Елена Грушко - Картина ожидания (Сборник) Страница 26

Но думать было некогда, кровь уже стучала в висках. Толкнулось воспоминание: когда он проснулся после своего странного сна, подушка рядом с его головой была примятой и влажной, словно кто-то лежал на подушке, тяжело и беззвучно плача… оплакивая? Кого? Что?

Белозеров в отчаянии вновь попытался оттолкнуться от камня, но… от этого движения сместились вдруг слои воды, скала резко пошла на глубину, словно куцая площадка гигантского лифта, только и ожидавшая сигнала для стремительного спуска.

Стены подводного каньона рванулись ввысь - и Белозеров с каким-то потусторонним удивлением вспомнил эти стены запечатленными на пленке. Да они и впрямь мраморные, беломраморные! Из некоторых расщелин свешивались плети водорослей, но в основном мрамор сиял великолепной чистотой.

Ему случалось видеть подводные каньоны, хотя и не такие красивые, но там однообразные каменные стены были обжиты и оболочником, и губками, и актиниями. Здесь же чистота, почти трагическая пустота - и красота. Наверное, так же прекрасна могла быть канувшая под воду Атлантида. Ради этой-то красоты, этой-то догадки он и спустился под воду. Ее-то и хотел увидеть. И вот - увидел.

Холода Белозеров уже не ощущал. Нет, изредка пробегал по телу озноб, словно бы он стоял на ветру. Это ощущение ветра создавалось стремительным движением вниз скалы, на которой он стоял, встречным движением воздуха.

Что? Нет, нет! Воздух! Ветер!..

Белозеров вдруг понял, что дышит, - машинально, ртом, потому что нос был закрыт маской. Дышит! И по стенам мраморного каньона на глазах расползались сухие пятна.

Белозеров сдернул мгновенно запотевшую маску. Нет, совсем нет кругом воды! Черным густым облаком клубится она меж стен, поодаль, в вышине, удерживаемая непонятной силой, а вдали, словно чистое небо в разрывах туч, изредка промелькивает живое, животворное струение океанских вод, чьей-то могущественной волей отделенной от Белозерова.

Как это? Такого не может быть!

Что означает эта чернота? До чего же страшна она и ужасна, будто канул Белозеров в некий водоворот мрачного Ахеронта, будто вот-вот появится перед ним на гребне ладья перевозчика…

Точно иглой пронзило вдруг голову. Это уже было с ним! Эта самая мысль, это ощущение ужаса и невнятицы случившегося, это оцепенение. Где же, где это было - столь же остро и страшно?

Да. В лодчонке посреди подземного водоема. Перед тем как мрачные своды разомкнулись и явили ему созерцание ждущей вызволения Порфиролы. И словно бы вновь услышал он перезвон невидимых колокольцев, и стая загадок в одно мгновение налетела, оглушив и ослепив его…

Как он выбрался тогда из подземной пещеры? Как вернулся на корабль? Почему никто, даже вахтенный, не заметил его отсутствия? Каким образом он спас Порфиролу, если не мог припомнить ни одного своего действия? И за что тогда награда - страсть, любовь?

Кто смешал, кто скрутил время его жизни, кто закуклил эти воды морские, кто играет с ним и его душой?!

И, словно в ответ, мрак изверг из недр свежих темную, неизрекаемо темную фигуру, и когда она приблизилась, Белозеров разглядел страшное и прекрасное лицо ("И змея красива, да только зла!" - мелькнула мысль), могучее тело, величавые движения и огненный взор.

– Ты посягнул на добычу великого бога тех стран баснословных, кои для смертных лишь после смерти доступны. И вот я настигнул тебя - с мертвящей волной Ахеронта явился и вновь возвратил туда, где ты начинал когда-то свое дерзодейство. И теперь выбор сделать тебе предстоит: иль отступиться и снова ко счастью вернуться, или навек здесь остаться, в воды Ахеронта канув бесследно. Сделай свой выбор!

"Значит, сегодня ночью и впрямь навещал меня Онейр, вещий сон!" - подумал Белозеров и невольно застонал, сжав кулаки: одним мановением незнакомец (да, пусть уж лучше он останется незнакомцем, иначе, противу рассудка, придется признать в нем бога смерти Аида, а этого не может, не может быть!) - разверз мраморную стену, и на голубовато-зеленом камне, напоминавшем оцепеневшую волну, Белозеров вновь увидел Порфиролу.

Но теперь не сонм придворных красавиц-раковин окружал ее, а черные крылатые существа кружили неусыпным, стерегущим хороводом.

И сухо, сухо до скрипа на зубах было все вокруг! Какая-то пещера смерти, темница смерти… И, чудилось, сияние Порфиролы уже меркнет, угасает.

Вдруг вспомнилось давным-давно читанное у Геродота: в горах Египта, неизмеримо выше уровня моря, находили мертвые, высохшие раковины, О том же рассказывал и Помоний Мела: в областях Нумидии, довольно далеко от берега, в бесплодных равнинах, отыскивали раковины! И еще - из старой Китайской энциклопедии: "Восточная Татария отправляясь от берегов Восточного моря к Шелю, не встретишь в этой стране ни ручейка, ни пруда… Несмотря на то, там находят в песке, весьма далеко от моря, раковины. У Монголов, живущих в этой стране, существует с незапамятных времен предание, гласящее, что волны потопа залили это место, а потом оно покрылось песком. Потому-то эти степи и называются Песчаным морем".

Да, всего лишь доказательством легенд и сказаний о великих потопах были для Белозерова прежде эти истории или предположениями, что море могло достигать высоты гор или что горы могли быть на уровне с морем. Сейчас же внезапно осенило: не следы ли это преследований, которыми Аид окружил Порфиролу и ее дочерей?! А камни живут до сих пор, чтобы свидетельствовать…

На миг вспыхнуло прежнее розовое сияние раковины, словно подтверждая: да, это так, все так! И раздался голос незнакомца чудилось, эти звуки исторгнуты клубящейся тьмой:

– О смертный, ты из мира другого явился. Время струит свои воды и берега размывает меж миром недолго живущих - и нами, богами. Мы когда-то людей, вас, на свет породили, а ныне мы - порождение прихоти вашей… Вместо того, чтоб низвергнуть тебя одним мановеньем, я принужден в беседу пускаться с тобою… Хронос и Рея! Кто о таком мог бы прежде помыслить?! Видишь моих верных слуг? Смертный - не я! - их к новой жизни воззвал, чтобы смог я настичь Порфиролу. Смертный иной в те века, что для вас уже пеплом покрыты, мне ее продал за жемчуг. Без вас я, властитель Аида, бессилен. Но как меркнет ваш разум с течением лет и веков, как сердца ваши серы!.. Как мало средь вас тех, кто верит иль верить согласен!.. Быть может, кто-то иной не смог бы меня здесь увидеть - не видел бы и Порфиролу, живым-невредимым к себе на ладью бы вернулся. А я, я, могучий владыка, скрежетал бы зубами, лишь тенью бесплотной для него пребывая, как сейчас пребываю для сонмов живущих. Век богов канул в Лету!

Ничего себе, подумал Белозеров, да ведь Аид жалуется! Жалуется на людей. Люди забыли о богах - и боги померкли, утратили свою силу, словно бы перестали существовать, отгородились от людей стеной величавой обиды, могучей оскорбленности, бессмертного презрения. И только одиночки способны пробить в этой стене брешь. Во благо или во зло?