Эдуард Кондратов - Десант из прошлого Страница 25

Краснолицый белесый блондин, сидевший через два столика от Мартина и Ульмана, визгливо захохотал.

— Вот шпарит! Умница! — воскликнул он и обвел бар ликующим взором. Он был заметно пьян.

А президент говорил все энергичнее:

— И мы, не только Высший совет и я как президент, а все мы, матриоты-фроянцы, должны стремиться к сохранению трудовой гармонии в нашей республике. Это ничуть не ущемляет свободу личности. Но если уж ты осознаешь себя частицей единого организма, то…

Карповский сделал эффектную паузу, и на экране снова вспыхнула надпись:

ЗНАЙ СВОЕ МЕСТО,БЕЗ ДЕЛА НЕ СТОЙ,ЧТОБ ПРОЦВЕТАЛАРЕСПУБЛИКА ФРОЙ!

Дальше ни О’Нейл, ни Ульман не слушали президента. Инженеру все больше нравился скуластый, с перебитым носом ирландец. Сначала он показался недалеким работягой, подцепившим несколько примитивных идиллических идеек. Мало-помалу Ульман убеждался, что О’Нейл далеко не глуп.

И только когда под круглыми сводами бара опять грянули звуки гимна, Ульман и О’Нейл вздрогнули и, будто сговорившись, разом оглянулись на потухший экран.

— Ах, какая жалость, — протянул Ульман. — Как много мы потеряли…

Мартин шутку не подхватил. Он настороженно смотрел на широкоплечего верзилу, который медленно приближался к их столику. На плоском лице верзилы рдели пятна, маленькие голубые глазки глядели вызывающе.

Остановившись за спиной Ульмана, он сжал его плечо шерстистой лапой:

— Ты смеялся… Смеялся над нашим президентом, гнида… Я видел!..

Резким движением плеч Ульман хотел было сбросить руку белобрысого, но тот вцепился крепко.

— Убери руку! — бледнея от гнева, негромко произнес Ульман. Глаза его недобро сузились, пальцы сжались в кулак.

О’Нейл понял, что скандала не миновать. Из-за соседних столиков на них уже пялились, кое-кто даже привстал, чтобы лучше видеть.

— Ты смеялся над президентом, — упрямо повторил верзила. — И я, Бенджамен Хилл, заставлю тебя, собака, пожалеть об этом, слышишь?

Медлить было нельзя: еще секунда — Ульман ударит наглеца, и тогда начнется черт знает что. Поднявшись с места, Мартин перегнулся через стол и ловко, как кот лапой, хлестнул верзилу ладонью по щеке. Тот оторопело отшатнулся, выпустив плечо Ульмана.

— Убирайся, подонок, — угрожающе прошипел О’Нейл. — Считаю до трех, и если не исчезнешь…

— Ах ты, коротышка, — задохнулся от ярости верзила. — Да я тебя…

Сцена, которая разыгралась в следующую минуту, напоминала финальный момент корриды. Нагнув голову, как разъяренный бык, Хилл кинулся на своего обидчика. Но бывший боксер О’Нейл оказался отличным торреро: молниеносно отскочив в сторону, он пропустил противника мимо себя, а затем, когда тот снова кинулся в атаку, скользнул на мгновение ему навстречу и тотчас же отпрыгнул. Никто в баре толком не понял, что произошло, все лишь увидели, как верзила, нелепо всплеснув руками, медленно упал, сначала — на колени, а потом — ничком, глухо стукнувшись головой о пластмассовый пол.

— Браво!

— Чистый нокаут!

— Аи да малыш!

— Молодчина, Март!

Мартина поздравляли, хлопали по спине, трясли за плечи. Рассеянно кивая и не глядя пожимая чьи-то руки, О’Нейл подошел к Ульману.

— Вот и все, — просто сказал он. — Пожалуй, вам надо уйти, господин Ульман. А я взгляну, что с этим типом…

Он дружески улыбнулся Ульману, направился к поверженному противнику и, озабоченно склонившись над ним, стал приводить его в чувство.

Глава II

В ПУТИ

…Огромные, полные затаенной скорби глаза смотрели на Ингу Горчакову. Удивительные глаза… Казалось, они молили о свободе и в то же время в них светилось сознание безысходности и отчаяние. Инге почудился в них горький укор — ей, одному из двуногих чудовищ, посягающих на свободу мирных и добропорядочных обитателей океанских глубин.

Порыв ветра шевельнул короткую прическу девушки. Инга подняла руку, поправляя волосы. Ее движение было оценено пленником как начало агрессивных действий. Чтобы напугать врага, маленький осьминог надулся, его зеленоватая кожа посерела, потом почернела и вдруг заиграла красными, оранжевыми, розовыми переливами.

— Ребята, скорее сюда! — восторженно крикнула Инга.

Никто не отозвался: кроме двух матросов, склонившихся над шахматной доской, на юте никого не было. Но шахматисты сидели с наветренной стороны и не могли услышать Ингу.

Пожав плечами, она опять склонилась над аквариумом. Забившийся в угол спрут уже прекратил радужную игру. И вообще он уже порядочно надоел ей — сколько же можно, в конце концов, таращиться на обыкновенного моллюска? Инга сунула ноги в тапочки, встала, взяла с палубы аквариум и понесла его в кают-компанию. Поставив стеклянную банку на столик у иллюминатора, Инга хотела было вернуться наверх, но передумала.

— Костю проведать, что ли? — произнесла она, ни к кому не обращаясь.

Не обнаружив Феличина в его каюте, Инга прошла в конец кубрика и постучалась в дверь, украшенную табличкой «Лаборатория».

— Разумеется, да! — послышался мрачноватый голос Кости.

Войдя, Инга увидела его сидящим на корточках перед ворохом бумажных лент. Рядом, на полу, стоял пузырек с клеем.

— Все клеишь? — с иронией спросила Инга.

— Все клею, — с деланным оптимизмом отозвался Костя. — Такова уж наша ассистентская доля, ханум. Шеф страшно боится, чтоб нас с тобой безделье не испортило. А то вдруг эволюция вспять пойдет. Труд же — он облагораживает. Даже мартышкин труд… Ему, видишь ли, так удобнее анализировать…

— Ну, ну, ты не очень, — лениво сказала Инга, подходя к столику, заваленному эхограммами. — Конечно, ничего интересного, да? А ты сядь к самописцу, смени Степу Хрищенко. Глядишь, и наткнешься на впадину.

Феличин саркастически хмыкнул.

— Боюсь, что все они еще в порядке… образования. Ты, Инга, извини, я не сомневаюсь, конечно, в гениальности нашего шефа, но пора бы кое-что уже и найти. А? Ваше просвещенное мнение, товарищ ассистент?

Девушка не ответила. Разочарованно перебирая бумажные ленты с ровными — увы, до омерзения ровными! — эхограммами, она ловила себя на мысли, что Костя прав. По расчетам Андреева выходило, что где-то здесь, под днищем «Иртыша», должны пролегать новообразовавшиеся трещины в ложе океана. Но показания бесстрастного прибора говорили другое: дно ровное, как тарелка.

— А наш эхолот, он не того?.. — спросила Инга, заранее зная, какой последует ответ.

Феличин сделал большие глаза.

— Что ты, родная, что ты! Он же новейший, он же сверхвысокочастотный, он же Сан Михалычем усовершенствованный!.. Упаси бог, при нем такое брякнешь. На берег спишет. Утопит!