Андрей Столяров - Жаворонок Страница 25

Да, и Зайчик, и астматический Гоша, и дядя Паша участвуют в этих занятиях. Зайчик читает ей пространные лекции о молодежной культуре: несмотря на молодость, он серьезный специалист в этом вопросе; Гоша с некоторой иронией посвящает ее в хитрости теории голосования: победить на выборах можно даже если за тебя поддерживает очевидное меньшинство, работать надо с лидирующими социальными группами, а они уже поведут за собой инертный электорат; что же касается жилистого, загорелого дяди Паши, то он вдалбливает ей то, что вообще является для Жанны открытием: не говори, пожалуйста, ничего важного по телефону, не пиши никаких бумаг, а если пишешь, немедленно уничтожай, никогда ничего не подписывай, какими бы соображениями это не диктовалось, о действительно серьезных вещах разговаривай только на улице, прикрывай рот рукой, чтобы невозможно было считать направленным микрофоном, не имей дела с людьми, которых знаешь недостаточно хорошо, никакой такой девичьей влюбленности, никаких таких романтических встреч, никакой такой переписки – все это можно будет потом использовать против тебя.

Жанна, пожалуй, даже не слишком удивлена. Она давно уже себя чувствует, как на затопленной светом сцене. Может быть, еще с того давнего, но памятного момента, когда она села в автобус, следующий к областному центру. Она принимает эти наставления к сведению. Она очень послушная и очень прилежная ученица. Ей никогда ничего не надо повторять дважды. Еще не было в распоряжении Кармазанова столь благодатного и восприимчивого материала. Будто глина; лепи из нее все, что хочешь. И лишь в одном-единственном пункте она проявляет прямо-таки каменное упорство. Жанна сразу же отказывает Кармазанову в какой-либо физической близости. Здесь – никаких компромиссов; это твердое «нет» окончательно и бесповоротно. Кармазанов, естественно, приходит в бешенство. По его представлениям, это – мелочь, из-за которой не стоит упрямиться. Они начали очень серьезную и рискованную политическую игру; на карте – их судьбы, карьера, возможно, даже их жизни. Мосты сожжены, путей к отступлению нет. Плаха – не плаха, но уничтожить их могут вполне очевидно. Стоит ли им тогда ссориться из-за подобной нелепицы? Кармазанов не без оснований считает, что здесь больше каприз, чем действительная позиция. Тем более, что собственно эротические удовольствия ему не нужны. Женщинами он не слишком интересуется, полагая – их всех – существами второго сорта. Пренебрежительное отношение его понятно. Ему просто хочется как можно крепче пристегнуть Жанну к себе. Политика есть политика, и он должен быть уверен в своем партнере. Стремления Кармазанова таким образом чрезвычайно практичны. Но как раз эта сугубо политическая предусмотрительность, прагматизм, где нет места ни чувствам, ни просто человеческим отношениям, умозрительный рационализм, иссушающий то, чему он призван способствовать, с головой выдает и явную ограниченность Кармазанова. Схоластика – сильная сторона этого человека. Он безжалостен, он видит в людях лишь пешки шахматного пространства. Не фигуры, как таковые, привлекают его, но только – игра. И он с легкостью жертвует пешками, чтобы добиться победы. Но схоластика – это одновременно и его главная слабость. Люди – не пешки, и не всегда ими можно жертвовать безболезненно. Жизнь опрокидывает иногда самые тщательные расчеты. Расчет – это только расчет, а жизнь – это жизнь. Промах Кармазанова в этой ситуации непростителен: будто женщина, с которой мимоходом, без всякой взаимности переспишь, лишь от одного этого действия проникнется благодарностью, станет покорна, уступчива и будет верна тебе всю жизнь. Это – юношеская незрелость, свойственная иногда умным людям.

К счастью, Жанна находит в этой коллизии веские аргументы. Вежливо, но весьма настойчиво напоминает она Кармазанову, что они имеют дело не просто с некой политической акцией, но – давайте допустим эту возможность – с соизволением Божьим. Это уже ситуация принципиально иная. И скорее всего, здесь действуют принципиально иные законы. Вся история христианства показывает, что осуществить волю Господню дозволено только девственнице. Не случайно ведь имя Девы присвоено было и исторической Жанне д’Арк. Лично она ничего против Дмитрия Николаевича не имеет. Он ей нравится и как человек, и во многих других отношениях. И она очень благодарна ему за помощь. Только стоит ли подвергать опасности то, что они едва-едва начали? Стоит ли рисковать грандиозным планом ради мелкого удовольствия?.. Жанна разговаривает с Кармазановым на его языке и поэтому Кармазанов, несмотря на уязвленное самолюбие, ее понимает. Сквозь обиду он вынужден согласиться, что она, скорее всего, права. Он смиряется, чуть ли скрежеща зубами, и отныне не докучает ей тем, чего она не способна отдать. Кармазанов – логик, и аргументы для него сильнее эмоций. Правда, это вовсе не означает, что он отступил навсегда. Это он, Д. Н. Кармазанов, открыл Жанну как новую политическую фигуру, это он сделал ее таковой, какая она есть сейчас, это он проводил ее за руку между сциллами и харибдами российской власти. Она – его собственность, и он еще предъявит на нее свои права. Здесь – тоже узел, который будет развязан самым неожиданным образом.

Тем не менее, личные шороховатости на некоторое время преодолены. Отношения Жанны и Кармазанова обретают уравновешенный и исключительно деловой характер. Жанна, надо сказать, чрезвычайно рада этому обстоятельству, потому что у нее нет сил ни на что, с ее точки зрения, второстепенное. Ей кажется, что она все время опаздывает. «Глас Господень», грянувший среди крапивного захолустья год назад, не утих, но стал громче и по-прежнему звучит в ее сердце. Он ни на секунду не оставляет ее – лишает сна, движет быстрее, чем минутные стрелки. Он тревожит ее и придает воздуху горечь последних дыханий. Главное, что она не знает, сколько еще ей отпущено. Времени почти нет; Жанна вынуждена торопиться. Она согласна с тем, что когда-то в машине обронил Кармазанов: рано пока предлагать какие-то самостоятельные идеи, сначала надо завоевать реальный политический авторитет. Это правильно, и она против этого не возражает. Но вместе с тем она чувствует, насколько это долгое и трудоемкое предприятие: стать фигурой, с которой считаются амбициозные держатели власти. На это могут уйти – месяцы, если не годы. Она уже видит, как мучительно трудно карабкаться по лестнице вверх, как расшатаны эти ступеньки и как готовы они обломиться при первом же неуверенном шаге, как смертельна набранная высота и как бездонна пучина, куда можно низвергнуться. В ее теперешнем положении это особенно ясно. Не оправдались надежды, что после успеха на выборах ее как-то заметят, что с ней станут считаться и что она без задержки двинется к намеченной цели. Это все рассеивается теперь как зыбкий мираж. Серый раскаленный песок предстает взору. Не оказывается ничего, что соответствовало бы манящим видениям. Потому что кто она есть, если рассуждать объективно? Аккуратный работник, непритязательный исполнитель воли других, талантливый агитатор, умеющий привлечь внимание избирателей. В общем, цена – три копейки в базарный день. Таков ее нынешний весьма непредставительный статус. Остальное же – слухи, сплетни, догадки, копошение микроскопических пустяков. Остальное – в легендах, уже размываемых более важными политическими событиями. Она – у подножья Олимпа, и громовержцам, пирующим за облаками не до нее. Никто не интересуется ее мнением, никто даже не спрашивает ее, что она намерена делать дальше. Жанну просто не замечают; положение ее определено. Кармазанову, снявшему с их победы значительно больше, предлагают участвовать то в одной избирательной кампании, то в другой. Потребность в политическом менеджменте сейчас огромная. Россия, обуреваемая демократией, пока пребывает еще в неопределенно-переходном периоде. Формирование местных структур власти не завершено. Работой они обеспечены, по меньшей мере, на десятилетие. Есть где себя проявить и чего-то добиться. Однако Кармазанов все эти предложения отклоняет. Не надо пока мелочиться, считает он. Не надо изображать из себя мальчиков на побегушках. Не они нужны нам сейчас, а – мы им. Давайте слегка подождем. Будет день – будет и пища.