Чарльз Шеффилд - Расхождение Страница 24

Она подошла к одной из стен и осмотрела материал, из которого та была сделана. Оказалось, что он имеет четко выраженную зернистую структуру, напоминая обожженный кирпич. Стену словно раскололи гигантским взрывом, но из предыдущего опыта Дари знала, что что всего лишь иллюзия. Материал этот крепче любого известного в рукаве. Пробыв миллионы лет в агрессивной атмосфере из кислорода, хлора или фтора, он ничуть не крошился. Плавая столетиями в кипящих кислотах, он ни капельки не растворялся. Однако всюду лежала пыль.

Порядок на Жемчужине поддерживался из рук вон плохо, если только вообще поддерживался.

Дари сняла с пояса скафандра нож и поскребла им серую стену. Острие ножа из мономерного карбида иридия, самого твердого и прочного материала, созданного человеческой технологией, не оставило на ней ни царапины. Она подошла к одной из густых сеток и попробовала перерезать одну нить. Никаких следов. Даже тончайшая паутинка вставала непреодолимым барьером на пути всего, что не распадалось, как облако, на мельчайшие компоненты. Не верилось, что пыль вокруг них образовалась в результате постепенного разрушения стен. Очевидно, есть какой-то другой источник. Где-то на Жемчужине имеются другие материалы, не соответствующие со стандартами практически вечного существования, принятым у Строителей.

Ханс Ребка нетерпеливо ждал, пока она возилась у стены и ковыряла сетку.

— Тебе понадобится много времени, чтобы прорезать себе ход таким способом, — сказал он. — Пошли. Нам надо двигаться.

Он не произнес вслух того, о чем Дари уже успела подумать. Воздух здесь мог оказаться пригодным для дыхания — но откуда и каким образом он здесь появился? Здесь создана и поддерживается атмосфера, пригодная для людей, но кроме воздуха для поддержания жизни им необходимо еще кое-что. Со времени последнего приема пищи прошло двадцать часов, и, несмотря на нервное напряжение, притупившее чувство голода, в горле у Дари болезненно пересохло.

Они продолжали двигаться бок о бок, пользуясь каждым встретившимся люком в полу, чтобы перебраться в другую комнату, и медленно опускаясь по веренице наклонных коридоров. Наконец они обнаружили первые признаки работавшего внутри Жемчужины оборудования — массивный цилиндр загудел с их приближением. Он засасывал воздух и выпускал его через множество мелких отверстий. Ребка подставил руку, а затем щеку к одному из блоков с отверстиями.

— Это воздушный генератор, — сказал он. — Мне кажется, мы только что привели его в действие. Он каким-то образом реагирует на наше присутствие. Здесь тебе есть над чем подумать: если это устройство вырабатывает пригодный для дыхания воздух внутри Жемчужины, то что создает его снаружи?

— Вероятно, ничто. Там, наверху, нет ничего, совсем никакой техники. Поверхность, должно быть, проницаема, по крайней мере иногда и кое-где. Именно так нас сюда втянули. Прямо сквозь пол.

— Значит, все, что нам надо — это сделать потолок проницаемым вновь, и тогда мы отсюда выберемся. Конечно, нам еще придется каким-то образом подпрыгнуть метров на сто. — Он внимательно поглядел вверх. — Черт с ним. Мне все же интересно, откуда эта штуковина знает, какая атмосфера одновременно пригодна и для людей, и для хайменоптов.

— Правильно. А еще, какая атмосфера была на Жемчужине до прилета «Все — мое». Может, ее вообще здесь не существовало.

Ребка озадаченно посмотрел на нее.

— Это то, что я называю настоящим обслуживанием клиента. Воздух составлен — что надо. Я об этом не подумал.

Они миновали воздушный генератор и полдюжины других конструкций, о назначении которых Дари оставалось только догадываться. Она очень хотела остановиться, чтобы изучить их, но Ханс потащил ее дальше.

Восьмым устройством оказался цилиндр, высотой около метра, с напоминающей пчелиные соты поверхностью, состоящей из шестиугольных ячеек, размером с кулак. Наружная панель была покрыта капельками какой-то жидкости. Ребка дотронулся до одной из них, понюхал палец и поднес к губам.

— Вода. Как мне кажется — питьевая, но совершенно безвкусная.

Дари последовала его примеру.

— Дистиллированная. Стопроцентной чистоты, без солей и минералов. Ты просто не привык к чистой воде. Можешь ее пить.

— Сейчас я что угодно готов выпить. Но с конденсата на панели мы много не наберем. Я хочу кое-что попробовать. Отойди подальше!

— Ханс!

Но он уже сунул руку в ячейку, извлек оттуда сложенной лодочкой ладонью немного воды и осторожно отхлебнул ее.

— Нормальная. Иди попей. От жажды мы теперь, по крайней мере, не умрем. И, в развитие твоей предыдущей мысли, — добавил он, как только они наполнили фляги, хотел бы я знать, что вырабатывала эта штука неделю назад. Этанол? Соляную кислоту?

— Или жидкий метан. Какова, по-твоему, температура на поверхности Жемчужины, когда Гаргантюа находится вдали от Мэндела?

Наконец они достигли точки, где однообразная кривизна выпуклого пола нарушилась резко уходящим вниз коридором. Встав на край, Ребка посмотрел вниз.

— Очень крутой. И, похоже, очень гладкий. Больше напоминает желоб, чем коридор, и дна не видно.

— Нам нужна пища. Мы не можем возвратиться на поверхность и не можем оставаться здесь.

— Согласен. — Он сел на край. — Я, пожалуй, съеду вниз. А ты подожди, пока я не позову и не сообщу, что все в порядке.

— Нет! — Дари сама удивилась своей реакции. Она подошла и села рядом. — Ты же не бросишь меня здесь одну. Куда ты, туда и я.

— Тогда держись крепче. — И, обнявшись, они соскользнули с края.

Желоб оказался не столь крутым, как выглядел сверху. После почти отвесного старта он закруглился в довольно плавную спираль. Вскоре достигли максимальной скорости, не слишком превышающей скорость быстрой ходьбы. По мере спуска освещение менялось. Холодный оранжевый свет сменился ярким светло-желтым, исходившим откуда-то спереди и игравшем бликами на гладких стенках желоба. Наконец наклон стал настолько небольшим, что движение прекратилось.

Ребка встал.

— Конец свободному скольжению. Интересно, для чего это предназначалось раньше. Если только ты не считаешь, что до того, как мы здесь появились, его вообще не было.

В конце концов они оказались на краю гигантского зала, метров пятидесяти в поперечнике. Впереди пол плавно понижался, словно дно неглубокого котла; потолок представлял из себя правильную полусферу. Ханс и Дари разглядывали помещение, осваиваясь с ярким белым светом. Для глаз, привыкших за последние несколько часов к холодным тонам и свинцово-серым стенам, такое освещение казалось ослепительно-ярким. Круглый пол был разрисован концентрическими кольцами различных цветов наподобие мишени для стрельбы из лука. Входы в коридоры, или, возможно желоба, типа того, по которому они сюда спустились, располагались по периметру комнаты, на равном расстоянии друг от друга. Освещался зал находящимся в верхней точке потолка сияющим шаром.