Станислав Соловьев - С.А.Р. Страница 25

— Ты готов признаться?

— Я готов, — абсурд пропитал меня своим смертельным ядом. Я ничего не соображал.

— Ты только думаешь, что готов. Ты еще не готов, и мы это знаем.

Боль, внезапная боль и больше ничего.

— Иллебе, ты можешь идти?

Меня спрашивает человек в белой блузе и белых штанах. Он молодо выглядит. Невысокий — чуть ниже, чем я. Аккуратная короткая прическа, гладкое розовое лицо. Спокойные светло–карие глаза, не знающие что такое ненависть, раздражение или боль. На груди у него буквы «САР». На рукаве другие буквы — «РАПО». Он тянет ко мне руки, словно собирается обнять, прижать к себе, но это не так. Никто здесь не обнимается. Некому здесь обниматься. Незачем.

— Я не знаю.

— Иллебе, дай руку.

Я ухватился за его руку. Он помог мне подняться. Странно, но я мог идти. Еще мгновение назад мне казалось, что ноги не послушаются, начнут заплетаться, и я упаду… Мы шли по коридору — узкое пространство, зажатое белыми стенами. Двери, двери, двери, что никуда не ведут. Я хотел спросить, куда мы идем. Но потом понял, что не хочу этого спрашивать. Я боюсь услышать уверенный голос этого невозмутимого человека.

Мы шли по коридору, и я чувствовал, как силы возвращаются ко мне. Сколько прошло времени? День? Два? Три? Ничего не помню. Какие–то куски, разрозненные слова. И еще боль. Люди в одинаковых одеждах, чьи имена оказываются не их именами. Которые не хотят понять меня — потому что не умеют хотеть, не знают что такое «хотеть». Одинаковые люди, причиняющие разную боль. Я понял, что могу передвигаться без помощи человека из РАПО. Еще я понял, что мне нужно бежать — бежать из этого здания, из поселения, от РАПО. Как можно дальше — если я хочу жить. А жить я хотел. Поэтому я с силой схватил мужчину за волосы и ударил его об стену. Он словно попытался обхватить стену руками, но ничего не получилось, и тогда медленно стал сползать на пол. Оставляя красное на белом. Я побежал.

Сначала у меня плохо получалось. Я даже думал, что не успею, что меня остановят, схватят, причинят такую боль, от которой снова потеряюсь во времени… Но никто не встретился в коридоре, никто не выходил и не входил в многочисленные двери. В конце коридора была дверь, почему–то я решил, что она совсем другая, не такая как все, и я открыл ее. Улица, темнело. Видимо, был вечер. Парило, как на дождь. Я услышал крики — даже не крики, громкие предупреждающие голоса. Я побежал мимо белых домов — почему–то они уже не казались мне белыми, из–за сумерек они казались белесыми, даже серыми пятнами… Я бежал мимо домов, несколько раз прятался за угол одного или другого здания, когда видел живые белесые пятна. Наверное, они искали меня. Страх придал мне сил — и я побежал прочь от этих зданий, мимо непонятных высоких «шестов» из блестящего металла, туда, где был лес. Не знаю, как у меня это получилось. Наверное, просто по той причине, что лес окружал поселение, практически со всех сторон… Голоса остались где–то позади — я не оборачивался. Сырая трава, шершавые стволы деревьев, темнота и тишина окружили меня. И еще душный, тяжелый, влажный запах растений. Жизни — совсем чужой, нечеловеческой, жизни, что не ждала меня и не хотела принимать мою жизнь как свою. Я бежал дальше — много раз поскальзывался, падал, ушибался, вскакивал и продолжал безумный бег. Не хотел больше увидеть белые блузы, буквы «САР», спокойные лица, на которых не читаются желания, вожделения или страхи. Я не знал, куда бегу — никогда не умел определять направление, плохо чувствую пространство, можно даже сказать, у меня напрочь отсутствует пространственное мышление. Почему я так думал — не знаю. Удивительно, что я мог что–то думать… Стало совсем темно, когда я снова упал, то не захотел подниматься. Заполз под куст и забылся сном без сновидений.

Солнце разбудило меня. Луч падал прямо на глаза, редкие ветки кустарника свободно пропускали его. Я сел и осмотрелся. Никого. Почему такая тишина? Где пение птиц? Где голоса животных? Стрекот насекомых? — Только тихий шелест листьев и травы, вкрадчивый шепот ветра. Странный лес. Ровные ряды деревьев, уходящие куда–то вдаль, теряющиеся в дымке утреннего тумана. Вся одежда у меня была порвана, в грязных пятнах — только через какое–то время я сообразил, что это не моя одежда. Белая блуза, белые штаны — на груди вышиты буквы «САР». Когда они успели переодеть меня? Где моя одежда?.. Голода я не чувствовал, но пить хотелось ужасно. Решил поискать — может, здесь есть какой–то ручеек, родник, озеро? Ищут меня или нет? Лучше, конечно, чтобы не искали — но это совсем по–детски. Конечно же, ищут. Надо уходить. Только вот куда? Не имею ни малейшего представления, где я нахожусь. А что если попытаться проникнуть на аэропорт — подкрасться, дождаться прибытия какого–нибудь аэрокара? Упросить пилота забрать меня? Надежда слабая, но что мне оставалось делать?.. Я шел среди ровных рядов, слушал убаюкивающий голос ветра и недоумевал. Этот лес поражал меня своей геометричностью, своей тишиной и… аккуратностью, как ни дико это звучит. Нигде ни единой палой ветки, листьев, мусора. Кто–то тщательно убирает его каждый день — тысячи метров, изо дня в день. И эти ряды — не лес мне напоминают, а посадки, искусственные насаждения. Подобное я видел, когда проезжал Южный Хохерен — насаждения, защищающие от злого суховея Южной пустыни. Но их не сравнить с этими — размеры меня поражали. Они рационализировали лес. Фраза глупая, какая–то бестолковая — но другой мне не приходило на ум. Рационализировали, чтобы затем утилизировать? А что еще они будут делать с этим «лесом»?.. Лес, который не является лесом. Государство, которое не является государством. Граждане, которые не имеют гражданских прав. Я совсем запутался. Мы понятия не имели, что такое САР. Мне вспомнился Дальнен — и я рассмеялся. Смеялся так долго, пока не закашлялся. Мы настолько разные — это то, чего не понял Дальнен и ему подобные. Политика тут не при чем. Культура тут не при чем. И религия… Все те институты привычного общежития здесь не действуют, это понятно. Что–то другое, что–то совсем другое — но что? Может быть, Дальнен был прав, когда намекал мне об экспериментах Школы Баллуха? Великая Восточная Школа проводила запрещенные эксперименты над людьми — несколько раз это выливалось в шумные скандалы, но Баллухианам удавалось избегать ответственности. А что если и САР — очередной эксперимент Школы Баллуха? Правда, размеры его просто потрясающие. Это сколько необходимо средств, людей и времени, чтобы организовать такое. И с какой целью? И почему правительство ПЕНТЕМ мирится с подобным?.. Чем больше я думал об этом, тем меньше я верил. Школу Баллуха я знал, как и все остальные тринадцать. Школа фактически открыто нарушает установления Коллегиума Корпорации и некоторые резолюции Наблюдательного Совета. Не редко отмечалось проникновение агентов Школы в политические партии, правительственные ведомства и торговые дома Южного Хохерна, Суувара, Беллека. Школа Баллуха не участвует ни в деятельности САНАВАТ, ни в деятельности Наблюдательного Совета. В Духовной палате Совета Школа не представлена, хотя и имеет на это полное право, как и все направления исторического исповедания. Его Преподобие Эларенен XII, Верховный Магистр Эларенский и Всего Востока, вице–канцлер Правительственного совета Эларенского государства и почётный советник города Сит — Эларен, мало у кого вызывает искреннюю симпатию. Его неприкрытая авторитарность, пренебрежение к другим Ректорам, его «непогрешимость» внушает отвращение. Но такое… Ни агрессии, ни Баллухианских пропагандистских уловок. Рациональность и функциональность — вот единственные слова, которые приходят мне на ум. Но они ничего не объясняли… Я шел и шел вперед, сомневаясь, что слово «вперед» применимо к тому направлению, которое я выбрал. Становилось жарко, солнце припекало, хотелось пить, захотелось есть, и еще, наконец, проснуться у себя в номере «Нового Хольмена», но это было смешно, и я не смеялся.