Елена Асеева - К вечности Страница 25

Тем не менее, и Отец, и Небо распорядились по-другому.

Отец не прибыл меня забрать…

А Небо, означил моему старшему брату, Седми, перенаправить чувственность девочки на себя.

Зачем? безусловно, чтобы привязать саму плоть и ее мозг к себе, чтобы заместить смурь с Першего на Небо.

И Седми сие содеял.

Чем вельми меня удивил, або его зависимость от Отца была столь сильна, что явно переориентируя чувственность плоти, он действовал против Першего и против меня.

Вообще-то Седми никогда не шел наперекор интересам Отца, посему непонятно почему ноне выполнил распоряжения Небо… Распоряжение, может точнее сказать просьбу, вряд ли Небо так распорядился. Поелику никогда не мог указывать, повелевать собственным старшим сыном.

Седми, как и Вежды, и Велет будучи лучицей рос подле Першего.

Его первая человеческая плоть даже появилась в одной из Галактик Отца (тогда их было очень мало). В Галактике Татания, как рассказывал мне Отец. Родившуюся в черных отпрысках Першего девочку, в голове оной находилась лучица Седми, перевезли сразу после появления в Северный Венец в Созвездие Зозулины Слезки, на спутник Пекол, расположившийся подле не живой планеты Адитья, населенной демонами. Девочку, которую назвали Амака, воспитывали на Пеколе вплоть до двадцати лет. Лишь засим она была возвращена в Татанию, в одну из систем и планет, где на тот момент (момент юности и самого Всевышнего) обитали человеческие отпрыски всех трех печищ. Это погодя, спустя много времени, в Татании остались жить токмо отпрыски моего дорогого Отца.

Седми рос на планете в Галактики Татания. Именно на этой планете, название оной, как и ясно, утерялось, вернее, переместилось, вместе с самой сутью системы в Синее Око, Боги вели за него соперничество. Впрочем, Седми ближе всех стал, конечно, Перший, так-таки в его печищу он жаждал вступить. Может еще и потому, что семь его граней были в течение собственных жизней темными, черными людьми, отпрысками старшего Димурга.

Отец сказывал, что Седми до последнего ждал его на Коло Жизни. Отец не просто это видел, он это чувствовал, ощущал, осязал, слышал. Но не смог не уступить Седми своим младшим братьям, абы они его оба о том просили.

Седми, однако, так и не смирился со своим выбором. Еще будучи совсем юным Богом почасту улетал от Небо и Дивного. Почасту жил в Северном Венце, не желая не того, чтобы строить и управлять в своей Галактике, но даже творить существ, общаться с Небо. Та чувственность, особая, которая связывала Першего и Седми, только она спасала от непоправимого поступка последнего и всегда возвращала его в лоно печищи Расов.

И было неприятно, что очевидное, ощутимое мной огорчение Седми ноне так нелепо сказалась на Владелине.

Помню глаза Седми…

Хотя, определенно, следует сказать о нем всем…

Высоком, худом Расе, сравнительно с Димургами, каковой был узок в плечах и талии. Однако вместе с тем имел идеально правильной формы тело, руки, ноги и голову. Сквозь тонкую-претонкую молочно-белую кожу заметно проступали оранжевые паутинные кровеносные сосуды, ажурные нити кумачовых мышц и жилок. А сама кожа подсвечивалась золотыми переливами света. На красивом, с прямыми границами и вроде квадратной челюстью, лице, находился вздернутый с выпяченными ноздрями нос (сказывающей о порывистости и своеволии его носителя), кораллово-красные с полной верхней и тонкой нижней губы, едва прикрытые прямыми, пшеничными волосками усов. Такими же пшеничными, короткими, прямыми были волосы Бога и борода. Седми почасту носил на голове ореол-венеца, который в Отческих недрах, в созвездие Ра-чертогов, в Стлязь-Ра ему даровал Родитель. Это был проходящий по лбу широкий мелко плетеный обод — цепь, на котором, словно на пирамиде восседали такие же цепи, где, однако, каждое последующее звено выглядело меньшим в обхвате предыдущего, а заканчивалось едва зримым овалом. Сияющий золото-огнистым светом венец, единожды перемещал по поверхности и вовсе рдяные капли искр. Порой, одначе, венец походил на красную, тонкую бечевку… Седми, похоже, конфликтовал не только с Небо и Дивным, но и с Родителем. Абы это лишь он, в силу собственных возможностей, таковой придавал вид творению Родителя. Впрочем, Вежды также почасту уменьшал свой ореол-венца, придавая ему форму тончайшего обода окутанного багряными нитевидными сосудами и жилками без положенного глаза в навершие. Право молвить старший брат сие делал, ибо любил во всем простоту.

Тогда, выполняя просьбу Небо, Седми воздействовал на мозг девочки, и все посланные дотоль мной картинки, а также тоску и боль по Першему, заместил на Небо. Это было не сложно сделать, ведь Перший и Небо братья-близнецы и даже я проникся особым трепетом к старшему Расу так похожему на моего Отца. А потом Седми обладал особыми способностями по воздействию на мозг… не только человеческий, каковые можно было б назвать гипнотическими. Брат умел ввести мозг в пребывание сна, при сем оставляя малый участок в нем в состоянии бодрствования. А после, при данной сжатости сознания, осуществлял влияние на образование расположенное вокруг центрального ствола мозга, почасту называемое лимбической системой, тем самым подменяя картинки памяти.

Глаза Седми, они как-то единожды и враз оказались перед моими. Стоит молвить о самих глаза моего старшего брата. Они были у него серыми с различными оттенками от светло-серого, почитай голубо-пепельного, до темно-мышастого. В этот раз радужки Седми выглядели голубо-серыми с синими брызгами по окоему, они, кажется, воззрились в мою суть, ибо ведали, что я уже в плоти и своим высоким, звонким тенором с нотками драматической окраски брат сказал:

— Что ты там видела, моя милая? Там, в завесе?

Я весь напрягся от посланной на меня любви. Всей теплоты, что окутывала, объединяла наши естества, столь родственные с самим Родителем и зримо сотрясся. А после мощной волной послал в мозг все то, что ощущал допрежь сам…

— Отца, — выдохнули губы Владелины и тело ее судорожно дернулось от мощи, что оказал я. — Это Он…Он меня зовет… Не Небо… Нет! — Голос ее многажды окреп, и сама она вся напряглась, абы я единожды вспыхнув особой лучистостью сияния, одеревянил внутри нее мышцы, нервы, вены и саму плоть. Она резко дернулась вперед, широко открыла рот и днесь вже я!.. я, закричал, жаждая, чтобы меня услышал мой Творец. — Зовет! Отец! Отец!

Немедля порывисто дрогнули черты лица Седми, он и сам стремительно дернул головой, поелику мощь моего сияния вразы увеличилась, что не только слепило его очи, но и могло навредить мозгу Владелины. Брат торопко прикрыл ладонью рот девочке, а взгляд его повелел смолкнуть мне.