Татьяна Тарасова - Седьмая невеста Страница 25

Обругав стражу на воротах за медлительность, он быстро пошел к ступеням дворца. Луна стояла высоко в небе, даря земле ленивый свой свет, от коего тени деревьев казались широкими и длинными, а собственная тень Кумбара толстой и короткой. Фыркнув, он плюнул в нее, но промахнулся; не сбавляя шаг обернулся и плюнул ещё раз - и теперь попал. Окрыленный победой, которую почел за знак богов и обещание удачи, сайгад на миг остановился - чтобы вдохнуть свежий ночной воздух, пропитанный нежными, еле уловимыми ароматами сада, - но только снова двинулся вперед, к матово блестящим под луной ступеням дворца, как тихий шорох за спиной заставил его настороженно замереть. Опытный вояка, он умел различать звуки: то было движение живого существа, а не травы или листьев. Сердце старого солдата радостно застучало - всего пару вздохов, и убийца будет в его руках! Он подобрался, изготовясь к прыжку назад, чуткие уши его поймали чье-то дыхание... Ноги Кумбара оторвались от земли и - в тот же момент на голову его обрушилось небо, а может, луна... Сноп искр разлетелся перед его глазами. Потом вдруг стало совсем темно - как видно, упала все же луна, - а потом и ничего не стало. Сайгад кулем повалился на землю, под персиковое дерево, и там уже лег спокойно и недвижимо.

*

В маленьком кабачке без названия на окраине Шудура Дигон топил печаль свою в вине. Он взял полдюжины бутылей дешевого красного - редкой кислятины, и занял угловой столик, откуда хорошо виден был вход, а также весь зал, кривоватый квадрат с земляным полом, в глубоких трещинах которого произрастали даже длинные узкие травы. Грязь здесь была неимоверная. Казалось, хозяин нарочно расстарался загадить весь пол, стены, потолок и столы для привлечения наиболее гнусной публики. Так и выходило: жулики, бродяги, нищие, бандиты и девицы не самого пристойного поведения отдыхали тут после нелегкого трудового дня, а то и подыскивали новых клиентов. И если в светлое время иногда забредали сюда случайные прохожие, выпивали кружку-другую пива, и торопились выйти на свежий воздух, обещая себе в будущем обходить стороной этот грязный кабак, то ночью здесь гулял весь окрестный сброд.

Привычный ко всему Дигон находил сие заведение отвратительным, но одно преимущество все же было, оно и влекло его порой сюда: никто не знал тут Дигона-аккерийца, никто не подходил к нему, то ли опасаясь его внушительных размеров и разбойничьей стати, то ли просто не признавая в нем своего, и никто ни о чем не просил. Хозяин - кривоногий коротышка со сломанным сизым носом и быстрыми колючими глазками - уже узнавал его в лицо, кланялся подобострастно, и тоже особенно не докучал. Выпив в одиночестве две-три бутыли вина или кувшин пива, Дигон удалялся, умиротворенный и готовый продолжать вечер, но уже в знакомой компании и в знакомом, более приличном кабаке типа "Маленькой плутовки". Он и сейчас пришел сюда за этим - за одиночеством. Но не то, простое одиночество когда можно уйти от всех, запереться в комнате - требовалось иногда юному Дигону. Он жаждал иного: погрузиться в нехитрые мысли свои и мечты среди людей, которые не станут заглядывать в глаза, словно потеряли в них золотой, не спросят, не скажут, не заденут рукавом... В казарме ему никогда не удавалось остаться одному: кто-то непременно вторгался в запретную зону личного, неприкосновенного.

К счастью, желание такого одиночества обуревало Дигона весьма и весьма редко - раз или два за все его пребывание в Шудуре. Косые, уродливые, чумазые, тупые и пьяные рожи здешних завсегдатаев не приводили его, конечно, в ужас или негодование: видел и не таких; но и наслаждения от созерцания их получать не мог. Зато он умел их не замечать вовсе. Шум, гам, визг и звон разбитой посуды - привычная музыка - никак не тревожили его мыслей. А сейчас тем более. Ему было о чем подумать в эту ночь. Алма, Хализа, Баксуд-Малана... Они только начали жить...

В груди Дигона вновь заклокотала, забурлила горячая ярость; он сжал в ладони кривобокую глиняную кружку, на вздох только представив себе, что сжимает горло убийцы, а когда она треснула, рассыпаясь, и по руке заструилось холодное красное вино словно кровь, свет померк в его глазах. Тайна перестала быть тайной, суть её открылась в одно краткое мгновение, и мысль Дигона, дрогнув, перенеслась вдруг в бездну чужих, неведомых миров. Там, в гнетущей пустоте, ощутил он явно тот мрак, в коем пребывала до сих пор душа убийцы... Дигон содрогнулся. Все его прежние подозрения оказались верны, как ни желал он, чтобы было иначе. Дитя ужаса, порождение Бургана всеми корнями проросло во дворце, и теперь, установив имя, оставалось только уничтожить плоть... Алма, Хализа, Баксуд-Малана...

Аккериец скрипнул зубами в бессильной ярости. Как мог он не понять этого раньше, как мог не поверить своим догадкам? Раздави он сию гнусную тварь пару дней назад, или даже вчера, и тогда, может быть, хоть Баксуд-Малана осталась жива... Алма, Хализа, Баксуд-Малана...

Кого этот демон в человеческом обличьи наметил своей следующей жертвой?

Дигон открыл новую бутыль и припал губами к узкому горлышку. Вино щедрый дар богов людям - и сейчас сотворило доброе дело: с каждым глотком угасал бушующий в груди Дигона огонь, прояснялись мысли, холодела кровь. Зло ухмыльнувшись, он швырнул опустошенный сосуд на пол и знаком приказал хозяину принести ещё две бутыли. Алма, Хализа, Баксуд-Малана... Перед глазами его проплывали их нежные милые лица, в ушах звучали звонкие голоса... Дигон готов был признать свою вину - убийца все время находился рядом с ним, но свободный и безнаказанный, - и готов был эту вину искупить кровью, разумеется, не своей. Меч его давно не покидал ножен, так что для него работа будет только в радость... Для него - да, в себе же Дигон не был так уверен. Прежде ему не приходилось обагрять рук кровью друга, пусть даже коварного и бесчестного... Алма, Хализа, Баксуд-Малана... Аккериец ещё раз и ещё упрямо повторял про себя эти имена, желая вновь поднять в груди волну благородной ярости, которая поможет ему унять сомнения и позволит мечу без колебаний свершить правосудие, но - дрожь, охватившая все тело в момент открытия имени преступника, не проходила. Дигон вытер рукавом взмокший лоб, тяжело поднялся и пошел к выходу. Он должен это сделать, должен... Алма, Хализа, Баксуд-Малана...

Глава 8.

Выйдя на улицу, Дигон с удивлением обнаружил, что уже близится рассвет. Он постоял немного у дверей, с наслаждением - после духоты и вони кабака - вдыхая свежий предутренний воздух. Первозданная тишина царила на темных ещё улицах Шудура, но в преддверье дневных звуков уже начинала гудеть под ногами земля. Дигон стопами чувствовал сей дивный, означающий продолжение жизни гул. Не в эти ли мгновения когда-то, двадцать один год назад, в Аккерии, родился он? А может, тогда шел дождь? Или снег? И небо было покрыто темными тяжелыми тучами?