влюбленность, переживания из-за холодности предмета чувств, торжество любви, охлаждение, разрыв, переживания из-за разрыва, новая влюбленность... Сначала Лизе-Лотта искренне сопереживала подруге, но потом начала сомневаться в серьезности этих увлечений. Пару раз она даже пыталась поговорить с Эстер о том, что саму ее искренне тревожило: дескать, та "роняет" и "растрачивает" себя в этих быстротекущих романах - и обязательно пожалеет об этом, когда придет настоящая любовь! Но Эстер только отмахивалась от "занудства" Лизе-Лотты: для нее каждая любовь была настоящей.

Будучи натурой богато одаренной, Эстер металась не только от одной любви к другой, но так же - от одного "смысла жизни" к другому. Вот над этим она могла с удовольствием посмеяться, и смеялась... То она хотела быть танцовщицей, то художницей, то певицей, то драматической актрисой, то модельером... И все у нее получалось - и ко всему она вскоре теряла интерес. И каждый раз Лизе-Лотта искренне сокрушалась о гибели очередной "цели жизни" - и сохраняла то, что еще можно было сохранить на случай, если Эстер вдруг одумается.

У Лизе-Лотты до сих пор хранилась коллекция платьев и аксессуаров, придуманных и сшитых Эстер, и альбом с ее акварелями.

Остальные таланты оставили след лишь в ее памяти - и вылетели в трубу крематория, в бледное польское небо, вместе с дымом от легкого тела Эстер... Или их тела не сжигали? Лизе-Лотта этого точно не знала и думать об этом не любила.