Андрей Егоров - Когда закончилась нефть Страница 25

Я кивнул.

— Да, это то место.

— Специальная аппаратура спутника, спектрографическая, в частности, сумела выявить в этом месте наличие живой нефти. Точнее, газов, сопровождающих ее залегание. Поверхностное, судя по всему, залегание. И, скорее всего, не в поровых коллекторах, а в пластовых залежах, возможно — попросту в свободном, так сказать, виде, всего лишь прикрытое вот этим, — пощелкал он по фотографии ногтем, — каменным колпаком. Вы представляете, что это значит?

Я представлял плохо. Нефть на Земле была заражена двадцать лет назад. Неважно, по чьей вине и как. Но она умерла, погибла, превратилась в бурую грязь, вонючие помои. Заражение прошло по планете единой волной, за несколько дней не оставив на ней ни капли нефти. Неужели могло быть правдой то, что говорил профессор?

— Но даже если это так, — слегка пришел я в себя, — то этой нефти очень мало! Это же капля в масштабах планеты!..

— Ну, во-первых, нас больше интересует отдельно взятая страна, нежели вся планета, — улыбнулся довольный произведенным эффектом профессор, — во-вторых, спутники обследовали не все полярные районы, а в-третьих… В-третьих, у нас имеются некоторые соображения, знать о которых, вам, увы, не положено. Но вы окажете огромную услугу стране, если выполните то, о чем я вас просил.

— Проводить вас к Урочищу… — прошептал я, словно во сне.

— Проводить нас к Урочищу, — положил мне ладонь на плечо Губкин. — А сейчас пойдемте посмотрим, как там идет разгрузка.

Разгрузка шла полным ходом. По брусьям-лагам в стоящие на земле железные тележки из товарного вагона спустили шесть новеньких, тускло поблескивающих шаровой краской баркасов. Все это делали… женщины. Молчаливые, угрюмые женщины в серой, под цвет лодочных бортов, одежде. Около десятка военных с автоматами наперевес наблюдали за работой. Я недоуменно посмотрел на Губкина. Тот уловил мой взгляд, поежился и буркнул:

— Кого дали…

— Кто дал? В каком смысле дали?

— Работников. Мне ведь нужны работники, — повернулся ко мне профессор. Усы его обиженно подрагивали. — Я попросил — мне дали. Заключенных.

— Но почему женщин?

— Потому что мужчины заняты на более важных работах, — сказал Губкин с сарказмом. Но продолжил уже другим тоном, будто бы даже оправдываясь: — Вы ведь понимаете, что стране нужны руки! И потом, что вы так переживаете? Выгрузить баркасы — самая тяжелая части работы. Да и то, вы же видите, они без труда с ней справляются. А потом — короткое плавание, совсем небольшой поход по лесу… Это ведь почти турпоход! Они даже рады развеяться.

— Что-то не вижу на их лицах радости, — буркнул я. — И бочки… — Я увидел, как из вагона сгружают большие, около метра высотой, ярко-синие железные бочки. — Они ведь понесут их назад полными?

— Я надеюсь, — выделил голосом Губкин, — что они понесут их полными. — Он угрюмо засопел. — Но ведь нести будет недалеко. Вы же сами говорили, что от Урочища до озера километров десять. Да еще под горку. Сделаем носилки… В бочках чуть больше двухсот литров, нефть легче воды, так что вес будет примерно как у тучного человека. В конце концов, они заключенные, Иван Игоревич! Они нарушили закон, а теперь честным трудом искупают свою вину. Ничего с ними не случится.

Настроение у меня испортилось. Стала портиться и погода. На севере это случается часто и происходит быстро. Подул ветер. На чистое синее небо натащило облаков, которые в считаные минуты затянули его сплошной светло-серой пеленой. Стал накрапывать мелкий дождик.

Я набросил на голову капюшон ветровки и продолжил смотреть, как работают женщины. Я насчитал ровно пятьдесят человек. Дружно и споро они погрузили бочки в баркасы, затем встали по шестеро-семеро вдоль бортов и покатили лодки к озеру. Все это получалось у них довольно ловко и с виду действительно легко. Я уже стал жалеть, что сцепился по этому поводу с Губкиным. В конце концов, профессор и впрямь был не виноват, что ему выделили женщин.

Я бросил вслед заключенным работницам взгляд и стал уже поворачиваться, как мое внимание привлекла худенькая фигурка, что толкала в корму последний баркас. Женщина выглядела совсем юной. Она была на голову ниже товарок, из под серого платка выбилась светло-русая прядь. «Совсем как моя Олюшка, — обожгло меня холодом. — А вдруг?..» Но военный, следовавший за девушкой, прикрикнул: «Зарецкая! А ну, приналяг!» — и холод исчез. Я быстро отвернулся.

Губкин озабоченно переводил взгляд с неба на потемневшее озеро, покрывшееся гребнями волн.

— Можно переждать, — перехватил я его взгляд.

— А если станет еще хуже?

— Вполне возможно, — сказал я. — Это север. Угадать трудно.

— Тогда выйдем сейчас. Как только механики наладят машины.

Только теперь, когда первые баркасы спустили на воду, я заметил посреди каждого из них большие черные короба, к одному из которых двое военных крепили трубу.

— Ого! — не удержался я. — На паровом ходу! Не оставите парочку после того, как вернемся? Нашим рыбакам они бы очень пригодились.

— А уголь где будете брать?

— Тьфу ты, — сказал я. — Ну, хоть на веслах. Или парус бы приспособили.

— Посмотрим, — буркнул профессор. — Сначала нужно вернуться.

Похоже, настроение испортилось и у него.

Пары развели быстро. Деловито зачавкали моторы. Над трубами всех шести баркасов заклубился, прижимаясь к воде, черный дым. В пять лодок, по десять в каждую, посадили женщин. Туда же, по двое, расселись военные. Все они оказались офицерами, в званиях от лейтенанта до капитана. Меня неприятно удивило, что каждый из них, помимо АКМов, был вооружен еще широким длинным ножом, висевшим на поясе в ножнах, а также подсумком с гранатами. Как на войну собрались, неприязненно подумал я. Впрочем, наверное, так было положено. Время хоть и не было военным, но и очень уж мирным его трудно было назвать.

Я сбегал на вокзал за рюкзаком, и мы с профессором и полковником зашли на головной баркас. Молоденький лейтенантик растянул над нами брезентовый полог и встал у машины.

Стоило отчалить от берега, как прекратился дождь и стих ветер. И хоть небо оставалось затянутым, на душе стало радостней, будто сама природа дала нам «добро».

Я посмотрел на сидевшего рядом профессора. Он был нахохлен, словно замерзший воробей, и чрезвычайно задумчив. Кожаная кепка, которую он достал из рюкзака и надел лишь перед самым отправлением, была надвинута по самые брови. Сидевший позади нас полковник даже на окружавшие озеро сопки поглядывал свысока. Похоже, он презирал их за недостаточную высоту и малую лесистость. Лейтенантик периодически подбрасывал в топку уголь, управлял баркасом и не обращал внимания на окружающие пейзажи.