Василий Сахаров - Кубанская Конфедерация Страница 26

— Что это за херня? — Подошедший ко мне Ерёменко недоуменно посмотрел на то, что лежало в ящике.

Действительно непонятно: вместо оружия или боеприпасов ящик был набит туго скрученной проволокой. Во втором ящике, который находился рядом, оказалось то же самое, посмотрели ещё один — и снова та же самая проволока и несколько пожелтевших листов бумаги. На этом остановились.

— А‑а‑а, блин! — Обутой в высокий шнурованный ботинок ногой комбат ударил по ящику, и тот издал глухой звук. — Накололи, ничего здесь нет, а мы на это дело столько времени и сил зазря грохнули. Чёрт!

— Подожди кричать, командир, — прервал его Черепанов, — всё путём.

— С какого, нах, путём? — завёлся майор. — Что я, проволоки алюминиевой не видел? Такого мусора на любых городских развалинах вагон и малая телега. Похоже, это ложный схрон, для отвода глаз сделан.

— Это не алюминий. — Голос капитана был как‑то неестественно глух.

— И что же это?

— Серебро, 925‑й пробы, которое в ювелирке использовалось или в производстве дорогостоящих микросхем.

— Откуда знаешь, как разобрался?

— Да вот, бумаги на этот груз валяются и бирки, — кивнул капитан на ящик.

Майор замолчал, выхватил из ящика первый попавшийся ему на глаза лист бумаги и при жёлтом свете лампады внимательно в него вчитался. Через минуту, разобравшись с текстом, он присел на один из ящиков и сказал короткое, ёмкое и всё объясняющее русское слово:

— Трындец!

После чего он порылся в ящике и объяснился:

— Эти лихие парни из 22‑й бригады ещё в Чёрное Трёхлетие казну какого‑то олигарха себе отжали, а потом всякое ценное имущество с грузовых терминалов Ростовского речного порта вывозили в расположение своей части. Здесь подробная опись на грузы, и, согласно ей, добра в этих ящиках на миллион золотом, а то и больше. Серебро с краю лежит, а дальше брюлики должны быть, золотишко в старых монетах и драгоценности из ювелирных магазинов.

На всякий случай, от греха подальше, я осторожно отступил в уголок и перекинул АКС на грудь. Одно дело найти оружие или что‑то нужное, но не особо ценное, а совсем другое — реальный клад. Ящиков в бывшем складе много, и даже если предположить, что здесь добра хотя бы на сто тысяч наших кубанских золотых «конфов», то такая каша может завариться, что никто отсюда живым не выйдет. Это уж как майор решит, всё от него зависит, а какие мысли сейчас в его голове гуляют, можно только догадываться. О‑го, гляжу, остальные тоже сообразили, что к чему, начали друг на друга коситься и оружие руками лапать.

Такое положение дел в нашей ещё пять минут назад дружной группе Ерёменко заметил сразу и разрядил обстановку так, как только умел он:

— Вы чего, совсем охренели? Ко мне! Становись! Равняйсь! Смирно!

Пришлось выйти из тени и сделать вид, что я ни при чём и совершенно не подозревал подвоха.

— В общем, так. — Майор оглядел всех нас, выстроившихся перед ним жидкой шеренгой. — Мы все в одной лодке, и надо действовать заодно, как и прежде. У кого какие соображения? Черепанов, ты первый выскажись.

Капитан внимательно посмотрел на Ерёменко и начал:

— Мы должны верить друг другу, а иначе сами себя погубим и богатство такое не убережём. Все согласны? — Присутствующие с его словами согласились, и он продолжил: — Государству находку сдавать нельзя, нас попросту поубивают, но и использовать его сразу, целиком, тоже возможности нет, палёво голимое, которое кончится подвалами Серого дома, что рядом с администрацией президента стоит.

Прав наш капитан, и это даже мне, человеку неискушённому, понятно. В Серый дом, где СБ Конфедерации заседает, попадать никакого интереса нет, мало кто из него живым выбирался. Если даже хотя бы часть находки сдать, то в любом случае допросят всех и не посмотрят на то, что мы гвардейцы, безопасникам никаких препятствий на территории всего нашего государства нет. В подобной ситуации и на комбрига надежды нет никакой, сдаст с потрохами, тем более что у него с нашим комбатом в отношениях не всё гладко и ровно. И даже если из найденного ничего себе не оставлять, то всё одно — допрос, и дознаются, что о кладе мы информацию имели давно. Опять плохо, как ни посмотри, а ничего хорошего нам не светит. Оружие найденное нам бы простили, дело обычное, и стволы остались бы в бригаде, а золото, серебро и драгоценные камни — тема для всех правителей и их спецслужб отдельная. Остаётся надеяться только на то, что все присутствующие — два офицера и четыре сержанта — понимают это так же ясно, как и я, и будут держать язык за зубами.

— Значит, так, — тем временем продолжил капитан, — предлагаю все найденные сокровища передать в распоряжение нашего командира, — кивок в сторону Ерёменко, — а он эти средства пустит на благо нашего батальона. Думаю, никто из нас в накладе не останется. Кто со мной согласен?

Как и ожидалось, никто не возражал, все дружно кивнули, а довольный таким нашим решением майор приказал начать ревизию клада. Понеслось… Замки отлетали в сторону один за другим, и в каждом ящике лежала подробная опись того, что в нём хранилось. Золотые монеты, серебряная проволока, цепочки, серёжки из магазинов, всё с бирками и ценниками, россыпь мелких прозрачных гранёных камушков, видимо, бриллианты, около сотни килограммовых золотых слитков, и от‑такого богатства и его разнообразия глаза разбегались.

Проработали мы несколько часов подряд, и, гадом буду, уже тошнить начало от всего мной увиденного богатства, пресытился как‑то, да и не понимал я в тот момент, что же со всем этим можно сделать и чего с помощью золота можно достичь. Вот сотня монет — это да, всё ясно и понятно, есть куда реально потратить, а миллион — уже что‑то далёкое, опасное и нереальное. В одной из древних книг я как‑то прочитал, что деньги — это власть, и, наверное, автор был по‑своему прав. Однако, когда тебе ещё и восемнадцати нет, а вокруг — развалины мира, золото далеко не самое ценное в жизни.

Что‑то по‑настоящему для себя интересное я обнаружил уже в самом конце, в двух деревянных ящиках. Удар по полусгнившим доскам, они рассыпаются, а под ними обнаружились несколько обтянутых прозрачной плёнкой небольших продолговатых чемоданчиков. На каждом красовалась надпись на иностранном языке, кажется, английском, RNB Eagle. Разорвав плёнку, открыл чемоданчик и увидел чёрный экран. Если я что‑то и понимал, то это самый настоящий ноутбук, фотографии которого я видел в журналах, которые в детстве читал. Сколько лет прошло, а как новенькие, хотя что с ними могло случиться, если хранились нормально, влаги не было, а гнить в них попросту нечему — пластик, стекло, керамика и металл. Умели в древности вещи делать, сказать нечего.