Александр Мееров - Право вето Страница 24

Крэл ушел с террасы, отчаявшись встретить Нолана, и пошел к себе в номер. Открыв ключом дверь, Крэл стал искать кнопку. Когда вспыхнул свет, Крэл отшатнулся — в кресле сидел Нолан. Как же он попал в запертую комнату? Волнение — и подозрительность Крэла улеглись, когда он почувствовал тепло сухой крепкой руки, пожавшей его руку.

— Я не приезжал… понимаете, получилось так…

— Не надо, Крэл. Будьте искренни. Со мной это можно. Пожалуй, нужно. А кроме всего прочего, я ведь тоже был молод, увлекался…

Нолан умолк, набивая трубку, потом долго разжигал ее и, наконец, не отрывая глаз от огонька, не глядя на Крэла, спросил:

— Вам хорошо с ней?

— Да. — Это «да» было сказано тихо, едва слышно, но сразу, без заминки, с такой откровенностью, на которую Нолан и не рассчитывал.

— Как бы я хотел, чтобы вы были счастливы!

Крэл не сомневался в доброте Нолана, но в этом пожелании, высказанном, видимо, от души, было нечто тревожное. Ощущение это усилилось, когда он услышал совершенно неожиданное:

— Крэл, у нее есть ладанка?

— Что?!

— Ну, амулет какой-нибудь, большой-большой брелок или нечто в этом роде. Вероятно, она носит его на шее. Ах, как вы ненаблюдательны и доверчивы! Ну, не буду, не буду. Только… только при случае постарайтесь установить, что находится в этой ладанке.

Крэл засыпал Нолана вопросами, однако Нолан решительно отказался развивать эту тему.

— Я ждал вас. Как обычно, по субботам. Мне так нужно было посоветоваться с вами.

— Со мной?

— Вы удивлены? — Это было сказано строго, даже чуть резко, и Крэл в смущении опустил голову.

— Спасибо. Я думал о себе хуже, чем вы обо мне.

— Я уже немного знаю вас, Крэл. Узнать человека трудно. Почти невозможно, а вот верить — можно. И нужно. Я верю в вас, Крэл, и только хочу… хочу, чтобы вы были гораздо сильнее.

— Для чего?

— Для борьбы.

Крэл встал.

— Мне борьба не страшна. Поймите и поверьте этому. Но мне, — Крэл перешел на резкий шепот, — мне она отвратительна. Противно всё: ложь, ухищрения, тайные сделки и истязания… Я верил в науку, приобщался к ней благоговейно и мечтал о жизни полной, чистой, о радостях, доступных и человечных, а при первом же успехе…

— И всё же, Крэл, надо, просто необходимо быть сильнее в жизни, потому что такова жизнь.

Нолан ответил медленно, спокойно. Спокойствие это передалось Крэлу, и он даже почувствовал неловкость от своей внезапной вспышки. Он уже не вспоминал о минутной слабости, но о ней помнил Нолан, не считая ее минутной.

Крэл начал издалека, обстоятельно описывая потрясшее его событие, подробно рассказал, какое впечатление на него произвела подмена протокола, и закончил вопросом:

— Кто мог проникнуть в мой сейф?

— Я открыл ваш сейф. В то же утро, когда мы в первый раз обсуждали сделанное вами открытие.

— Профессор, ведь это…

— Так было нужно, — Нолан помолчал. — Нужно. Потому что ваш сейф, Крэл, проверяли ежедневно. Да, да, не удивляйтесь. Думаете, вам предоставили свободу? Трудитесь, молодой человек, ищите, мы спокойно подождем.

— И это в институте знаменитого Оверберга!

— Оверберг здесь ни при чем. Борьба идет значительней, серьезней, чем вы думаете, и опасней, чем мы того хотим. Вот так. А что касается протокола, то его нельзя было оставлять подлинным. Ответьте мне честно, Крэл, вы ведь и не подумали бы изменить в нем набор цифр, получившихся при удачном испытании?

Крэл молча кивнул.

— Ну вот, значит, в тот же день результат ваших поисков стал бы известен Ваматру.

— Заказчику, — подчеркнул Крэл.

— Дьяволу, — отрезал Нолан.

Нолан вынул из бумажника подлинник лабораторного протокола и протянул его Крэлу:

— Вы можете взять его и поступить с ним, как сочтете правильным.

— Протокол мне не нужен. Набор цифровых групп кода я запомнил.

Нолан в упор, тревожно и ласково посмотрел на молодого человека.

— Запомнили? Это опасно!

Крэл вздрогнул, вспомнив терзаемого Лейжа, который не знал кода.

— Вы меня пугаете.

Нолан поднялся с кресла, стоявшего у торшера, и подошел к окну. Дымок от его трубки, едва видимый на тонких занавесях, медленно вился в спокойном воздухе. Огромная тень Нолана ломалась, уходя в потолок, и была неподвижна. Не оборачиваясь к Крэлу, он сказал:

— Я боялся и за Лейжа. Я не хотел, чтобы он шел к Хуку. Не хотел. Он сам пошел.

Тень шевельнулась, уменьшилась, исчезла, Нолан обернулся к Крэлу. Крэл впервые увидел Нолана совсем не похожего на себя. Обычная его сдержанность, видимо, изменила ему, он не таился, и в эту минуту Крэл почувствовал, как Нолан одинок и как ему страшно.

Крэл не мог найти слов утешения, не сумел успокоить его и молчал. Молчал и Нолан. Глаза его вдруг ожили, потеплели — он прислушивался к звукам музыки, доносящейся снизу. Там тихо пели старинную застольную, и в ней были такие слова:

…Мы выпьем за тех, кто не с нами, не дома,

кто в море, в дороге, в неравном бою,

кто так одинок, что за верного друга

готов прозакладывать душу свою.

Пусть в эту минуту им станет полегче,

хотя бы немного, чтоб в будущий раз,

когда мы пойдем по опасной дороге,

друзья незнакомые пили за нас…

Песня кончилась. Нолан подошел к Крэлу, положил ему руку на плечо и, глядя прямо в глаза, сказал:

— Люблю эту песню. Ее любит и Арнольдс, и… словом, многие любят. Она, как девиз. Девиз для людей, которые… Девиз для таких, как старый Арнольдс.

— Я хочу быть с вами!

Нолан отступил на шаг от Крэла и осмотрел его, словно оценивая, прикидывая в последний раз, пригоден ли к бою боец. Взгляд этот показался Крэлу непереносимым. Он понял, что Нолан принял решение. Вот именно сейчас, сию минуту. До этого Нолан стремился вовлечь его в борьбу, в теперь скажет — «нет!» Первой мыслью было: всему виной его здоровье. Вероятно, Нолан решил всё же, что он не готов для борьбы, что слабеныш Крэл не пройдет там, где не прошел обладающий отличным здоровьем Лейж. Слабеныш… Неужели это? Необходимость вступать в борьбу претила, а теперь, когда его отвергают, видимо, именно по этой причине, хотелось… Ведь всегда в силу своей болезненности Крэл стремился доказать, что физически силен, стоек, вынослив. Везде. И в работе, и в походах в горы везде. Постоянный самоконтроль и обостренное желание не показать никому, что он болен, позволили ему натренировать волю. Если ему будут угрожать пытки, то он, всю жизнь привыкший бороться с болью, окажется выносливей, чем здоровяк Лейж. Что же ответит Нолан?

Нолан не ответил ничего.

Часть II