Журнал «Если» - «Если», 2012 № 04 Страница 24

— Не вижу ничего смешного, — заметил я.

— Ты знаешь, что произошло с шестью нашими колониями, атакованными вашим флотом в ходе так называемой карательной экспедиции?

— Мы надрали вам задницу!

— Нет, помощник капеллана. Мы уничтожили ваш флот. Этими мирами по-прежнему владеем мы, как и многими другими, некогда считавшимися вашими.

— Вранье, — пробормотал я, чувствуя, как кровь приливает к лицу.

— Если тебе сказали, что те атаки удались, лжецом стоит называть не меня. Взгляни на то, что происходит здесь, на этой планете. Насколько вам повезло? Почему ты думаешь, что в других мирах вам повезло больше?

Я искал глазами оружие. Хоть какое-нибудь…

— Наша наука, по сравнению с вашей, ушла далеко вперед. Открытие прыжкового двигателя — всего лишь первый, самый легкий шаг к настоящим технологиям. К счастью, мы способны защититься от вашей жестокости и собираемся навсегда очистить Вселенную от нее.

Профессор умолк, только сейчас заметив мое состояние.

— Ты тоже меня ненавидишь.

— Да.

— Я чувствую это. Ты бы убил меня, если бы тебе представилась такая возможность.

— Да, — подтвердил я. К чему отрицать очевидное?

Диск опустился ниже, и его обладатель посмотрел мне прямо в глаза.

— Послушай меня, помощник капеллана. Уничтожение твоего вида планирую не я и не мои коллеги. Старейшины Кворума видят в вас зверей. Заразу, распространение которой необходимо пресечь. Они рассматривают вас как сущность, подлежащую уничтожению. Но есть и другие, очень немногие, кто думает иначе. Мы в школах полагаем, что в вас есть нечто большее. Чувства… недоступные нам.

— Не понимаю, — сказал я, все еще желая отыскать оружие.

— Это место, — богомол широко взмахнул крыльями и конечностями, — есть концепция, которая кажется нам совершенно абсурдной. Дом для вашего Бога. Вы приходите сюда, чтобы услышать, как он говорит с вами без слов. Это безумие. Но мы помним птиц и амфибий, помним их культуры. Мы совершили большую ошибку, когда уничтожили их, не попытавшись понять, в чем их отличие, что ими движет.

— Наша вера пугает вас, — понял я, испытав крошечный прилив гордости.

— Да, — признался профессор.

— Это хорошо.

— Ты отказываешься мне помогать?

— А чего мне терять?

Профессор молчал с минуту, а после развернулся и улетел. Капелла к тому времени полностью опустела.

Прошла неделя, но богомол так и не вернулся. Я по-прежнему молчал о нашем приговоре, считая, что эта новость принесет больше вреда, чем пользы. Мы ведь не можем проникнуть сквозь Стену, и у нас не осталось машин, способных перенести нас через нее. Будет лучше, если все останется как есть, чтобы конец пришел неожиданно.

В капеллу несколько раз заходили бывшие офицеры, желавшие выяснить, о чем я говорил с богомолом. Многие давно уже плюнули на все эти звания и должности, но не все. Оставались стойкие духом, уверявшие, что флот освободителей уже на подходе и нужно лишь набраться терпения и сохранять дисциплину. К счастью, их не хватало, чтобы подчинять себе всех остальных, поэтому я просто рассказал им, что мог, стараясь изъясняться односложно, и они ушли, решив, что ничего важного не произошло.

Как-то ночью меня разбудил звук голосов — двух человеческих и одного механического, смутно знакомого. Я поднялся с койки, тихо подошел к двери и выглянул. Профессор разговаривал с двумя незнакомцами: мужчиной и женщиной.

— И что же дает крещение? — спрашивал богомол.

— Оно смывает грех, — ответила женщина.

— А что есть грех?

— Неправильный выбор, — ответил мужчина.

— Ошибки, — произнес профессор.

— Да, — подтвердила женщина. — Все мы допускаем ошибки. Все мы — дети Бога. Вот почему всем нам нужно Его прощение.

— И для этого служит крещение в воде? — уточнил профессор.

— Да, чтобы начать с чистого листа. Тогда человек становится частью общины.

Профессор неожиданно развернулся и посмотрел на дверь.

— Помощник капеллана, присоединись к нам.

Я вышел на свет, ежась от холода и пытаясь понять, сколько же сейчас времени. Собеседники богомола улыбнулись мне и вернулись к разговору.

— Как видите, никто не лишен Его любви. Даже вы.

Усики профессора иронически изогнулись.

— Ваш Бог любит меня?

— Он не только наш Бог, — пояснил мужчина. — Он Бог для всех: и для нас, и для вас.

— Прошу прощения, но капелла ночью закрыта, — мягко заметил я.

— Мы знаем, — ответила женщина. — Мы разговаривали с профессором в своем доме, но он привел нас сюда, чтобы поговорить с вами.

— Помощник капеллана, почему ты не сказал мне, что у вашего Бога есть множество разновидностей?

— Разновидностей? — переспросил я зевая.

— И форм. Одно божество, много форм. Бог этих людей сделан из золота и прижимает к губам трубу.

— Это не Небесный Отец, — напомнила женщина. — Это ангел Мороний.

Ах, вот в чем дело. Я понял. Профессор добрался до мормонов.

— Так вот где вы провели эту неделю? — спросил я. — Общались со «Святыми последнего дня»?

— Я посетил каждую религиозную общину в этой долине, — ответил профессор. — Похоже, они служат различным божествам. Сегодня вечером я посетил мормонов. Они вам не нравятся?

— Скажем так, я не могу сказать, что они мне симпатичны.

Прежний капеллан до самой смерти оставался ярым баптистом и никогда особенно не задумывался об идеях Джозефа Смита. Может, он и любил людей, но разговоры о так называемом «пророке» — полная чушь. Сам я с мормонами почти не пересекался: у них имелась своя церковь, у меня — своя, мы жили на противоположных концах долины, и всех это устраивало. Так зачем же профессор притащил их сюда?

— Нам лучше уйти, — заметил мужчина, почувствовавший мои настроения.

Я проводил их и вернулся к освещенному лампами алтарю.

— Я выяснил многое, — сказал профессор, указывая на алтарь. — Здесь изображены различные религиозные символы. Звезда — для иудеев. Крест используется многими разновидностями христианства. Звезда поменьше рядом с полумесяцем — для мусульман. Смеющийся толстый человек — божество буддистов.

— У буддистов нет Бога в том смысле, в каком его понимают христиане, мусульмане или иудеи.

— Но в стенах этого здания вы являетесь представителем их всех, так?

— Так поступал капеллан. А я просто содержу здание в чистоте, чтобы каждый желающий мог прийти сюда днем. Это называется, простите за длинное слово, многоконфессиональность.

— Мормоны не приходят сюда?