Мария Симонова - Знак Избранника Страница 24

— Вы оказались настырной расой, — задумчиво, словно сам для себя, произнес оборотень. — Куда способнее, чем мы предполагали. Не зря же вы так на нас похожи…

«Поэтому-то они и решили перекроить нас в вонючек», — подумал Хан, а вслух сказал:

— Где девушка?

Старик, казалось бы, не отреагировал на вопрос, но неподалеку, слева от него, в металлическом ящике, напоминающем небольшой бронированный контейнер, пристроенный к прибору, отъехала дверь. Там внутри, прислонившись к одной из стен и свернувшись комочком, сидела Фэй. Увидев, что дверь ее темницы открылась, она осторожно выбралась наружу и встала рядом со своей «конурой», преданно глядя на оборотня.

«Живая игрушка», — понял Хан. "Самая лучшая забава из всех, какую мог придумать жаждущий господства разум — представитель вражеской расы, не лишенный пока индивидуальности, но покорно, как собачонка, исполняющий любые команды. Сколько же их пересидело, должно быть, в этой конуре разных — косматых, прозрачных, пирамидальных, членистых (миллипида в свернутом виде тоже вполне можно было бы туда запихнуть) — в то время, пока их расы были непокоренными и могли еще величаться гордым именем «враг».

Видеть и дальше преданный взгляд Фэй, обращенный снизу-вверх на оборотня, было невыносимо. Хан сделал шаг к девушке, сосредоточившись на «Дрейке»: «Очнись, девочка, стань собой! Очнись, не бойся, я здесь!»

Она не реагировала.

Он подошел к ней, взял за руку: «Ну давай же детка, давай, просыпайся!»

— А что вас в корне губит, так это ваша излишняя романтичность, — изрек из своего кресла оборотень. И исчез.

Хана мгновенной молнией озарила догадка — старик остался специально, чтобы не дать уйти со станции слишком много знающему врагу, уже считающему себя победителем, и отвлечь его в последние секунды перед взрывом.

Не раздумывая больше, Хан схватил в охапку Фэй и рывком обрушился вместе с ней в ящик, уже налету понимая — не спасет, не успеет… О том, что и самому ему тоже наверняка не спастись, он даже не вспомнил.

В ту же секунду гигантская ромбовидная станция содрогнулась, утроба ее захлебнулась огнем и грохотом, стальная оболочка, не выдержав, треснула и медленно распалась на несколько кусков, выпуская взбесившуюся горячую энергию в холодный пустой космос, охладивший и пожравший на своем веку без эмоций немало в миллиарды раз более яростных вспышек.

Глава 13

Поглотившее сознание разведчика Безвременье, сравнимое разве что с нуль-пространственным переходом по способности растягивать секунды, словно нугу, до любых необходимых ему размеров, в единый миг, как стереофильм, прокрутило перед мысленным взором Хана события последних дней и сомкнулось наконец с реальностью.

Веки его вдруг распахнулись сами собой и так резко, будто он был куклой, и невидимый кукловод, дотянувшись откуда-то сверху, мягко, но решительно вздернул их за ресницы. В обнаружившейся за веками реальности оказалось столько же принципиальных отличий от той, которую Хан ожидал увидеть, сколько их можно было бы насчитать, к примеру, между ярким днем и черной головешкой. Хан стоял, не шевелясь, слегка ошарашенный явившейся его взору новой реальностью, поводя только туда-сюда глазами, любезно распахнутыми ему только что неизвестной высшей силой, тут же, впрочем, ненавязчиво куда-то сгинувшей. Если верить глазам — а своим глазам Хан как-то привык верить — он стоял теперь в конце узкого горного ущелья, выводящего к ярко-кровавой медленной реке; густое, будто замешанное на малиновом крахмале, небо словно прилегло под собственной тяжестью на нагромождение багровых скал в сине-черных прожилках, алые волны реки лениво облизывали подножия гор, тяжело плескаясь почти у самых ног Хана. У него вдруг появилось ощущение, что он уже бывал здесь, и не раз, только потом всегда забывал об этом. «Дежавю» — мысленно вскользь хмыкнул он. Этот странный пурпурный мир был, без сомнения, реален, как был реален и сам Хан; да и одет он был по-прежнему — в свой спецкостюм, а поясной ремень оттягивал верный «Суорд».

Постояв немного и вроде бы пообвыкнув на новом месте, Хан решил воспринимать окружающее, как данность — к слову, ничего другого ему и не оставалось — и двинулся в единственно возможном здесь направлении — туда, куда убегала из под ног скальная дорожка — направо, вдоль берега красной реки. Не принимая во внимание изрядного внутреннего дискомфорта, вызванного необъяснимым возникновением окрест этого странного горного пейзажа с кровавой рекой, смахивающего на глюк обколовшегося маньяка-убийцы, и таинственным исчезновением прежнего — постиндустриального, он чувствовал себя превосходно — так, будто заново родился: тело, необычайно легкое и послушное, было переполнено энергией, каждый шаг словно чуть подталкивал его вверх — казалось, ничто не мешает ему взлететь, чтобы потрогать круто взбитую небесную твердь.

Обойдя в таком «летящем» темпе первый уступ, он увидел за ним сидящего над рекой на выступе скалы человека. Хан узнал его сразу, хотя тот сидел к нему спиной вполоборота и одет был весьма необычно — коричневый костюм из мягко облегающей ткани, на плечах зеленый плащ, подол слева приподнимают ножны длинного меча. Хан узнал бы этого человека из тысячи, в любой одежде. Женька Фат. Маленький Джон. Член спецгруппы «Лист», предшественник Вика, напарник и друг… Погибший три года назад на Кариоле — жемчужине чарсов, которую Орда пыталась захватить в то время методом планомерного внедрения.

Услышав шаги за спиной, Маленький Джон обернулся и встал. Жгучая радость и старая боль всколыхнулись одновременно в груди Хана при виде его лица: чистого молодого лица с затаенной улыбкой в уголках губ. Тогда, три года назад, спецгруппа в составе бригады чарсов пыталась выбить — и в конце концов выбила из главного столичного музея формирование одров, оккупировавшее этот самый музей. Но одры использовали при обороне «тень» — сгусток искривленного пространства, способный существовать около пяти минут и реагирующий на тепло человеческого тела. Маленький Джон отвлек «тень» на себя и уже вывел ее из здания наружу, но она на последнем издыхании его настигла, сжевала и изуродовала до неузнаваемости…

— Джон, ты… Как здесь? — вымолвил Хан, с трудом подбирая слова. Какой-то сон, бред или галлюцинация — правда, очень реалистичная галлюцинация — подарила ему встречу с потерянным навеки другом, и из всех теснящихся в голове невысказанных вопросов Хан, как это часто бывает, задал самый нелепый.

— Вот, жду тебя, — произнес Маленький Джон, все так же чуть заметно улыбаясь. И, помолчав, добавил: