Великий фетиш - Лайон Спрэг Де Камп Страница 26

Комитет по подготовке дебатов собрался после ужина. Марко сел с остальными. Вскоре он понял, что его знания о Падении были слишком примитивными и здесь не представляли особой ценности. Когда он внёс предложение, все повернулись к нему, заявив:

— Да, дорогой магистр Прокопиу, но если бы вы побывали здесь сегодня днём, то узнали бы, что мы рассмотрели эту идею в первую очередь.

Поэтому Марко сидел и смущённо молчал, пока эксперты перебирали варианты. Они были полностью погружены в это, когда их прервал стук в дверь. Вошел Ульф Тоскано с бородатым мужчиной в рабочей одежде. Философы уставились на вновь прибывших. Один из них встал и сказал:

— Приветствую вас, Патриарх Юнгбор. Что привело Ваше Преосвященство в стан врага?

Заскрипели кресла, так как остальные тоже узнали главу Святой Эклектической Церкви. Хотя некоторые философы, судя по их замечаниям, были неистовыми антиклерикалами, все проявили учтивость.

Преподобный Пьер Юнгбор тяжёло опустился на край стола. Ардур Менсенрат, председатель комитета, спросил:

— Как, во имя Кфорри, вы попали сюда? Я думал, все вы под замком.

Патриарх ответил:

— Там, где паства хранит веру, пастырь может получить нежданную помощь. Вы, господа, планируете свою часть завтрашних дебатов?

— Да, — ответил Менсенрат.

— Я здесь, чтобы сделать беспрецедентное заявление. Но прежде позвольте мне сказать, что мне мои доводы кажутся вполне разумными и основательными. Вы философы; вы гордитесь, что ваш разум открыт всему новому. Постарайтесь держать его открытым и в этом случае, пока не выслушаете мня. Это будет непросто.

Он осмотрел всех за столом. Менсенрат сказал:

— Продолжайте, уважаемый господин.

— Я прошу вас сдаться; умышленно проиграть нам.

Все затихли. Юнгбор кротко осмотрел длинный овал и продолжил:

— Естественно, вы спросите, зачем. Что ж, на это есть две причины. Первая — практическая. Как все мы знаем, Алзандер Мирабо долго замышлял войну против Ивериана. Точнее, он планирует обойти Экваториальные горы и зайти им с тыла. Мы знаем, что правительство Ивериана слабо и занято подавлением восстаний, поэтому оно не выдержит вторжения. Касике — глупый старик, которого спасли от убийства честолюбивые подчинённые, потому что не смогли условиться о наследнике. Его провинция Стурия долгие годы открыто восставала. Он посылает армию против стурианцев, но солдаты продаются врагам и дезертируют. Понимаете, какие шансы есть у иверианцев против сильнейшей армии в мире с лучшей дисциплиной.

Философ сказал:

— При таких условиях еропианское правление станет лучше?

— Нет. Во-первых, иверианцы, несмотря на то, что они предают и убивают друг друга, ненавидят иностранцев сильнее и будут биться с ними до последнего. Я был в Ивериане, я знаю. Они будут практиковать молниеносную, партизанскую войну. Прем сожжет города и перебьёт заложников в отместку; и большинство иверианцев умрёт вместе с многими нашими людьми. Эклектическая Церковь использовала всё своё влияние против этого преступления. Мы играли на вере Према, прельщали его надеждой о Земле и пугали Космосом, и тем самым сдерживали его. Но если он решит, что мы не правы, что его сдержит? Ещё одно. Действуя вместе с Синкретической Церковью Византии, Свободной Церковью Англонии, Бармадисламом в Арабистане и так далее, мы предотвращали серьёзные войны на протяжении четырёх десятков лет. Вы хотите нарушить этот мир?

Другой философ заговорил:

— Патриарх, у нас есть свои идеи, хотя вы можете не верить в это.

— Я этого не говорил, — сказал Юнгбор.

— Особенную ценность мы придаем открытию правды. Мы думаем, она хороша сама по себе. В этом случае мы думаем, что отыскали правду, которая известна под именем Падение. Вы хотите этому помешать, не так ли?

Юнгбор ответил:

— Без сомнения, вы допускаете основательность аксиомы Сциполлона, согласно которой «истина — это правда, а правда — это истина». Теперь подумайте, господа. Есть ли причина принимать как истину в первой инстанции именно такую идею, а не любую другую? Например, возьмем Эволюцию. Давайте предположим — я ничего не признаю, только допускаю ради спора — что Падение — это правда. И вот, настаивая на вашей вере, убеждая в ней людей и их правителей, вы сможете нарушить мир и начать ряд войн, которые будут хуже, чем те, которые когда-либо случались на этой безумной планете. Будьте уверены, англонианцы, византианцы и мингкворианцы не будут праздно бездействовать, пока Мирабо возвеличивается за счет иверианцев. Сейчас они боятся его. А с помощью этой летающей машины, которую изобрели англонианцы, эта война станет ужасней, чем когда-либо. Фактически, с помощью всех этих научных достижений, которыми вы так гордо хвастаетесь, вы сможете за один день стереть человечество с лица Кфорри, как, согласно мифам, предки теперешних богов некогда поступили на Земле. И тогда единственное, что всем нам понадобится — это безумец, управляющий народом… Вы видите в таком развитии событий что-то позитивное?

Менсенрат сказал:

— Есть ещё одна вещь, о которой вы не упомянули. Наши шеи.

Юнгбор кивнул:

— Это понятно без слов. Они и наши тоже. Я не придавал этому значения, потому что очевидно: наши предпочтения будут зависеть и от таких низменных мотивов. Но я и впрямь надеюсь, что смогу пробудить достойные чувства.

И, принимая во внимание такую возможность, упомяну и о второй причине. Я знаю, что многие из вас, господа, не принимают нашу веру. Вы говорите — то-то и то-то не имеет отношения к объективной истине и указываете на те случаи в прошлом, когда будто бы проявилась ограниченность наших умов. Но подумайте! Эта вера, объективно правильная или неправильная, логически обоснована. Она создавалась нашими величайшими богословами более половины тысячелетия. С её помощью мы удерживали людей под контролем. Мы умеряли их природную жестокость и свинскую похоть. Мы сделали для них возможной жизнь цивилизованных людей. Вы думаете, что создали цивилизацию своими изобретениями и открытиями. А на деле люди обходились без них пятьдесят или семьдесят пять лет назад. Но ваши изобретения и открытия начали появляться так быстро, что они революционизировали всеобщее мышление. Церковь — это единственный стабильный институт, к которому присоединялись ваши открытия. Но были бы изобретения и открытия полезными в отсутствие моральной силы, которая заставляет людей мягче относиться друг к другу? Как долго они оставались бы цивилизованными, если бы при каждом удобном случае человек бил бы соседа по голове, затаскивал его на кухню, поджаривал и съедал?

Вы смеётесь. Вы говорите, что я никогда не совершу ничего подобного. Я законопослушный гражданин без всякой поддержки сверхъестественных сил. Но вы, господа, обычные граждане? Вы знаете ответ. Вы отнюдь не являетесь членами этой огромной группы, которая