Владислав Жеребьёв - Проект «Сколково. Хронотуризм». Сталинский сокол Страница 25

Приземление Васнецова произошло на пригородном шоссе, в десяти километрах от Гааги. Встав с асфальта, он отряхнул брюки и, выставив таймер на часах, начал собирать велосипед. На это ушли считанные минуты, и вот уже, бодро крутя педали, Петр продвигался по велосипедной дорожке, идущей вдоль шоссе, подсвечивая себе путь фонариком на передней раме.

Сумка с деньгами и оружием была плотно притянута резиновыми жгутами к багажнику, а в голове, все еще замороченной резкой сменой обстановки, выстраивался дерзкий план.

«Если вариант с реставратором не пройдет, – думал разведчик, – придется самому лезть в музей и вскрывать все охранные контуры». Задача эта не из легких даже спустя полвека. Каждый контур представлял собой либо цепь датчиков, либо электронные схемы, повреждение которых грозило включением тревожного сигнала.

Первый контур располагался на всех дверях и окнах и включался, как только последний музейный работник покидал выставочные залы. Второй, более сложный, контролировал объем помещения. Появление в залах любого существа крупнее кошки также приводило к включению тревожного сигнала. Третий контур отсекал все возможности отступления, перекрывая подсобные помещения, и сообщал на центральный пульт, куда мог деться злоумышленник. Вот эти три параметра и заботили сейчас вынужденного велосипедиста, ежившегося от пронзительного холодного ветра.

Четвертый контур, на взгляд Васнецова, был самым простым и поэтому бесполезным. Часть охранного комплекса была датчиком спутникового слежения. Выполненный в виде небольшой черной таблетки, он неустанно обменивался данными с висящим на орбите оборудованием, а оно, в свою очередь, передавало дублирующий поток военным.

Не заметивший эту маленькую особенность фактически подписывал себе приговор. Почему четвертый контур, являвшийся самым серьезным, Васнецов посчитал пустяковым, понять было просто. За те двадцать два часа, что предстояло ему провести в Голландии конца двадцатого столетия, можно было и покувыркаться. Побегать по городу, поводить ищеек за нос или вообще засесть в канализации, предварительно прихватив термос с кофе и теплый плед.

На дорогу до города пришлось потратить почти час. Крутя педали по пустынному шоссе, он наблюдал за оживающим автомобильным потоком. Трудолюбивые голландцы, собираясь на работу и заводя своих железных коней, выбирались на дороги. Вот мимо проскочил старенький пикап с дощатыми боками и дурацкой наклейкой на бампере, а вот мимо пронесся верх новаторства и элегантности того времени, «Альфасуд», поблескивая свежими от утренней росы лакированными баками.

Остановившись у первого, попавшегося ему на пути кафе, Петр заказал чашку горячего кофе. Усевшись за дальним столиком, разведчик расстелил перед собой карту, на которой заранее отметил возможные точки соприкосновения с объектом. Требовалось сосредоточиться и выстроить четкий план действия, но почему-то не получалось. Медленная композиция Livin’ Blues, доносившаяся из динамика музыкального автомата в углу кафе, губная гармошка и вокал Дьерна Пула погружали в оцепенение и заставляли почувствовать себя персонажем старого фильма. Прикрыв глаза, мысленно встряхнувшись и досчитав по-немецки до пятидесяти, Петр начал мозговой штурм.

Ежедневно господин подозреваемый просыпался в уютной трехкомнатной квартире на Вест Стрейне, завтракал, собирал портфель и совершал пешую пятнадцатиминутную прогулку до места работы. Те пять кварталов, что отделяли квартиру от музея, и были основным полем, на котором требовалось разыграть безошибочную, хирургически точную партию.

Эрика ван дер Гуса, седого голландца с избыточным весом и одышкой, с большим кожаным портфелем в правой руке и утренней газетой в левой, Петр вычленил из толпы почти сразу. Пристроившись к нему в хвост, он некоторое время шел следом, пытаясь понять, что на уме у этого человека. Ван дер Гус явно нервничал, то и дело вытирая пот со лба. Скрывшись в одной из бесчисленных картинных галерей, эксперт пробыл в здании не более десяти минут, после чего появился с большим прямоугольным свертком, завернутым в папиросную бумагу и перевязанным для верности бечевой. К тому же у него появился провожатый, коренастый крепыш в дорогом костюме и ботинках, что-то говоривший бледному и потному ван дер Гусу.

Разговор, похоже, был эксперту неприятен. Незнакомец напирал, делал большие глаза и почему-то хлопал по карману Эрика. Тот, в свою очередь, почти умоляюще пытался что-то доказать.

Васнецов отметил, что незнакомый провожатый толстяка явно носил парик. Хороший, выполненный из натуральных волос, но натренированный глаз разведчика обмануть было трудно.

Наконец, после десятиминутной бурной дискуссии человек в парике достал из кармана довольно длинный сверток и почти насильно засунул его за пазуху толстяка, а затем, сказав явно что-то злое и колкое, пошел прочь по улице. Настала пора действовать.

Петр поставил велосипед в одну из бесчисленных парковочных ниш, дождался, когда незнакомец скроется за поворотом, поправил костюм и придал себе как можно более солидный вид, догнал плетущегося в сторону Маурицхейса Эрика.

– Господин ван дер Гус? Инспектор Филипп дер Брабер, – Васнецов продемонстрировал эксперту заранее заготовленное полицейское удостоверение. – У вас найдется для меня минута?

В следующую секунду произошли сразу три вещи. Первая – это внезапно, откуда не возьмись, разразился ливень. Вторая – где-то отчаянно залаяла собака. Третья – музейный эксперт Эрик попытался потерять сознание. Чтобы не дать толстяку упасть, Петр подхватил его под мышки и прислонил к стене.

– Господин ван дер Гус, не стоит так бурно реагировать на мои слова, – каждая фраза разведчика сопровождалась звонкой пощечиной, придававшей щекам эксперта нездоровый красный румянец. – Вы бы сначала все взвесили, сверились с положением о наказаниях королевства Нидерланды, прикинули, сколько лет вам может светить за подобный поступок, а уж только потом лишались чувств.

Убедившись, что Эрик пришел в себя, Петр уверенно подтолкнул его к входу в ближайшее кафе. Разговаривать, сидя в теплом сухом помещении, было приятнее, чем мокнуть под дождем.

– Господин ван дер Гус, вы хоть понимаете, в какое опасное положение вы себя поставили? – Сняв намокший пиджак, Петр, повесил его на спинку стула и уселся напротив испуганного и растерянного Эрика.

Седая голова эксперта дрожала, губы тряслись, пот струями лился по его круглому одутловатому, белому, как мел, лицу.

– Господин инспектор, – Эрик опасливо покосился на длинный, перевязанный бечевкой сверток, приставленный к ножке столика. – Я не понимаю, о чем вы говорите…