Еремей Парнов - Бог паутины Страница 25

- C'est impossible[8], - донеслось до него за мгновение до полного забытья.

Когда доходило до жизненно важных вопросов, жена переходила на французский, и на то были свои причины. Он тут же умолкал и делал все, как она считала нужным. И эти последние - во сне или наяву? - слова, как приказ, подлежащий беспрекословному выполнению, помогли Ларионову выжить.

Очнувшись у себя на постели, после того как приехала и отбыла неотложка, а Александр сгонял на своей "Волге" в Москву за доктором Нисневичем, Антон Петрович вспомнил все до мелочей, но первой произнесенной им фразой была именно эта.

- Что невозможно? - Нисневич наклонил мясистое, заросшее волосами ухо.

- Все, - язык ворочался с трудом, левая щека онемела. Вероятно, сказывалось действие инъекций. Пахло лекарствами, но не сильно. Обоняние тоже как будто бы притупилось. - La mort est secourable et la mort est tranquille[9], - по щеке поползла одинокая слеза.

- Что он говорит? - поморщился врач, повернувшись к стоявшим у изголовья родственникам. - Mort?.. Вы доживете до ста, голубчик!

Антонида, многое взявши у матери, с каменным лицом перевела.

- Вздор! - по-своему истолковал Нисневич. - Полнейший, батенька, вздор. Вам еще жить да жить... Ба, да у вас кровь! - смочив ватный тампон спиртом, он бережно отер оцарапанный висок. - Пустяки... Щиплет?

Ларионов едва заметно мотнул головой: он ничего не почувствовал.

- Что с ним, профессор? - Антонида присела на краешек кровати. Отец не успел побриться, и щеки его словно посеребрило инеем. Она впервые заметила, что он совсем седой. Это было в порядке вещей: годы, но сердце тоскливо заныло. - Очень серьезно?

- В нашем возрасте любая болячка заставляет задуматься... Надо бы взять анализы, провести обследование, - сделав глазами выразительный знак, он кивнул на дверь. - Пока только предположения.

- Не стесняйтесь, Леон Моисеевич, я мужик понятливый и спокойный, Ларионов сделал попытку улыбнуться, но это удалось ему лишь наполовину: левую часть лица по-прежнему сковывала анестезия.

- Ишь, храбрец выискался!.. И скрывать-то особенно нечего: ну, аритмия, но не мерцательная, и, если не ошибаюсь, парез. Но тоже не смертельный, так себе - парезец. Покой, режим, диета и, будем надеяться, обойдется.

- Подумаешь, царапина, - своеобычно понял Антон Петрович. - Не надо делать из мухи слона. Какой еще, к чертям собачьим, режим? Строгий? Или сразу шизо?

- Он не знает, что такое парез! - Нисневич принялся раскачиваться, как цадик над Торой. - Он еще ругается и пытается шутить. Значит, есть надежда. И слава Богу, но две недели он не должен вставать с постели... Вам-то, надеюсь, не надо объяснять, Антонида?

- Можете на меня положиться, профессор, - заверила она. - Я глаз с него не спущу.

- У тебя есть возможность остаться на даче? - просветлел лицом Александр Антонович. Он работал в ЦК КПСС, и у него такой возможности не было. Надеяться на Марго тоже не приходилось: последнее время она не спускала с него глаз, да и Владик опять же. Хорошо, что тяжелая ситуация сама собой разрешилась.

- У вас найдется иголка? - спросил Нисневич.

- Какая, Леон Моисеевич?

- Швейная, английская, любая булавка!

- Сейчас поищу, - засуетилась Антонида. - Где она может быть?

- Возьми папину готовальню, - проявил находчивость повеселевший Александр Антонович.

- Больно? - После того, как чуткие профессорские пальцы прощупали пульсы на обеих ногах, в дело пошел циркуль. - А здесь? А тут? - Уколы следовали один за другим. - Где все же больнее?

Антон Петрович затруднился определить. Им овладело какое-то сонное безразличие. Из пояснений, которые, постоянно повторяясь, давали по поводу случившегося дети, он понял основное: никто ничего не видел и не слышал.

- Подошел к столу, хотел было сесть, но вдруг зашатался, лицо посинело и он упал.

Значит, все, что он и Тина успели сказать друг другу, тоже рождалось у него в голове. Такое возможно только во сне. Значит, галлюцинация исключается. Когда пытаешься говорить с тенью, окружающим должен быть слышен твой голос. Тому тьма примеров.

Визитер, навестивший как-то Иммануила Сведенборга, ясно различал разговор за закрытой дверью кабинета. Вернее, голос хозяина, ибо его собеседник хранил молчание. Когда же дверь отворилась, великий естествоиспытатель и мистик склонился в поклоне, провожая невидимого гостя, и поблагодарил за оказанную честь.

- Надеюсь, вы узнали его? - с торжеством в голосе осведомился он, заметив посетителя. - Это был Вергилий! Он поведал мне массу интересных вещей.

"Неужели и меня ожидает нечто подобное? - мысленно ужаснулся Ларионов. - Или это все-таки был сон наяву, предвестник припадка? Страшная штука старость. Начинаешь вести себя как кисейная барышня. - Он мучительно напрягся, пытаясь вспомнить, куда засунул охотничье ружье. - Важно не пропустить момент, когда еще достанет сил распорядиться собой. В таком деле близкие люди - самые неумолимые недруги. Никто не поможет..."

Погруженный в свои невеселые думы, Антон Петрович особенно не прислушивался к долетавшим до него, как из дальнего далека, обрывкам фраз. Обсуждали его состояние, спорили, нужна ли сиделка, и все такое. Голоса на повышенных тонах прорывались сквозь трагически озабоченный шепот, как Би-Би-Си сквозь глушилку лет пять - или больше? - назад.

Чаще, почти срываясь на крик, заявляла о себе Марго:

- Куда он запропастился? Ты не видел, Шура?

В пику старикам она с первых дней замужества стала звать Александра только так: Шура, иногда Саша, но не Алик и уж конечно не Лёка, как в раннем детстве.

Долго искать Владика не пришлось. Его извлекли из комнатки на антресолях, где лежали Андрюшкины вещи. О ходе операции можно было судить по звукам: торопливые шаги по скрипучим ступеням (дача старела вместе с хозяином), беготня наверху (шельмец не давался в руки) и, как апофеоз, капризное хныканье.

- Где ты был? - деревянные стены не в силах были противостоять пронзительному голосу Марго. - Я тебя спрашиваю! Отвечай!

Владик молчал, как партизан на допросе, а ленивое брюзжание мужа ее никак не устраивало. Преступник обязан сознаться и молить о снисхождении. Все же ей пришлось удовольствоваться свидетельскими показаниями. Монотонное мычание Александра то и дело прерывалось негодующими тирадами:

- Как? Ты посмел прикоснуться к компьютеру?! Даже включил?.. Что?.. Файлы?.. Какие еще файлы?.. Тебе своих игр мало? Вот погоди, приедет Андрюша и выдаст по первое число! Ты же мог испортить дорогую вещь! Марш отсюда! И чтоб духа твоего не было до обеда. - Резкость тона постепенно сходила на нет, уступая умиротворенной воркотне. - Погуляй в садике, подыши свежим воздухом... У дедушки уже клубничка поспела.