Алексей Корепанов - Обыкновенная прогулка Страница 24

А Посещение-то, возможно, давным-давно уже состоялось. Мысль не новая, но не всегда не новое значит – неверное. Ждем кораблей, порхающих с небес на площади наших городов, предвидим мудрых, ясноглазых, большеголовых, несущих Знание – а на деле все, быть может, гораздо проще.

Про Одинцова никогда не слышали? Так послушайте, это ведь не выдумки, это правда. Вот только доказать он ничего не может. Поначалу пытался: ходил, говорил, убеждал, письма писал, а потом махнул рукой и продолжает в свободное время разводить аквариумных рыбок. А что ему остается делать?

И так вот всегда: уставимся в небо, ждем не дождемся какой-нибудь там кометы Галлея и не замечаем того, что буквально под носом пролетает. А ведь если разобраться: что нам в этой самой комете Галлея вкупе со всякими там «Де Кок – Параскевопулос» или «Швассман – Вахман 1»?

Под ноги надо внимательней смотреть. По сторонам.

Ну ладно, об Одинцове. Пока Эдгар ищет вход во двор магазина «Детский мир». А то ведь так можно до бесконечности.

Остановимся.

Потому что шоссе блестело в свете фар, как рыбья чешуя, и «дворники» на ветровом стекле неустанно занимались утренней гимнастикой. Сквозь мелкий дождь расплывчато светились квадраты окон у дороги – возникали впереди неясным сиянием и уносились назад, словно кто-то тащил их на веревочке. Равномерный гул мотора гипнотизировал, настойчиво предлагая продолжить прерванный, самый сладкий утренний сон, и Одинцов постоянно до слез зевал, не отрывая, однако, взгляда от предательски скользкого асфальта. Встречные грузовики, презрительно фыркая, обдавали его «Москвич» синим дымом и бежали дальше по своим трудовым делам, уверенно налегая на дорогу огромными колесами.

Паршивенькое серое утро робко старалось растолковать нахальной ночи свои права, пока, правда, без особой надежды на успех, поэтому Одинцов чуть не проскочил мимо человека, махнувшего рукой с обочины. Одинцов затормозил и принялся выполнять очередной затяжной зевок. Когда он кончил зевать и протер глаза, оказалось, что попутчик уже шуршит плащом, устраиваясь сзади.

– До Москвы?

– Да, – не сразу отозвался попутчик, перестая шуршать и затих.

«Москвич» вновь набрал скорость и погнался за отступающей ночью, а Одинцов, рассудив, что разговор – лучшее средство прогнать сонливость, приступил к универсальной метеорологической увертюре.

– Погодка-то, а? – бросил он первые слова на конвейер разговора. – Через месяц, глядишь, заметет.

Он сокрушенно покачал головой, подумав о гололеде и вероятном резком скачке кривой на графике дорожно-транспортных происшествий. Попутчик молчал. Одинцов бросил взгляд в зеркальце и обнаружил, что тот съежился в уголке, подняв до ушей воротник плаща.

«Иностранец, что ли?» – удивился Одинцов, разглядывая смуглое длинноносое лицо и поспешно перевел глаза на дорогу – при такой видимости, да в дождь зевать не положено, а то мигом кувыркнешься в кювет. Как сосед Петр Федотыч. Не успел обзавестись «Жигулями» – красивой малиновой машинкой, игрушкой, да и только – как загремел и колеса вверх. Сам, слава Богу, отделался синяками, но машина, малиновая игрушка, ой-ей-ей!..

– Не за билетом, случайно? – вновь запустил конвейер Одинцов.

– Что? – не понял незнакомец.

– Я говорю, не за билетом на хоккей в Москву-то? – повторил Одинцов, осторожно выводя «Москвич» из-за кормы автобуса, ползущего вдоль обочины. – Как раз к открытию успеем, а то потом очередища будет аж безнадежная.

– Нет, не за билетом, – лаконично отозвался незнакомец.

– А я вот специально встал пораньше, – сообщил Одинцов. – «Спартачок» должен сегодня причесать эти Вооруженные Силы.

Он помолчал и огорченно добавил:

– Хотя что-то не получается в последнее время.

– Я не на хоккей. Целил прямо в Москву, да немного перепутал, промахнулся, – наконец-то, кажется, разговорился незнакомец. – Еще многие ошибаются. Дело новое. Вот и добираемся, кто как сумеет.

«Точно, иностранец!» – решил Одинцов.

– А что, застряли на наших дорогах? Сейчас на проселочные лучше не соваться, разве что на тракторе или танке. Для «фольксвагена» или там «ситроена» они малость тяжеловаты. Похуже ралли «Париж – Дакар».

Одинцов со вкусом произнес заграничные названия и улыбнулся, довольный собой.

– Я без машины.

Одинцов изумленно посмотрел в зеркальце.

«Вот чудак, неужто пешком ходил? Впрочем, иностранцы – народ своеобразный...»

– Наверное, в музеи?

– И в музеи тоже, – уклонился попутчик от прямого ответа.

Одинцоов сбавил скорость на повороте и пристроился за колонной мокрых «КрАЗов», тащивших, подобно верблюдам, горбы песка в своих вместительных кузовах. Дачные домики сменились заводскими корпусами и просторными дворами автоколонн.

– Извините, а откуда вы к нам?

Незнакомец зашуршал плащом.

– Джаньяхара.

«Джаньяхара, Джаньяхара... В Африке, что ли? Или где-нибудь возле Индонезии? Островное какое-нибудь государство. Спросить бы, да неудобно. Будет потом по мне, темному, обо всех судить. – Одинцов покосился в зеркальце. – Ладно, вернусь, у сына спрошу. Кстати, билеты... – Одинцов посмотрел на часы. – Как раз успею», – решил он и негромко замурлыкал песню о великолепной пятерке и вратаре.

Телевизор совсем не то, даже цветной. Настоящий болельщик должен быть там, в реве трибун, всем телом, невольным напряжением мускулов участвовать в том захватывающем, берущем за душу действе, что зовется Хоккеем. Здоровенные ловкие черти в ярких свитерах носятся по площадке в пылу сражения, а под перекрытиями мечется эхо – это чиркают по льду коньки, это шайба врезается в бортик, это стучат клюшки, это кричат тренеры... Настоящий болельщик должен быть частицей того тысячеголосого, неистового, что требует: «Шай-бу! Шай-бу!» – и удовлетворенно гремит: «Мо-лод-цы!» – или же оглушительно свистит, да так, что кажется – тяжелая крыша, дрогнув, вот-вот взлетит и затеряется в небесах. Хоккей – это...

– Спасибо, я здесь выйду.

Одинцов очнулся от хоккейных грез. Его «Москвич» уже бежал в разноцветной реке машин по пригородному проспекту.

– Не за что.

Он подрулил к тротуару. Незнакомец вышел и остановился, одергивая плащ. Одинцов помахал ему рукой и, приоткрыв дверцу, крикнул сквозь уличный шум:

– Вернетесь к себе – привет от нас вашему народу!

Незнакомец обернулся, кивнул. Голос его раздался совсем близко, словно он по-прежнему сидел в машине.

– Обязательно передам привет от землян.

Он заспешил к метро, опустив голову, а Одинцов обнаружил на заднем сиденье маленькую безделушку, выпавшую из кармана незнакомца. Или оставленную с умыслом.