Пол Андерсон - Зима над миром Страница 24

Джоссерек не мог даже представить себе, насколько глубока пропасть между ним и Донией. А представляет ли она?)

— В чем состоит твое задание? — спросила Дония.

— Замечать все, что можно. Особенно то, что относится к твоему народу — с целью решить, возможно ли заключить с вами союз против Империи. Не то чтобы для Людей Моря существовала какая-то непосредственная угроза. Мы не хотим войны. Но если мы — я — сможем хоть в чем-то помочь вам… — Он прижал её крепче к себе. — … я буду просто счастлив.

— Как ты попал на корабль?

— Через Касиру. Его не было дома, когда пришли солдаты, он спасся.

— Да, я слышала, но за ним охотились, и за тобой тоже. Он, должно быть, скрывается. Как ты нашел его?

— Ну, тогда я, конечно, не знал, что он на свободе, но рассудил, что он должен был рассказать кое-что обо мне своим Братьям-Костоломам. И скорей всего человек из любого Ножевого Братства мог указать мне кого-нибудь из этой шайки. Как только стемнело, я сцапал первого же встречного, обезоружил его и задал свой вопрос. Не повезло бы с ним, я продолжал бы в том же духе, но он сумел мне помочь. Касиру известили, и он прислал за мной. Тут я, естественно, признался, что я тот, за кого он меня и принимал, иностранный агент. Он рассказал мне все новости, включая и сплетню о тебе, которая уже разошлась по городу. И помогал мне во всем, злорадствуя, что может навредить Империи.

Джоссерек рассказал ей остальное. Они перемолвились ещё парой слов, не строя пока планов, — обменялись своими надеждами, остерегли друг друга, договорились, как будут встречаться и как можно срочно связаться в случае необходимости. Он сказал ей, в какие часы свободен, в какие занят и где можно найти на палубе две вентиляционные трубы, которые громко шумят: одна ведет в машинное отделение, другая — в кубрик для черной команды.

— Если я срочно тебе понадоблюсь, крикни туда, где я должен быть в этот час, и я тут же выскочу наверх. — Он коснулся ножа, висевшего на бедре, и смекнул, что, если будет на вахте, сможет прихватить ещё гаечный ключ или лом.

— Можно сделать и лучше, — сказала она. — Сидир все беспокоится, как бы со мной чего не случилось — вдруг, скажем, нападут северяне, — и повесил мне на шею свисток. Я свистну три раза. Хорошо?

— Хорошо. — Он поцеловал её на прощание и ушел на корму, сам удивляясь внезапно овладевшей им ревности к Сидиру.

Глава 8

Дожди изводили армию восемь дней подряд. Вечером девятого дня вышли звезды, окружив прибывающую луну в ледяном венце. Ее дрожащий свет проник в клубящуюся, полную шорохов мглу. Речные берега озарило бледное сияние покрытой изморозью травы — она то вспыхивала алмазным блеском, то чернела там, где стояли кипы хлопка. Повсюду горели бивачные костры и фонари часовых. Но они были лишь искрами в ночном просторе, так же как и звуки походной жизни: чей-то оклик, конское ржание, одинокий напев флейты. Пар от дыхания струился в холодном воздухе.

Отпустив последнего из тех, кто в нем нуждался, Сидир поднялся по трапу из своего кабинета на верхнюю галерею. Какое-то время он стоял, глубоко дыша, напрягая и расслабляя мускулы, ожидая, когда придет облегчение. После дня, проведенного на корабле, он весь был точно завязан узлами. Доведется ли ещё когда-нибудь провести день в седле?

«Да, клянусь разбойничьим богом, — подумал он. — Терпение. Ягуар, карауля добычу, шевелит только хвостом. Вся беда в том, что у меня нет хвоста». Он дернул уголком рта и перевел взгляд, ища покоя в вечности, за размытые очертания швартовых тумб, за крыши люков, за лебедки, за тускло отсвечивающие пушки и пики часовых — ввысь, где сияли созвездия. Он хорошо их знал: вот Оцелот, вот Меч-Рыба, вот Копье Багроля… Но некоторые, например Трубач, остались за горизонтом, а Другие здесь, на севере, выглядели незнакомо. Он отыскал Марс и долго смотрел на его голубоватый блеск, пока в памяти, неведомо почему, не всплыло то, что он слышал в Наисе от астролога, искавшего древние летописи и изображения в гробницах забытых царей. Тот человек утверждал, что Марс когда-то был красным; таким видели его те, кто жил до прихода льдов.

Сидира коснулось дыхание неизмеримой древности. Неужто я и вправду веду своих людей в Неведомый Рунг, построенный так давно, что самые небеса с тех пор изменились?

Он напряг плечи. Варвары бывают там. И берут оттуда металл.

Эта мысль вызвала перед ним образ Доний, сознание того, что она ждет в их каюте. Его внезапно бросило в жар. Он откачнулся от поручней, прошел по галерее мимо тускло-желтого окошка к своей двери и распахнул её.

Каюта была тесная и скромно обставленная — выделялась в ней только кровать. Дония сидела на ней, скрестив длинные ноги, сложив руки под грудью, прямая и с высоко поднятой головой. Несмотря на холод, на ней не было ничего, кроме шитой бисером головной повязки да цепочки со свистком. Висячая масляная лампа, слабая и слегка чадящая, тем не менее ясно обозначала её среди теней, которые она отбрасывала, и картинно-черного мрака, залегшего в углах.

Сидир закрыл дверь. Его пульс перешел с галопа на рысь — разум натянул поводья. Не спеши. Будь нежен. Не так, как прошлой ночью.

— Извини, что опоздал, — сказал он по-арваннетски.

На столике рядом с кроватью лежала раскрытая книга. Дония много читала, желая, как видно, освоить арваннетскую грамоту, пока длится поход. Но здесь слишком слабый свет для чтения.

А ещё она упражнялась в игре на лире, которую он ей принес, и говорила, что этот инструмент немного напоминает рогавикскую арфу. Радовалась путешествию, обращалась ко всем с вопросами, с удовольствием пила и ела, смело и с растущим мастерством играла в разные игры, за вином пела песни своего народа. Однажды на пиру во дворце она вышла танцевать, но это слишком возбудило страсти — с тех пор она танцевала только для него одного. И в этой постели они…

«Так было до недавнего времени. Два-три дня назад она начала дуться. Если только „дуться“ — подходящее слово. Она постоянно носит маску, говорит, только если необходимо, часами сидит неподвижно. Когда я прихожу, она почти не смотрит на меня — не то что раньше. Прошлой ночью она сказала мне „нет“. Может быть, зря я тогда бросился на нее? Она терпела меня. Любая рабыня была бы лучше.

Нет. Никогда. Не после того, что было между нами».

Ее близость терзала его.

«Я добьюсь, чтобы она вновь стала прежней».

Она молчала, и он продолжил:

— Меня задержал гонец с Ягодного Холма. — Так называлось по-арваннетски место, где он позавчера оставил свой первый гарнизон для закладки крепости. — Поскольку второй гарнизон мы оставляем здесь, мне, разумеется, хотелось узнать, что у них там случилось.