Эллен Датлоу - Секс с чужаками Страница 24

— Напротив, — возразил Сен-Жак, — это я должен принести извинения. Я очень рад, что Вероника привела вас сюда, дав мне тем самым возможность произвести необходимые улучшения.

Все они разразились хохотом и упали, сплетенные, прямо в небо.

Неожиданно Сен-Жак понял, что после пробуждения он запомнит всего лишь «фаллос» — множество взаимных проникновений и спазматических сбросов напряжения, что единение и любовь, и то, как они впятером переплавлялись один в другого посреди бесконечного неба останется в такой же степени за пределами восприятия его бодрствующего сознания, как ранее его собственные, чисто сексуальные фантазии, находились за пределами понимания матери Изабель.

Зазвонил будильник, и Сен-Жак едва успел напомнить всем — Джун, Терри, Веронике, матери Изабель и самому себе — чтобы они забыли о случившемся, как только проснутся. Все согласились, а затем с хохотом выпали из неба каждый в свое отдельное «я».

Вероника и Сен-Жак проснулись друг рядом с другом. Они переглянулись, бодрые и более свежие, нежели им случалось быть вот уж на протяжении многих лет. Ни один из них не помнил того, что произошло между ними рано утром, когда симбиот Вероники достиг, наконец, критической точки в своем взаимодействии с ее нервной системой и начал воздействовать на ее сны точно таким же образом, каким воздействовал на сны ее мужа его собственный симбиот. В случае Вероники превращение запоздало на несколько дней из-за того, что она съела настолько меньше заплесневевшего хлеба, чем муж, и поселившейся в ней плесени потребовалось куда больше времени, чтобы размножиться до количества, способного оказать на нее воздействие.

Муж и жена улыбнулись друг другу, чувствуя редкую в последнее время взаимную симпатию и нежность, сами удивленные ею и не знающие еще, что кое-что действительно изменилось. Затем они разошлись, чтобы прожить каждый в отдельности совсем разные дни: Сен-Жак — заботясь об улучшении своих методов преподавания и выдумывая нескончаемые позиции и оргазмы, хотя, может быть, и не с той уже одержимостью, что раньше; Вероника — занимаясь со своими ученицами геологией и плаванием и предаваясь грезам о погружении в астрал и чудесах рая.

Им потребовался почти год, чтобы понять и принять, что они теперь значат друг для друга, и еще десятки лет, чтобы научиться полностью интегрировать свое существование в сновидениях и наяву. Где-то в течение этого первого года они вновь начали заниматься друг с другом любовью во плоти и в конце концов от их союза родилось двое детей. И в этих детях, а также в великом множестве их потомков во веки веков счастливо обитала сине-зеленая плесень.

Идеи моих любимых рассказов часто приходят ко мне в качестве своего рода иронического контрапункта к чему-нибудь другому, над чем я в тот момент работаю: обыкновенно идея, в общем, та же самая, но вывернутая так, что «выстреливает» в совершенно ином, зачастую же просто противоположном направлении. Отчасти «Джеймсбургский инкуб» произошел от идей, которые я обыгрывал в своем самом последнем романе «Паутины» с примесью того, что я в то время читал о сновидениях, демонологии и ведовстве. Все это в конечном счете соединилось и выкристаллизовалось вокруг Сен-Жака — который, в свою очередь, обязан своим существованием отчасти туманным воспоминаниям о раздражающе претенциозном учителе французского, которого я когда-то знал, отчасти же моим собственным страхам перед тем, на что бы могла стать похожа моя жизнь, окажись я когда-либо вынужден зарабатывать на хлеб преподаванием.

Льюис Шайнер

ЧАШИ ВЕСОВ

Последний роман Льюиса Шайнера, «Заброшенные города сердца» (издательство «Бэнтэм»), вошел в список кандидатур на премию «Небьюла». Вскоре у него должен выйти нефантастический роман «Хлоп» (издательство «Даблдэй»), посвященный катанию на скейтбордах, анархии и честному слову. Также на выходе новая антология под его редакцией, издаваемая в пользу организации «Гринпис», которая называется «Когда доиграла музыка» (издательство «Бэнтэм»). Ранние рассказы Шайнера относятся в основном к научной фантастике. В последнее время он чаще пишет реалистические произведения и ужасы. Его рассказ «Тщетная любовь», опубликованный первоначально в сборнике «Потрошитель!» и перепечатанный в «Лучшей НФ года» и в «Лучшей фэнтези года» совершенно определенно относится к ужасам. Точно так же, как и «Чаши весов».

Есть у крыс такой поведенческий стандарт, его еще называют эффектом Кулиджа. Когда я изучала психологию в колледже, до того, как встретила Ричарда, до того, как мы поженились и задолго до того, как у меня появилась Эмили, я работала в лаборатории пятнадцать часов в неделю. Я чистила крысиные клетки и заносила данные в компьютер. Эффект Кулиджа был одним из тех экспериментов, о которых все слышали, но которых никто не производит.

Если вы подсаживаете новую самку в клетку самца, они спариваются несколько раз, а затем приступают к другим делам. Если, однако, самок все время менять, тогда совсем другая история. Самец буквально затрахает себя до смерти.

Кто-то якобы рассказал все это миссис Кэлвин Кулидж. На что она заметила: «Совсем как мой муж».

Это началось в июне, спустя несколько дней после первого дня рождения Эмили. Припоминаю, что дело было воскресной ночью; поутру Ричарду предстояло отправляться преподавать. Я проснулась оттого, что Ричард стонал. Вернее сказать, он как бы мычал, то громче, то тише. Тот же самый звук он издавал во время секса.

Я села в кровати. Как обычно, все одеяла были сбиты на мою сторону. Ричард лежал голым под одной-единственной простыней, невзирая на кондиционированный воздух. В тот день мы из-за чего-то поругались и я была еще достаточно сердита, чтобы испытать злорадство, глядя на его кошмары.

Он двигал бедрами вверх и вниз. Я видела холмик, похожий на палатку, который простыня образовала над его членом. Нет, он явно корчился не от страха. В тот самый момент, как я поняла, что происходит, Ричард выгнул спину и на простыне появилось мокрое полупрозрачное пятно. Я никогда раньше этого не видела, по краней мере, в таком клиническом варианте. Это было не особенно интересно и уж конечно не эротично. В голову мне ничего не лезло, кроме пятна. Я уже чувствовала его запах — как от воды, налитой в банку из-под апельсинового сока.

Я легла и отвернулась от него. Кровать закачалась — он проснулся. «Господи», — пробормотал он. Я притворилась, что сплю, пока Ричард вытирал кровать бумажной салфеткой. Минуту-другую спустя он уже снова спал.