Александр Селецкий - Легендарь Страница 25

И через пятнадцать минут они уже очутились на Сицилийском берегу, у бастионов Сиракуз.

— Ну, где? — осведомился Фини-Глаз.

— Да вон он — Архимедик наш, — любезно указал электронный гид. — Сегодня как раз первый день после отпуска, зрителей еще не приглашали, так что вы будете первым… Редкое везение! Я удаляюсь, чтобы не мешать, а вы — понаблюдайте. Очень поучительно!

Архимед придирчиво оглядывал себя, ища в одеяниях одному ему заметные изъяны, потом с задумчивым видом принялся вытряхивать из сандалии мелкий песок.

Осанка у него была отменная — порода чувствовалась за версту.

— Калинка-малинка моя, — вдруг запел Архимед, ловко притопывая и хлопая себя по заду. Но тотчас строго посмотрел по сторонам. — Что это я? Развеселился…

Он присел на камушек, картинно разложил свои одежды правильными, чуть ли не лепными складками, сосредоточился и тонким гибким прутиком начал чертить на песке какие-то мудреные фигуры.

Потом все быстро стер — и снова принялся чертить…

— Послушай-ка, дружок, — нетерпеливо выступил из укрытия Фини-Глаз, — когда будешь начинать?

— А я — уже.

— Ну… — раздосадованно протянул Фини-Глаз, — так ведь и я могу. Папкой-то в земле ковыряться.

Архимед мудро качнул седеющей головой и продолжил заниматься своим делом.

Как видно, подобные нелестные слова ему доводилось слышать не впервой.

Внезапно Фини-Глаз испытал чувство, сходное с ужаснейшим разочарованием. В последние два дня оно уже не раз подкатывало, это чувство, правда, тотчас исчезая.

Но теперь…

Всему есть свой предел, черта, за которой наступает пресыщение.

Возможно, так оно и произошло сейчас.

Колыбель человечества ударилась в трепетные, хотя и смутные, воспоминания, что, с одной стороны, разумеется, выглядело очень эффектно, но с другой…

Память — очень опасная штука. А истолкование по памяти — опасно вдвойне. Поскольку нет здесь точных, безошибочных границ. Ни познавательных, ни нравственных, ни просто — эмоциональных…

Все виденное навело невольно Фини-Глаза на весьма простую, но при этом удивительную мысль: как бы и с родной Цирцеей-28, когда она достаточно одряхлеет, не случилось чего-либо подобного, как бы не стал какой-нибудь далекий и ретивый прапотомок воскрешать — в деталях якобы, с особым умиленным завираньем и лишь с неким приближением к натуре — его, Фини-Глаза, светлый облик.

Потому как для живущих ныне всякое восстановление минувшего — обман во славу тех, кто умер. И живущим не дает, по сути, ничего.

— Если наша планета тоже когда-нибудь станет музеем — я своим детям и племянникам, и внукам категорически запрещу играть разных там Архимедов! — неожиданно для себя в сердцах заметил Фини-Глаз и упрямо мотнул головой. — Это все — не для Цирцеи-28.

— Почему? — искренне удивился его собеседник, откладывая прутик в сторону.

— Так бездарно время убивать!.. — патетически ответил Фини-Глаз. — Ведь срам! Нет, запрещу! Вы чучельники. Понаделали из всей своей истории каких-то драных чучел. Шуточки у вас!..

— Ну, что вы, — пренебрежительно заметил Архимед, — до вас это дело не дойдет. Никогда. Земля — Матерь всех цивилизаций, ей на роду написано музеем быть. Музей всеисторического быта, так сказать… А что ваша Цирцея? Так, захудалая планетка, осколок великого земного мира. Никому и в голову не придет делать ее музеем.

— Нет уж, вы мне родину не троньте! Это вы, положим, бросьте! Да! — насупился Фини-Глаз. — И какая бы она ни была, а все ж — вам не чета. Возомнили вы о себе чересчур, заелись, на корню загнили. Разве это жизнь? Спектакль сплошной, анекдот, а не история! Эдак-то любой дурак сумеет.

— Да что вы такое говорите?!. — взвился Архимед. Видно, южное солнышко ему сверх меры напекло или просто переутомился человек, как знать… — Нас, — сатанея на глазах, гневно воскликнул он, — древнейших жителей Вселенной, помоями обливать?! Глумиться над творцами?! Да не будь Земли — вы б здесь и не стояли! А воняли б у себя, и только. Даже это не могли бы делать. Не было бы вас! И неоткуда было б взяться! Прилетают, понимаешь, дикари…

— Я ведь стукну, — пообещал с обидой Фини-Глаз.

И, поскольку Архимед не унимался, на всякий случай вправду стукнул.

Собеседник его не остался в долгу.

Фини-Глаз еще раз, посильнее, стукнул — и одним Архимедом на свете стало меньше.

— Наших бьют! — истошно завопили златошлемные воины, в тот пакостный момент как раз перемахнувшие через зубчатые стены Сиракуз. — Гляди-ка: Архимеда раньше времени укокошили!.. Не по сценарию! С ума сошли!

— Не подходите, — предупредил Фини-Глаз. — Сейчас я буду страшен!

Он циркулем расставил ноги и принялся бедово размахивать кулаками.

— Батюшки, так он его совсем угробил! — внезапно ахнул кто-то из солдат. — Средь бела дня!.. Держи убийцу! По суд его, под суд!

Дело принимаю скверный оборот.

Похоже, златошлемные солдаты, хоть и были по какому-то сценарию врагами, абсолютно никакого па на Архимеда не держали и не собирались причинять ему вреда.

А что же электронный гид тогда рассказывал, сулил? Врал, значит?

Полагая, что он Архимеда лишь немножечко пришиб, разгоряченный Фини-Глаз внезапно с удивленьем обнаружил, что его ученый оппонент и впрямь не дышит.

Поначалу Фини-Глаз засомневался было: дескать, как же это так все получилось и не шутка ли опять? — но очень быстро догадался, что шутить с ним вовсе и не собираются, что совершил он действительно нечто ужасающее, непростительное, и тогда перепугался насмерть.

Наступила секундная паническая пауза.

Фини-Глаз затравленно огляделся, прикидывая, как ему быть дальше, и тут, не желая больше искушать судьбу, постыдно задал стрекача.

А что еще оставалось делать?

Златошлемные воины с воплями и проклятиями тотчас кинулись за ним вдогонку.

17. С целью потребить для вранья…

— Я надеялся на ваше, так сказать, участие, — доверительно сказал Лирпентул. — Почему же, отчего же вы со мной так холодны?

— А что я могу поделать? — развел руками Крамугас. — Мне приказали — я должен исполнять. Особых предписаний не имею… Ну, вы понимаете!.. Экипировки — тоже никакой. Одни пожелания… Убого! И, право же, прошу вас, перестаньте говорить стихами. Меня от них мутит…

— Мой плавный слог вам не понять, — вздохнул Лирпентул, трагически качая головой. — А если я… подзалечу, коль прозой стану говорить?

— Да ерунда! Ничего с вами не случится, — махнул рукой Крамугас. — Я же вот — нормально разговариваю. И не где-нибудь — у вас, между прочим…