Михаил Тырин - Новогодний Дозор. Лучшая фантастика 2014 (сборник) Страница 26

После завтрака, получасовой паузы и предварительного построения весь выпускной курс в полном составе (за исключением загремевших в госпиталь и заваливших экзамены) собрали в огромном актовом зале. На сцене, справа, боком к зрителям, расположилась выпускная комиссия и прочий президиум; в левую часть вызывали распределяемых, по пятьдесят душ за раз. Распределяемые в новеньких лейтенантских мундирах строились напротив президиума, выпячивали грудь и таращили глаза на начальство. Офицер-распорядитель после непременного «Равняйсь! Смирно! Равнение на середину!», поворачивался к президиуму, делал два четких шага и с ладонью у козырька докладывал начальнику выпускной комиссии, что такая-то полусотня выпускников для распределения построена. После чего из-за кулис на сцену по очереди выныривали покупатели, вставали по центру и зачитывали список мобилизуемых. Названные выходили из строя, получали мобпредписания, шевроны с эмблемой полка и строились в сторонке, после чего уводились покупателем опять же за кулисы. Уводились пока понарошку, в порядке действа: предстоял еще общий выпускной бал, но в актовый зал «купленные» лейтенанты уже не возвращались, отправлялись прямо в столовую, к накрытым праздничным столам, где первым делом обмывали шевроны, в этот день – совершенно легально.

В каждой полусотне, как правило, оставалось несколько «некупленных» лейтенантов; они продолжали стоять на сцене и пристраивались к очередной поднявшейся из зала полусотне. Некоторые выпускники проводили на сцене до шести смен, но чаще покупались во время второго-третьего прохода, если не в первом.

Распределение по традиции начинали снизу, с наименее успешных выпускников, поэтому Виталию довольно долго пришлось маяться в зале. Задние ряды постепенно пустели, но каждый из зрителей прекрасно сознавал: чем дольше его не вызывают на сцену, тем лучше, поэтому все инстинктивно помалкивали и даже шевелиться избегали, словно надеялись, что так их подольше не заметят.

Нервная это была процедура, изрядно нервная. Молчаливое напряжение в зале медленно нарастало по мере приближения к списку.

Легкий шепоток пробежал по первым рядам зала, только когда на сцену наконец вышел покупатель во флотской форме. Теперь процедура пошла веселее – не в шурупы же покупают! «Купленные» в этот проход лейтенанты лучились от счастья и мысленно благодарили судьбу с удачей за то, что распределяются во флот.

К исходу второго часа зал практически опустел. Но настало время подняться на сцену и первой полусотне. К этому времени покупатель Рублевского полка уже удалился, зато оставались представители Троицкого, Успенского и Преображенского. Гвардейцы из Семеновского и Измайловского к «покупкам» пока вообще не приступали.

Некупленных курсантов осталось пятьдесят два человека – первая полусотня и двое из второй, в том числе и Мишка Романов. Сейчас он был бледный, как простыня.

Лидеров курса приветствовали с бо́льшей помпой, нежели основную массу выпускников? – сначала речь толкнул Тревис-средний, а затем не удержался от напутственного слова и ректор, адмирал Айзек Тревис. Слова его гулко отдавались в опустевшем зале.

И наконец приступили к торговле: первым к строю выпускников вышел преображенец и быстро вызвал девятерых. Строй несколько поредел, перед комиссией осталось сорок три лейтенанта.

В Троицкий «купили» двенадцать человек. В Успенский – десять.

«Очко, – подумал Виталий, пребывающий в легкой эйфории. – Двадцать один курса… пардон, лейтенант – в гвардию. И я среди них. Елки-палки, как же я мечтал об этом, а вот сбылось – и не верится…»

По правде говоря, последние пару дней Виталий не особенно нервничал. Не зря же фон Платен заставил его написать рапорт на имя Тревиса-старшего. В принципе, Виталий осознал, что пристроен, и пристроен очень неплохо. Поэтому он нервничал заметно меньше того же Мишки Романова, все еще стоящего на сцене, невзирая на итоговое шестьдесят седьмое место. Ему тоже улыбнулось счастье – распределялся в гвардию, правда, пока непонятно, в какой полк, Семеновский или Измайловский.

Насчет себя Виталий практически не сомневался – раз железобетонно спокоен фон Платен – а тот был даже спокойнее, чем обычно, – значит, дело реально в шляпе.

Романов с Шарафутдиновым отобрались в Измайловский. И Адмирал тоже, и Оскар Нете вместе с ними. Всего десять человек. Когда они ушли со своим покупателем и из-за кулис в центр сцены вышел семеновец, Виталий старался выглядеть таким же бесстрастным, как его будущий командир – фон Платен. Услышав свою фамилию, Виталий просто вышел из строя, четко принял мобпредписание и шеврон и молча пристроился к уже «купленным» коллегам.

К однополчанам. Какое вкусное слово – однополчане!

Не удержался и украдкой взглянул на шеврон.

К несказанному удивлению Виталия вместо семеновской эмблемы на нем нашлась только короткая надпись мелким шрифтом. Собственно, это и не был шеврон, это была похожая по форме карточка из твердого пластика кремового цвета.

Надпись гласила: «Ничего не предпринимать, ожидать распоряжений».

«Что за ерунда? – подумал Виталий с возрастающей тревогой. – Что-то не так с моим рапортом?»

Додумать он не успел. «Некупленных» лейтенантов не осталось.

– Семеновцы! – скомандовал покупатель. – За кулисы шагом марш!

– Шебалдин, а ты задержись! – донеслось из-за стола.

Говорил Тревис-средний, начальник курса.

Виталий с тоской проводил взглядом последнюю десятку лейтенантов, покидающих зал. Последним шел фон Платен. Перед тем как исчезнуть за плотной занавесью, делящей сцену на две части, он на миг задержался, взглянул прямо на Виталия и недоуменно пожал плечами. Однако особенно встревоженным Рихард тоже не выглядел, и это Виталия немного успокоило.

Комиссия и президиум начали покидать сцену, но, в отличие от выпускников, они не уходили за кулисы, а спускались в зрительный зал. Виталий одиноко торчал посреди опустевшей и потому казавшейся особенно просторной сцены – надо понимать, ждал распоряжений. Все в точности, как написано в карточке, которую ему всучили вместо шеврона.

Командование переговаривалось о чем-то своем, начальственном, но всего лишь через минуту о существовании Виталия все же вспомнили.

– Шебалдин! – обратился к нему начальник курса.

– Я, господин контр-адмирал! – совершенно автоматически отозвался Виталий.

– Ступай ко мне в кабинет, жетон сдашь секретарю, он в курсе. Сиди там и жди, я скоро буду. Давай, аллюр три креста!

– Есть!

Недоумевающий Виталий тоже спустился в зал, не стал протискиваться мимо скопившихся в проходе перед сценой господ офицеров и адмиралов – проскочил сквозь ряды и выскользнул в вестибюль.