Уильямс Пауэрс - Солнце на продажу (сборник рассказов) Страница 26

— Много утекло дней, — произнес Старейшина.

— Много, — согласился О'Брайен.

Он вгляделся в своего друга. Тело высокого худого Старейшины на вид казалось все таким же крепким и сильным, но волосы его побелели и отливали серебром. Поначалу прожитые годы лишь наметили на его лице морщины, потом время постепенно углубило их и притушило блеск глаз. Как и О'Брайен, он был стар. Он тоже умирал.

Они удобно устроились в гамаках, так чтобы каждый видел лицо другого. Молодая девушка принесла им сосуды из выдолбленных плодов, и они, потягивая напиток, отдыхали в молчании, пока сгустилась тьма.

— Лангри ведь больше не путешествует, — сказал Старейшина.

— Лангри пускается в путь, когда он чем-то озабочен.

— Так поговорим о том, что тебя заботит.

— Потом. После пиршества. Или завтра… Лучше бы завтра.

— Ладно, пусть завтра.

Девушка вернулась с трубками и тлеющим угольком, и они молча закурили; искры, разлетаясь, пронизывали мрак, а неровное дыхание ночного бриза обдавало их свежим ароматом моря, к которому примешивались аппетитные запахи праздничных блюд. Они докурили трубки и, выйдя из рощицы, торжественно заняли приготовленные для них почетные места.

Ранним утром они вдвоем отправились на берег и уселись рядышком на небольшом бугре, у подножия которого плескалось море. Они утонули в массе душистых цветов, кивавших чашечками в такт легким порывам ветра. Под первыми лучами солнца искрились волны. Пестрые паруса рыбачьих лодок казались прильнувшими к горизонту лепестками. Слева от них, разметавшись по склону холма, дремала деревня, и к небу тянулись лишь три тонких дымка. Мальчики шумно возились и играли в волнах прибоя, и только некоторые из них робко приблизились к бугру и, задрав головы, во все глаза смотрели на Старейшину и Лангри.

— Я стар, — произнес О'Брайен.

— Ты старше всех, — согласился Старейшина.

О'Брайен слабо улыбнулся. Для местных жителей слово «старый» означало «мудрый». Старейшина сделал ему величайший комплимент, а он не почувствовал в душе ничего, кроме пустоты и невероятной усталости.

— Я стар, — повторил он, — и я скоро умру.

Старейшина быстро повернулся к нему.

— Никто не живет вечно, — сказал О'Брайен.

— Верно. Но тот, кто боится смерти, умирает от страха.

— Я боюсь не за себя.

— Значит, Лангри заботится не о себе. Однако ты сказал мне, что чем-то озабочен.

— Это твоя забота. Забота всего твоего народа, который стал и моим.

Старейшина медленно кивнул.

— Мы всегда прислушиваемся к словам Лангри.

— Ты ведь помнишь, — сказал О'Брайен, — что я прибыл сюда издалека и остался у вас потому, что корабль, который доставил меня сюда, больше не мог летать. Я попал в ваши края случайно — сбился с пути, а мой корабль тяжело заболел.

— Помню.

— Сюда прилетят и другие. Потом еще и еще — много, много других. Среди них будут и хорошие люди и плохие, но каждый человек, будь он хорош или плох, привезет с собой диковинное оружие.

— И это помню, — промолвил Старейшина. — Я видел, как ты убивал птиц.

— Диковинное оружие, — повторил О'Брайен. — Наш народ против него беззащитен. Люди с неба завладеют этой землей, возьмут себе все, что захотят. Они отберут у нас побережье и даже море — мать всего живого. Они оттеснят наших соплеменников к холмам, а там, в непривычных условиях, им придется очень туго. Чужеземцы привезут сюда неведомые болезни, и в деревнях будут, не затухая, пылать погребальные костры. Чужаки будут плавать в нашем море, ловить в нем рыбу. Повсюду здесь выстроят хижины выше самых высоких деревьев, а пришельцы, которые заполонят берега, будут толще тех рыб, что водятся на мелководье у мыса. И нашему народу придет конец.

— Ты уверен, что этого не избежать?

О'Брайен кивнул.

— Это произойдет не сегодня и не завтра, но произойдет неминуемо.

— Тяжкая забота, — недрогнувшим голосом произнес Старейшина.

О'Брайен снова кивнул. О этот благодатный, первозданно чистый край, этот благородный, прекрасный телом и духом народ… Как же беспомощен человек, когда близок его смертный час!

Какое-то время оба молчали — два старика под сияющим солнцем, к которым уже подступала вечная тьма. О'Брайен протянул руку, сорвал со стеблей несколько цветков и растер между ладонями их хрупкие белые лепестки.

Старейшина повернул к О'Брайену опечаленное лицо.

— Лангри не может предотвратить это несчастье?

— Лангри сможет предотвратить его, — ответил О'Брайен, — если люди с неба появятся здесь сегодня или завтра. Если же они задержатся, Лангри ничем не сумеет помочь, потому что Лангри скоро умрет.

— Теперь я понял. Лангри должен указать нам правильный путь.

— Этот путь необычен для вас и труден.

— Мы сделаем все, что ты найдешь нужным.

— Путь этот очень труден, — повторил О'Брайен. — Наш народ может не осилить его, да вдруг еще Лангри ошибется и направит людей по неверной дороге.

— Чего требует Лангри?

О'Брайен встал.

— Пришли ко мне молодых мужчин, но не всех сразу — пусть одновременно приходит столько, сколько пальцев на четырех руках. Я выберу из них тех, кто мне подойдет.

— Первые будут у тебя уже сегодня.

О'Брайен пожал руку Старейшине и поспешно удалился. Шесть прапраправнуков ждали его на берегу. Они подняли паруса, потому что теперь, когда они плыли обратно, ветер дул им в спину. Пока лодка скользила по воде к выходу из бухты, О'Брайен смотрел назад в сторону быстро удалявшегося берега. Там на бугре, подняв руки, неподвижно стоял Старейшина.

О'Брайен не знал официального названия этой планеты, не знал даже, есть ли оно у нее вообще. Он был всего-навсего скромным механиком, но механиком отличным, а в космосе он болтался с двенадцати лет. В конце концов ему осточертело быть у всех на побегушках, и он присмотрел для себя старый, видавший виды патрульный корабль правительственного космофлота, запасся продовольствием и дал диспетчеру пятьсот кредиток за то, чтобы тот отвернулся, когда он будет взлетать.

О'Брайен не имел права пилотировать космический корабль, как, впрочем, никакой другой, но он достаточно долго наблюдал за работой профессиональных пилотов и поэтому был уверен, что знаком с основными принципами управления. На самом же деле любой смышленый школьник, вероятно, лучше его разбирался в правилах астронавигации, и единственным источником, из которого он мог почерпнуть полезные для себе сведения, было устаревшее "Руководство для астронавтов-любителей". Девяносто процентов времени он блуждал, сам не зная где, а остальные десять — представлял свое местонахождение весьма смутно, но это его мало тревожило.