Надежда Первухина - ГОСУДАРСТВЕННАЯ ДЕВСТВЕННИЦА Страница 24

– Моего мужа? Конечно, иначе он может подумать что-нибудь… неприличное.

– Меня волнует не то, что подумает ваш муж,- резковато отрезал Викентий.- А то, что у всякого лечения имеются побочные эффекты. И ваш муж должен будет тактично и терпеливо пережить это. Помочь вам справиться с болезнью. И ни в коем случае не считать свою жену… неполноценной.

– Спасибо,- прошептала Нина Валентиновна, опуская глаза. Викентий, кстати, так и не удосужился выяснить, какого они у нее цвета.

…Два следующих дня прошли без особых событий. Выпал снег, Розамунда продолжала наблюдать за Ниной Валентиновной и принесла еще две записки, текст которых совершенно не отличался от предыдущего. Однако потом случилось не самое приятное событие. А именно: Викентий в клинике имел долгую и несколько оригинальную беседу с Антоном Медлиным - внезапно отказавшись от идеи суицида, тот теперь решил бросить все мирское и стать монахом. Причем обязательно буддийским - чтоб голову обрить наголо и облачиться в желтые простынки. Он вдохновенно расписал Викентию, как однажды его саратовская возлюбленная явится к нему в гости, испытает моральное потрясение и немедленно раскается, что игнорировала его, а тогда…

– Для этого совершенно не нужно становиться буддийским монахом,- терпеливо, как маленькому, объяснял Викентий Медлину.- Если вы так ее любите, просто поезжайте к ней в Саратов. Лично. Наденьте хороший костюм, побрейтесь. Вручите ей букет цветов и открытку… Коробку конфет. Какой-нибудь сувенир… На память.

– Вы не понимаете! - горячился Антон Медлин.- Доктор, я не привык ездить к девушкам! И потом, раз я ее люблю, значит, приехать должна она.

– Начнем с того, что она вам ничего не должна,- ощущая холодок под сердцем, сказал Викентий.

– Нет, это ложь! Я люблю ее, значит, она тоже меня любит! Не может не любить! Я не могу жить без нее, значит, и она не может без меня!

– Поверьте мне, Антон,- медленно сказал Викентий.- Она может.

Медлин уставился на Викентия горящими больными глазами.

– А откуда ты это знаешь, подонок? - сводя голос к свистящему шепоту, поинтересовался он.

– Антон, успокойтесь. Я не позволю вам разговаривать со мной таким тоном…

– Ты, гребаный доктор! Я знаю, знаю, я теперь все понял! Ты сам решил отбить у меня эту девушку! Сам пишешь ей письма, да?! Смотришь на ее фотографии… А может быть, ты…

– Антон, сядьте на место!

– Заткнись, падла! Я все понял! Она давно ко мне приехала! Только ты, поганый доктор, не пускаешь ее ко мне! Она ходит вокруг больницы, а ты… Хочешь ее трахнуть, да, доктор?

– Антон, сядь!

Но Медлин стал буен. Он кинулся на Викентия и вцепился ему руками в горло, крича, что поганый доктор насилует его девушку и потому не дает им встретиться… На крики вбежали два санитара со смирительной рубашкой, оторвали Антона от Викентия, скрутили и поволокли в изолятор.

– Не колоть ему никаких лекарств! - задыхаясь, крикнул вслед санитарам Викентий.- Ни в коем случае! Я сейчас к нему зайду…

– Вы полагаете, здесь сработает ваш метод? - спросила Викентия Ванда Иосифовна, психиатр с пятидесятилетним стажем.- Случай-то запущенный…

– Отнюдь. Я наблюдаю здесь классический образчик эротомании. При должном подходе…

– Очень бы мне хотелось видеть в действии этот самый ваш подход,- подчеркнула Ванда Иосифовна последнее слово.- Я так и не поняла, чем вы воздействуете. Гипноз? Психопрограммирование? Какая-нибудь мануальная терапия, а?…

– У каждого профессионала - свои секреты,- отшутился Викентий и потер до сих пор саднившее горло.- Простите. Я уж пойду к этому эротоману. Ему сейчас вряд ли комфортно - в рубашке со связанными рукавами.

…Медлин встретил Викентия полным ненависти взглядом.

– Справился, да? - спросил он.- Сука!

– Антон, давайте договоримся сразу,- сказал Викентий.- Вы немедленно перестанете меня оскорблять…

– А я еще и не начинал!

– И не будете вести себя агрессивно, когда я развяжу вас.

– Буду!

– Отчего же? Что я вам сделал?

– Ты трахал мою девушку!

– Антон, вы это себе выдумали. И прекрасно знаете, что это чушь…

– Да? А почему же тогда она…

– Что она?

– Ко мне не приезжает…

– Антон, она вас не любит. Скорее всего.

– Ты-то откуда это знаешь, доктор? Что ты вообще знаешь о любви?!

– Только одно,- медленно, раздельно произнес Вересаев.- Любовью нельзя надоедать.

– Что?

– Так я развяжу вас?

Медлин механически подчинился Викентию. Глаза Антона затуманились каким-то сложным раздумьем. Наконец он спросил:

– А почему нельзя?

– Не знаю,- пожал плечами Викентий.- А как вы считаете?

– Я запутался,- покачал головой Антон. В глазах его ярость сменилась тоской - словно выключили огонь в комнате. Викентий плохо переносил такие взгляды - ему начинало казаться, что он лично в них виноват.

– Сядьте, Антон,- попросил он мягко.

– Куда? На пол?

– Да, и я тоже сяду. Напротив вас. Пожалуйста, смотрите мне прямо в глаза.

– Зачем? Вы что, будете меня гипнотизировать?

– Нет… Просто… Давайте посмотрим друг другу в глаза. Да, вот так… Не бойтесь, Антон.

– Я не боюсь!

– Вот и хорошо. Просто сидите и смотрите мне в глаза.

– Моргать можно?

– Моргайте на здоровье. Только не отводите взгляда. Хотя бы полминуты…

Викентий взглянул в глаза сидящего напротив него Медлина, вздохнул и мысленно представил ту картину, которую всегда рисовал себе в минуты, когда отчаяние грозило затопить с головой, но душа еще лелеяла какую-то надежду…

Это было небо - грозового, густо-чернильного цвета. Это небо пахло свежестью грядущего ливня. Облака в нем напоминали стены мощного средневекового замка. Стены двигались, стискивали сердце своей многотонной хваткой…

И тут в небо взмывала стая голубей. Они были белоснежными, как самый драгоценный фарфор, и столь же хрупкими на фоне почти черного неба. Но их серебряно блестевшие крылья взрезали мглу, стая летела круг за кругом, размывая черноту, как художник водой размывает пятно гуаши… И средневековые замки в небесах отступали, ветшали, рушились. И все заливала яростная синева - такая, как в апреле, когда воздух прозрачен и сладок до счастливых слез…

– Доктор, что у вас с глазами? - тихо пробормотал Антон Медлин. На его лицо лег золотой отсвет.

– Вы здоровы и счастливы, Антон,- не слыша вопроса, заговорил Викентий. Глаза психиатра будто источали расплавленное золото, а в комнате послышалось низкое приглушенное гудение и запахло воздухом грозы.- Вам не нужно никому навязывать своих чувств. Вы никому ничего не должны. И вам никто ничего не должен. Вы сможете жить в одиночестве. И тогда к вам придет та, которую вы сочтете достойной себя…