Роман Солнцев - Очи синие, деньги медные Страница 24

Нина открыла дверь, как только я позвонил, - словно стояла возле порога и ждала: - Наконец-то. - Впрочем, она точно так же прошептала, когда мы с ней впервые упали на диван у меня дома.

Она уже была одета ко сну, в черной кружевной ночной рубашке, лицо и без того бледное показалось мне совершенно белым, словно молодая женщина больна. Может быть, у нее не отгул, а что-то серьезней?

Я сразу отстранился - как бы из-за того, что мне показалось, что я на что-то наступил... сел на стул. Поправил на краю стола глиняный горшок с поникшим, но источающим сладкий запах растением...

Как же спросить про чемодан? Сразу - неловко. А вдруг она сдала его куданибудь на хранение? Смотрит же телевизор, там все герои вечно прячут чтонибудь на вокзалах и аэропортах, и вообще мне кажется в последнее время: мы в России начинаем жить по навязанным сюжетам, говорить навязанными бесстыдными фразами, вроде: "Ты под душ?" или "Тебе мартини?" Впрочем, сегодня Нина молчала. Встала передо мной, сидящим, и пристально стала смотреть мне в глаза.

- Куда-то уезжал? Я приходила к тебе после работы...

- Был в Железограде, у сестры. Снова молчание. Сейчас придется с ней спать. И вдруг, вспомнив медбрата на полу в позе йога, я неуверенно пробормотал: - Мне голос был... сегодня я должен войти в медитацию... Может вместе? Я еще не умею... Остроносое бледное Нины лицо омрачилось, но потом медленно - она, видимо, заставила себя - просияло. - Что ж, это тоже важно в жизни. Ты только начинаешь? Вымойся и приходи. Вскоре мы с ней сидели на полу в метре друг от друга (она - в позе лотоса, я - коекак подвернув под себя ноги) и, зажмурившись, думали каждый о своем. Неожиданно она сказала:

- Извини... - Да? - Тебе нравится моя грудь? - Что? - я растерялся. Открыл глаза, глянул на женщину. - Конечно... а что? Не размыкая век, очень серьезно спросила: - Хочу немного увеличить... одобряешь? - Зачем?! Поводя носом, с закрытыми глазами, она прошептала: - Меня... меня назвали плоскодонкой...а у нас уже тоже делают. Андрей, всего пятьсот долларов. Я триста собрала.

- Зачем?! - искренне изумился я. - У тебя вполне нормальная... Зачем тебе искусственная... силикон или еще что-то?..

Она повернулась ко мне, цепко взяла за руку: - Вот потрогай... и честно, честно!

Чувствуя себя актером в идиотской пьесе, я потрогал. Конечно, перси были маленькие, жидкие. Но ведь у женщин, если они родят, мгновенно меняется все... Я начал что-то неуверенно бормотать, успокаивая Нину, но вызвал лишь поток бурных слез. Она обняла меня, прижалась... ее колотила дрожь... - Я никому, никому не нужна... я перепробовала три религии... и это тоже все ерунда, ерунда... Возьми меня замуж, Андрей. Можешь даже сразу развестись, но возьми замуж, чтобы я почувствовала себя женщиной, как все... А то стихи читают, иконы дарят... ночь проведут и - след простыл... "Плоскодонка"... словото! Я спал и не спал. Среди ночи открыл глаза - женщина неслышно лежала, отвернувшись к стене. После истерики, после того, как мы с ней напились разведенного спирта ( более ничего у нее не нашлось), а потом неистово поистязали друг друга в постели, Нина забылась, видимо, надолго. Я поднялся, тихо оделся. Еще перед тем как лечь спать, я заметил - мой чемодан стоял за телевизором на ножках, в темном углу. Может, для Наташи какой-нибудь документ у Нины прихватить? Нет, стыдно. Как-нибудь вывернемся. Прикрывая за собой дверь, потянул посильнее, чтобы ее не открыло сквозняком - английский замок очень громко щелкнул. Не дай бог, Нина проснулась - я покатился вниз по лестницам подъезда, скорей на улицу...

Где тут такси, леваки? Катится микроавтобус "ниссан" в нужную мне сторону - я, подскакивая от нетерпения, поднял руку - меня подобрали. И прежде чем я успел оглядеться, движущаяся дверь с лязгом закрыла выход. Внутри салона не включая света сидели в пятнистых одеждах угрюмые люди неопределенного возраста с автоматами - то ли милиционеры, то ли собровцы. Вот так повезло! Сейчас они меня с моими долларами ограбят и выбросят на асфальт. Но они молча курили. Один только спросил: - Тебе далеко? - До больницы. Друга оперировали.

- После Студенческого сам добежишь. Мы - в сторону. Боже, зачем я сказал "до больницы"? И кто же на рассвете оперирует? Хотя чего не бывает... Но у меня же, кроме чемодана, на коленях футляр от скрипки! Если они люди Мамина, я погиб. Сейчас они мне об этом прямо скажут. "Два туза, а между - дамочка вразрез.. Я имел надежду, а теперь я без. Ах, какая драма, пиковая дама, ты мне жизнь испортила навек... И теперь я бедный, и худой и бледный, никому не нужный человек." Однако то ли это были люди не Мамина, то ли не обратили в темноте внимание на мой багаж, но в Студенческом позволили мне благополучно сойти, и я остался, глядя, как "ниссан" сворачивает в березовую рощу, скорее всего, к спортивным базам. Может, собираются кого-то там "брать", а может, в сауну едут после работы... А я побежал по пустынному шоссе к больнице. Бабули в приемном покое уже не было - сидел лысый старичок с ушами, как у тушканчика, позевывая и листая, кажется, ту же книгу с блестящей обложкой. - У нас мать помирает... - задыхаясь, выпалил я. - Вот... за сестрой. - Приподняв, показал чемодан. - Тут все ее одежки... - Боже, зачем я кощунствую?! Но я же понимаю - на деда это больше всего подействует. - Маманя... А Наташка - в третьей. Ей уже лучше. Ну, чё такое - дизентерия?.. Сами вылечим. - Мать... это, конечно... - закивал старик, приставая и садясь. - Иди сам за ей, если добудишься... - Добужусь... - Я уже шел с вещами по коридору. Вот здесь, направо... с конца вторая дверь. Толкнул - в палате темно. - Наташа?.. Наташечка?.. Послышался шелест - так шелестят листья... По линолеумному полу ко мне бежит маленькая тень. Горячими руками обвила шею, обожгла горючими слезами:

- Ты меня не бросил?.. ты вернулся?.. вернулся?..

От родной моей, маленькой женщины пахнет эфиром и чужими густыми духами. - Быстрей... быстрей... - я завел ее в конце коридора в туалет (может, даже мужской) и стал подавать одежды в приоткрытую дверь. Потом сам туда юркнул - вытащил из футляра бутылку и газеты, попытался футляр со скрипкой втиснуть в опустевший чемодан - не получается! Торопливо обмотал футляр газетами и обвязал своим ремнем, как если бы это была телячья или свиная ляжка... На улице с транспортом повезло - дежурный автобус стоял и бил копытом. Вокзал перед рассветом, к сожалению, был пуст. Все основные поезда с Дальнего Востока и из Китая на Запад уже прошли. Мы затравленно постояли в углу, за деревянной будкой одного из киосков. В шесть десять радио гулко объявило посадку на первую электричку... И я вдруг понял: вот шанс! На электрички билеты продаются без предъявления каких-либо документов. И все электрички не проверить. Доедем, например, до Ачинска с его лесом дымных труб, там можно подсесть на междугородний автобус, который идет из нашего же города в Томск или в Кемерово. И вряд ли уже там, за Ачинском, на дорогах дежурят маминские "гаишники"... Возможно, и совсем прекратили дежурство. Прошло три дня. Вдруг Мамин отступился?